«Если бы ты знал, как мне было страшно», – думала я про себя. Холодный снег и резкие крики, и это черное звездное небо, и вопль матери, и тело Темки, упавшего на дорогу, и эти глаза, смотревшие из-под прорези маски… Это был ужас, сковавший мой позвоночник, я не могла ни говорить, ни пошевелиться… Я не могла вернуться в город… Может быть, я делаю глупость, что возвращаюсь, но это мой сознательный выбор. Я вернулась, чтобы поставить точку в этой истории, я не хочу больше бежать неизвестно от кого. Я вернулась, и я останусь здесь до конца. До самого конца, каким бы он ни был!

– Я пойду… – Я встала, резко отодвинув стул.

– Постой! Я все-таки хочу с тобой поговорить. Но, может, позже. Мне нужна от тебя некоторая информация. Давай встретимся на днях и обговорим все.

– Хорошо.

Я задела рукой край стола, и раскрытая сумка соскользнула с плеча. Содержимое ее вывалилось на стол Василенко, и я поморщилась.

– Извините…

– Ничего страшного. – Внезапно Василенко выхватил двумя пальцами брелок с вензелем и уставился на него.

– Откуда у тебя эта вещь?

– Случайно нашла.

– Соколовская! – взревел полковник, и глаза у него стали внезапно красными, как будто налились кровью. – Ты мне не заливай! Я тебя саму в кутузку щас отправлю!

– Я… его нашла… около моего дома… сегодня…

– Около дома?

– Да, а что в этом… брелоке особенного?

– Особенного? Это служебная информация, Соколовская. Но тебе, так уж и быть, скажу, чтобы ты поняла, овца эдакая, всю важность и серьезность этой информации – такой брелок мы нашли возле тела одной убитой девушки. Убитой, заметь, недавно. Соображаешь?

– Это брелок того самого маньяка, который объявился в городе?

– Откуда ты знаешь? – ответил вопросом на вопрос Василенко и при этом сморщился так, будто у него болели зубы.

– Одна знакомая рассказала.

– Типун на язык твоей знакомой, ты, я смотрю, быстро в курс дела вошла. Не успела объявиться, воскреснуть из небытия – как уже все городские сплетни назубок знаешь… Шустра девица!

– А что вы знаете об этом маньяке?

– Сначала: что ты знаешь об этом? – указал он на брелок.

– Я его нашла около дома.

– Иди! – махнул рукой Василенко. – Освежишь память, и тогда добро пожаловать. Хоть нам с тобой все равно встретиться придется в ближайшее время. Телефончик мне свой оставь. Домашний, как я понимаю, без изменения. Ты где живешь?

– В квартире родителей.

– Понятно… диктуй мобильный.

Я продиктовала и вышла на улицу, чувствуя, как у меня дрожат руки.

Все как-то закручивалось совсем не так, как я думала…

И еще Вышнегорское кладбище… Надо съездить туда. В ближайшее время. Обязательно…

– Простите меня! – сказала я вслух. – Пожалуйста, простите за все!

Вышнегорское кладбище было самым старым в нашем городе и самым «заслуженным». Я съездила на кладбище и положила на могилы родных цветы. «Простите меня, – прошептала я, – пожалуйста, простите». Потом резко развернулась и ушла, ни разу не оглянувшись.

Не заезжая домой, я позвонила Иванникову, и мы с ним договорились встретиться в кафе «Лукоморье». Я приехала раньше его и, сев за столик, заказала кофе. Наконец я увидела Володьку. Он шел с большим букетом роз и широко улыбался.

– Ксюша!

Я встала, Володя схватил меня за руки и расцеловал в обе щеки.

– Ты? – И он шутливо ущипнул меня за руку.

– Я! Я!

– Ну и замечательно. – Он сел, с шумом отодвинув стул. – Где ты, краса моя, хоронилась? Не подумала о своем старом друге? – Он резко подался вперед. – Куда это годится?! Хоть бы звякнула или весточку подала: мол, так и так, все в порядке, но по известным причинам не могу пока приехать.

– Так сложились обстоятельства.

– Так захотела ты, – оборвал он меня, прищурившись и окидывая мужским оценивающим взглядом. Мне от этого было ни жарко ни холодно. Ну, пялится мужик, и пусть пялится! Наверное, я здорово разочаровала отца тем, что не вышла за Володю Иванникова. Отец так хотел видеть его зятем, а меня женой. «С Володькой ты будешь как за каменной стеной, – говорил отец. – Крепкий, надежный парень. Его отца я знаю сто лет. И вообще – семья из нашего теста. Понимаешь, в браке это очень важно. Ты слишком молода, чтобы знать это. Но так и есть. Поверь мне, старику». – «Ты не старик, – возражала я. – Ты у меня самый умный и красивый». – «Спасибо, конечно, за это… – улыбался он, – но насчет Володи ты все-таки подумай. Крепко».

Володя не был физическим уродом или человеком с какими-либо бросающимися в глаза недостатками. Но вместе с тем, когда мы с ним поцеловались пару раз, я ничего не испытала и осталась этим страшно разочарована. Ни отвращения, ни влечения. С таким же успехом я могла целоваться с фонарным столбом. «У тебя просто на него не стоит», – однажды цинично усмехнулась Муська, когда я рассказала ей о своем давнем ухажере. «Наверное», – взмахнула я рукой, прогоняя сигаретный дым. «Так что не парься, твой Володя – не твой тип мужчины. У тебя с ним физиологическая несовместимость». – «Скорее всего, ты права», – сказала я, погружаясь в очередную книжку – лав-стори. Там все было по-настоящему – любовь-морковь и розы-слезы.

А Вреда громко чихнула в знак подтверждения моих слов.

Теперь «не мой тип» мужика сидел напротив и внимательно разглядывал меня.

– Может, теперь посвятишь меня в некоторые аспекты твоей биографии? Куда ты драпанула, да еще так надолго? Полтора года где-то отсиживалась…

Я рассказала ему то же, что и всем, и он повертел головой.

– Ну позвонить хоть могла?! – чуть не заорал он.

– Тише, – одернула я его. – На нас смотрят.

– А… плевать. Ты лучше скажи – мы что, не были друзьями? Друзьями? – переспросил он, глядя мне в глаза.

– Друзьями – были, – подтвердила я.

– Вот-вот. Хотя, если честно, я надеялся на большее… – усмехнулся он. – Но, видимо, зря!

– Володь! Зачем все портить и начинать сначала? – поморщилась я. – Кажется, мы обо всем уже договорились. И давным-давно.

– Не обо всем, – многозначительно сказал он. – Есть такой афоризм: «Времена меняются, а с ними и люди». Ты могла изменить свои взгляды.

– Этого не случилось.

– Жаль!

Я не стала спорить.

Мы заказали по салату и бокалу вина.

– Ты живешь у себя?

– У родителей!

– Вот как! И не страшно?

– А чего бояться-то?

– Пока тебя не было, у нас маньяк объявился. Жутко охочий до молодых девушек. Третье убийство произошло недавно – улик никаких и версий тоже.

– Это официальная точка зрения?

– Какая разница, официальная или моя. У меня свои источники есть. Понимаешь? – понизил он голос. – А ты живешь одна в таких хоромах. Где логика-то?

– И что ты предлагаешь? – Я отпила вино и поморщилась. На мой вкус, оно было слишком кислым.

– Поживи у меня. – И он накрыл своей рукой мою. – Ты будешь под защитой – никаких проблем. Мне тоже будет спокойней.

– Все взялись за мою защиту, – рассмеялась я. – Одновременно.

– Кто еще? – нахмурился Володька.

– Богданов!

– Этому простительно. Ксань! Я правду говорю – чего ты будешь там киснуть. Опасно ведь. Стал бы я просто так пургу гнать. У меня кое-какие данные имеются насчет этого психа. Во всяком случае, свою жену я бы без присмотра точно не оставил.

– Я не твоя жена! – И тут же пожалела о вырвавшихся словах. Лицо Иванникова перекосилось.

– Не моя. Но моя подруга, и я в некотором роде несу за тебя ответственность…

Я решила сменить тему.

– Ты лучше расскажи, что у вас творится в городе. У меня есть информация, что полный беспредел.

– А твои источники информации – спившаяся Шашкова, подруга Сосницкого? Вот и все твои источники. Я не прав?

– Ну хорошо… Шашкова. И что? Она не права?

– Доля правды в ее словах есть. Но я бы на месте Сосницкого рот ее зашил суровыми нитками. Негоже языком болтать налево и направо. Все-таки это государственные дела, а не старых бабок на завалинке.

– Вов! С каких это пор ты стал патриотом государственных дел?

– С тех пор, как вошел в комиссию по модернизации города. У нас большие планы…

– Перекачивания денег, – закончила я.

– Нет, с тобой решительно невозможно разговаривать. Доела? Тогда пошли?

– Куда?

– На кудыкину гору! На свежий воздух. Тебя устраивает?

Иванников расплатился, и мы вышли на улицу – уже вечерело, и небо приобрело мрачно-синий оттенок.

– И куда теперь?

– Погуляем в парке – ты не против? Я тебя, может быть, на свидание приглашаю. Сто лет мы с тобой нигде не гуляли.

– Свидание у нас уже было в ресторане.

– Разве это свидание? Так, посиделки обычные. – И он решительно взял меня за локоть.

А мне хотелось вырваться и убежать… Мы пошли краем парка. В нем было уже довольно безлюдно. Парк был старый: разросшиеся деревья с толстыми стволами, кусты. Фонари горели неярко; в парке было почти темно, и я вздрогнула.

Мое движение не укрылось от Володи.

– Ты чего? – Этот жест он истолковал по-своему. – Замерзла? – и притянул меня к себе. Внутри его рук было тесно и неуютно. Я засопела и вырвалась.

– Колючка! – И он потрепал меня по голове. – Слушай! – Он внезапно остановился и встал на одно колено. – Выходи за меня замуж, а? Ну чего ты сторонишься, ей-богу! И отец твой хотел этого.

Только этого ко всем моим проблемам мне не хватало. Это был запрещенный прием – удар ниже пояса. Где-то в глубине души я подозревала, что рано или поздно все кончится именно так. Ну не сможет он долго держаться! Но я никак не думала, что это произойдет при первой же нашей встрече.

– Ксань! Умоляю! Ну чего тянуть. Я чуть концы не отдал, когда ты исчезла. Я думал, что вообще… умерла…

– Что-то ты не похож на убитого горем человека, – не удержалась я. – Округлился, залоснился.

– Что ты об этом знаешь? Ксань! Ни-че-го. – И он прижал мои руки к своей груди…

– Не надо!

– Подумай!

– Когда надумаю – скажу. И не нужно меня провожать.

Дома я ревела целый час, запершись в ванной, я была одна, и никто помешать мне или постучать в дверь не мог. Я плакала, потому что в эту минуту поняла, что никогда не полюблю Володьку. А он, вероятно, лучшее, что меня могло ждать в жизни. Он был положительным героем во всех отношениях. А мне уже было все-таки двадцать пять лет. Сейчас замуж торопятся с восемнадцати выскочить. И не так важно собственное желание, как мнение окружающих, которые считают, что замужняя женщина – это прежде всего женщина востребованная. А замужество – тот же рынок и котировки на бирже. Нужный ты продукт или нет.

За все эти полтора года я была как будто выпотрошена изнутри. И у меня было всего два секс-эпизода за все это время… краткие и незначительные. Первый вообще даже не стоил и упоминания. Просто я слишком много выпила, и парень, который пригласил меня за столик, казался мне симпатичным и милым. И мне хотелось, чтобы меня приласкали и утешили. Мы пошли ко мне домой; предварительно я позвонила Муське и поставила ее в известность о своем приходе с кавалером. Та понимающе хмыкнула, и к нашему приходу дом был пуст, не считая кошки. Секс был бурным, торопливым, как бы впопыхах. Словно у нас было ограниченное время и нам нужно уложиться, как по секундомеру. После секса парень смотрел в сторону и молчал; потом попросил у меня сигареты и выпивку. Я видела, что ему неловко и хочется уйти. Я не стала его задерживать. На прощание он кивнул и скатился с крыльца, растворившись в плотном темном вечере.

Следующий эпизод был совсем другим. Это случилось в ноябре… Осень всегда была моим самым любимым временем года. Не сентябрьская осень – ясная и звонко светлая, вся как разноцветная матрешка, и не октябрьская – с постоянными дождями и мрачным небом. Я любила тяжелую ноябрьскую осень. Когда воздух был гулко-холодным, вечера таинственными, бездонными. И ветер – по-разбойничьи залихватский – «нас не догонишь»… Я любила в ноябре ходить без перчаток – мне нравилось, когда руки замерзали, – я совала их в карманы, но холод проникал и туда. Зато когда приходила домой, то живительное тепло медленно обволакивало меня изнутри и разливалось по телу. И в этот миг я ощущала себя живой…

Этого парня я приметила сразу – он сидел в углу и молча курил. Перед ним стояли рюмка водки и мясной салат. У него были грубые узловатые руки и тяжелый взгляд, прошивающий насквозь. И когда этот взгляд прошил меня, я остановилась, как в столбняке, и, спихнув работу на Жору, ушла покурить. Он вышел за мной и тоже стал курить. Мы молчали и почти не разговаривали. Только односложные слова-ответы. Ты здесь работаешь? Да. Осень в этом году ранняя. Да… Мое «да» было как камешки в пропасть. Потом мы, не сговариваясь, прильнули друг к другу и отошли за здание. Я потянула его в тесную кладовку, где нас никто не мог найти. И там, в тесноте, при неплотно закрытой двери, откуда врывался остро-холодный воздух, он торопливо стягивал с меня колготки… Моя разгоряченная кожа соприкасалась с холодным ноябрьским воздухом. Пахло прелыми листьями и сырой землей: недавно прошел дождик…

И когда все закончилось, мы стояли, прильнув друг к другу, наши сердца гулко стучали, и оба мы знали: больше мы никогда не встретимся и этот эпизод – чистая случайность, но из тех случайностей, которые будут помниться долго, если не всю жизнь.

И это была вся моя «личная жизнь» за полтора года!

…С Володькой у меня было бы совсем по-другому. Да, меня не тянет к нему, но мне с ним будет спокойно… твердила я себе и кусала губы. Но я прекрасно понимала, что этот довод – хлипкий и неубедительный. И что недавняя встреча в кафе словно перечеркнула всю мою жизнь. Я могла обманывать себя как угодно, но передо мной все время вставали светло-зеленые глаза… и я слышала тягучий, ленивый с хрипотцой голос. От одного этого воспоминания у меня пересыхало во рту и начинала кружиться голова. И у него брелок! Что это значит?! Найду ли я его в нашем городе – или это бесполезное занятие и приехала я сюда зря?.. Впечатлений было много – еще больше вопросов. Вопросы, на которые мне предстояло найти ответы. И в ближайшее время! Зачем Богданов заходил ко мне? А сам об этом ничего не сказал! Почему рядом с убитой маньяком девушкой нашли такой брелок… Кто кладет цветы на могилу родителей?.. Были еще старые колко-неудобные вопросы: почему я осталась жива, и наконец, самый главный – кто все это сделал? Зачем? Василенко мог бы немного приоткрыть завесу тайны: ему отец звонил незадолго до гибели, но он не расколется. Профессиональная тайна, с раздражением подумала я. Мент хреновый! Считает, что мне нельзя ничего говорить! В такие моменты я была безумно зла, зла на саму себя, за то, что бессильна перед обстоятельствами и не могу развернуть их в свою сторону.

Я вспомнила Муську и решила позвонить ей. Все-таки мне ее здорово не хватало! Я уже привыкла к ней и считала ее кем-то вроде сестры. Теперь она – там, а я – здесь…

Я набрала Муськин номер. Трубку она взяла сразу.

– Ксюха? Ты?

– Кто же еще!

– Как ты там?

– Ничего. А ты?

Голос Муськи был невеселым.

– Ничего. Тружусь. Скучаю по тебе.

– Взаимно. Как, Вазген нашел новую официантку?

– Была у нас одна – продержалась два дня, и уволили ее. Руки не из того места у нее растут. Да еще с Вазгеном умудрилась поцапаться. Слушай, Ксань! Тут тобой какой-то хмырь интересовался, разыскивал.

– Что ему было надо?

– Не знаю.

– Ну спасибо, Мусь, что сказала.

– Да не за что! Ты когда к нам приедешь – навестить?

– Пока не знаю, – честно сказала я. – Дел навалом. Как сделаю – так приеду. Я и сама хотела бы вернуться к вам. Но пока никак. Всей душой рвусь… – и это была почти правда. Я действительно соскучилась по Муське.

– Ладно! Пойду спать. Голова как чугунная. Спасибо, что позвонила.

– Спокойной ночи!

– Тебе тоже спокойной ночи! Будь осторожна! Прошу тебя! Я, конечно, не знаю всех твоих дел, но чует мое сердце… опасные они очень. Аккуратно, Ксань! Обещаешь?

– Обещаю, ты тоже себя береги! – Я повесила трубку, потом медленно побрела на кухню и поставила кипятить чайник.

Я обхватила голову руками. Это было странное наваждение – по-другому ничего объяснить я бы и не смогла. Туман, гипноз – назвать можно было как угодно – и все попадало в точку… И такое случилось со мной впервые в жизни. Сладкий обморок, в который я была готова упасть в любое время… И этот парень – убийца, расстрелявший мою семью? Просто с ума можно сойти от таких поворотов судьбы!..

Может быть, и правда – выйти за Иванникова и стать примерной женой! Выполнить, так сказать, последнюю волю отца. Я вздохнула и, пригладив руками волосы, пошла спать.