Глава 7

Реальность

«Кто бы мог подумать, что езда на лошади столь утомительна», – мрачно думал я, сидя в сумке, притороченной к седлу Карлуши. – «Если б раньше знал, так ни по чём бы не стал упрашивать деда взять меня с собой в Ольховку к этому нотариусу. Пусть бы без меня сделку заключали».

Проглотив подкатившийся к горлу горький комок, я попробовал улечься поудобнее. Не тут-то было. Сумка, а вернее армейский вещмешок деда явно не был приспособлен для комфортной перевозки благородных домашних животных. Как я ни крутился, лапы всё равно оказывались выше головы, в бок больно упиралась лука седла, застарелый запах табака терзал мой нежный нос. Я держался из последних сил, чтобы не заорать и не вцепиться в бок коняги. Разумом я понимал, что Карлуша ну ни в чём не виноват, но вот инстинкты мои восставали против столь пренебрежительного отношения к моей персоне.

Наконец, не выдержав, я высунул наружу морду. Каково же было моё удивление, когда вместо оживлённых улиц моим глазам явился утопающий в сугробах зимний лес. Причём как раз та часть его, что была мной вдоль и поперек излазана и избегана.

– Это что, такая шутка? – обратился я, почти рыдая, к Егору Гавриловичу. – Мы что, целый час по кругу ездим?

Дед покрепче взял поводья и ответил мне с ленцой:

– А с чего ты взял?

– Как с чего? – я принялся карабкаться наружу из мешка. – Едем, едем, а никак на место не приедем!

– Эк, ты, братец, совсем избаловался, – засмеялся дед, – Всё бы тебе прыг-скок легкоступом³⁰ летать.

Он протянул ко мне ручищу в тёплой рукавице, вынул за загривок из мешка и усадил перед собой в седло.

– Сиди смирно, а не то обратно запихну.

Я притих и крепче уцепился за седло когтями. На свежем воздухе мне вроде полегчало, но сидеть было и так ужасно неудобно. Я стал прикидывать, как долго мы ещё будем в дороге, и сколько времени на тряской лошади приличный кот сможет просидеть смирно. Выходило, что такое уравнение корней общих не имеет. Необходимо было срочно поменять что-то в условиях задачи.

– А нельзя ли нам быстрее ехать? Или медленнее? Не знаю уж, что лучше будет, но чтоб только не так сильно трясло? – обернулся я к деду с вопросом. Тот лишь усмехнулся в усы и попридержал коня.

– Так Вас устроит, Ваше сиятельство? – поинтересовался он. – Ты, Василь, сразу бы сказал, что в путешествии намерен получить все тридцать три возможных удовольствия. Тогда б я заложил карету сообразно твоим требованиям.

Я смолчал. Решил, что для дискуссии моя позиция довольно слабая и неустойчивая. Зато дед, видать решил поговорить.

– Ну, вот что, кот учёный, – продолжал витиевато издеваться он, – поведай мне, рабу своему жалкому, зачем тебе понадобилось в град-столицу меня сопроводить? Что-то я не разобрал в твоём рассказе про избушку, или у тебя ещё какие-то дела в Ольховке есть?

– Нет у меня никаких дел там, – буркнул я, нахохлившись.

– А тогда, зачем ты со мной едешь? На нотариуса глянуть захотел или владельцем сруба этого интересуешься?

– Не знаю, может и нотариусом, только чую я, что надо мне с тобой поехать. Вот как хочешь, так и понимай это, Егор Гаврилович.

– Да про чутьё своё ты говорил уже. А что-нибудь ещё сказать не хочешь?

Я разозлился.

– Не хочу. Вот хоть в мешок сажай, хоть вовсе наземь ссаживай, а говорить тут больше не о чем. Я тебе всё про тот сруб, как есть всё, сразу выложил. Ты меня не слушаешь и всё равно купить хочешь. Та вот я на эту куплю продажу своими глазами посмотреть хочу.

– Отговорить пытаешься?

– Не отговорить, а предостеречь. Не избу берём, кота в мешке. Не знаю я, кто в ней живёт. Не считывается в Изнанке эта аура. Есть там жилец и не один, а вот хороший он или злой, кто его знает. Мне представиться не вышел. На вопрос ни на один не ответил. Что я тебе ещё сказать могу. Нехорошая избушка, мутная.

– Ладно, Вась, поглядим. Может оно и не страшно вовсе это твоё Лихо одноглазое. – Сплюнул дед Егор для очистки совести через плечо, тронул поводья и опять пустил Карлушу вскачь. Начались мои мученья снова. Да только сжалился он надо мной через минут пять. Расстегнул ворот тулупчика и засунул за пазуху, только голова осталась торчать. Я аж замурлыкал от тепла и уюта. Потоптался чуть, пристраиваясь мордой вперёд, и запел. Дед подхватил затянутый мной мотив и лес вокруг словно замер, уснул. Ещё бы не уснуть, когда ему Хранитель и Лесник колыбельную в два голоса поют.

При въезде в Ольховку хозяин снова спрятал меня в мешок, чтобы расспросов лишних избежать, как он изволил выразиться. Я спорить сильно не стал. Решил на деле сфокусироваться. Как к сельсовету мы подъехали, так дедушка мешок со мной за спину забросил и, спешившись, Карлушу к изгороди повёл.

– Ну, всё, Хранитель, прибыли, – сказал он, привязывая поводья к широкой верхней жерди штакетника. – Машина его уже здесь. Значит и сам владелец на месте. Хочешь я с водителем пойду перекурю?

– Курить – здоровью вредить, – пробурчал я. – у меня тут и без того дышать нечем.

– Всяк по-своему с нечистым духом борется, хмыкнул Егор Гаврилович и двинулся в сторону входа. На порожке отряхнул снег с сапог и вошёл в приёмную. Ирочка, секретарь главы сельского поселения, приветствовала нас по своему обыкновению радушно и радостно.

– Егор Гаврилович, день добрый, а Вас уже там ждут. Вам чайку заварить или кофе?

– Мне чайку.

– А мне кофе. И сливок отдельно можно побольше, – промурлыкал я, за что тут же получил от деда тычок локтем под рёбра. Ну что за несправедливость такая. Я Ирочку, тоже хорошо знаю. Уверен, она была бы рада со мной кофе попить.

Дедушка пристроил меня в уголок у двери, снял тулуп, повесил его на предложенные секретаршей плечики и чинно зашагал по коридору в кабинет нотариуса. Я приготовился последовать за ним. Улучив момент, когда Ирочка отвернётся, я мгновенно выскочил из вещмешка и прошмыгнул следом за дедом в кабинет. Прятаться там было особо негде, потому я просто сел под стол нотариуса. Три пары ног окружали меня и довольно красноречиво говорили о своих владельцах. Дедовы сапоги в каких-то комментариях не нуждались. Башмаки и брюки в центре явно принадлежали сельскому нотариусу. Это был немолодой человек, явно обременённый семейными проблемами и, возможно, пьющий. В доме у него жили две кошки и какой-то мелкий пёсик. Никаких Навьих жильцов в его квартире не имелось, так что всё своё внимание я сфокусировал на третьей паре ног.

Такие ноги в нашем захолустье встречались нечасто. Да, что там, я такие ноги до сих пор только по телевизору видел. Обтекаемой формы мыски чёрных ботинок пахли воском, кожей и десятком тысяч баксов. Последнее, конечно фигурально, но как иначе могла пахнуть обувь от Берлучи³¹. Захотелось потереться мордой об этот шедевр дизайнерской мысли, но я сдержал свой внутренний порыв и пригляделся к хозяину чудесных ботиков с Изнанки. Я умел так пристально всмотреться, что, не засыпая, видел, то, что окружало мой объект внимания в Изнанке. Навники всегда за собой оставляют след. Я его своим нутром кошачьим чую. Распознать могу не всегда, но вот учуять – это запросто. Над ботинками явно трудился домовой. Причём не наш, а европейский Кобальд, так что сразу стало ясно, от чего так завораживает взгляд глубокий чёрный цвет модельной обуви. Вот значит, в чём секрет огромной популярности бренда. Ну да это меня не касается, какие там, у Кобальдов дела с сапожниками. Носки и брюки тоже были дорогими, и очень новыми, как будто куплены нарочно перед встречей с нами. Даже магазинный дух ещё не выветрился. Странно. Мне казалось, что богатые люди носят только после прачечной одежду. Из-за явной новизны костюма, выяснить о жизни человека, что сидел в этом костюме, что-нибудь особенное не было возможности, и я вернулся в Явь. Прислушался к неспешным разговорам за столом. Приветствиями стороны уже обменялись и теперь обсуждали детали сделки. Собственно говоря, детали излагал нотариус, а остальные слушали

– Данный объект, именуемый в дальнейшем дом, снят с регистрационного и кадастрового учета и передаётся в собственность ООО «Старая мельница», как объект старины для экспозиции в историко-этнографическом центре «Русское подворье». Продавец гарантирует, что на дату заключения Договора дом принадлежит Продавцу на праве собственности, в споре и под арестом не состоит, не является предметом залога, не обременен правами третьих лиц. – Нотариус закашлялся, выпил воды и продолжил чтение.

«Не обременён правами третьих лиц, значит. По законам Яви может всё и так, а вот в Нави всё может и не быть так просто», – шевельнул усами я. – «Как же защититься нам от этих третьих лиц?»

– Риски, связанные со случайной гибелью или повреждением дома, до момента их передачи Покупателю по Передаточному акту несёт Продавец. Со дня передачи дома Покупателю по Передаточному акту риски, связанные со случайной гибелью или повреждением дома, несёт Покупатель, если только не будет доказано, что гибель или повреждение дома произошли по вине Продавца.

«А ведь это вариант! Если домик лишь на Навьей силе держится, то его до заключения Передаточного акта освятить потребно. Очень даже символично будет. Пиар вокруг этого построим. Прессу опять же позовём», – я потрогал лапой голенище сапога деда Егора. Он спустил ко мне ладонь. Я тут же замурчал, запел ему свою идею. Дескать, в контракт отдельный пункт об освящении нужно включить. Службу за наш счёт проводим, а потом уж только демонтаж начинаем.

Егор Гаврилович дослушал до конца нотариуса. Когда тот уже на подпись документ подал, попросил мою поправочку внести. Продавец весь подобрался, разозлился сильно. Я такие вещи хорошо чую. От людей, когда они так злятся, словно искры летят электрические. Даже воздух вокруг потрескивает. Нотариус, конечно, стал втолковывать деду, что такие детали можно и не вписывать в бумаги, но Егор Гаврилович упёрся. Он ведь тоже не слепой, видит, как владелец сруба нервничать стал.

Атмосферу разрядила Ирочка. Она пришла с подносом, на который выложила и печенье, и конфетки, чай для дедушки и кофе для других участников переговоров. Тут я решил, что моя миссия окончена и вынырнул из-под стола.

– Ой, котик! – восхитилась она мной, – Откуда ты здесь взялся, милый?

– Это мой, – ответил дед, обмакивая в чашку ус, – Из сумки видно вылез шельмец. К ветеринару везу.

– Кастрировать? – спросил тип в кожаных Берлучи, и я воззрился на него с негодованием. Теперь его мне было видно целиком, и я решил, что дедушка был прав, не доверяя ему в этой сделке. Ну не может такой холёный городской хлыщ, в таких ужасно дорогих и модных шмотках пытаться втюхать за бесценок старый дом какому-то провинциальному музею. Да денег, что он выручит сегодня и на пуговицу от его рубашки не хватит.

– Бедняжка! Бедный котик, – Ирочка взяла меня на ручки, – Егор Гаврилович, не ожидала я от Вас. А можно я ему немножко сливок дам. Ну, чтоб он всё-таки не так расстраивался.

Дед пожал плечами.

– Дайте, Ирочка, я правда думаю, что это ему мало чем поможет. И Вы поосторожней с этим типом. Он у нас спец по разбиванию сердец.

– Стих получился, – подал голос нотариус, – у Вас стих получился спец – сердец. Рифма.

– Может, мы к предмету договора от кота вернёмся, – предложил нетерпеливо тип в Берлучи. – У меня сегодня ещё дел по горло.

Ирочка закрыла дверь и, ласково поглаживая, отнесла меня в приёмную. Там она налила мне сливок и принялась раскладывать по папкам разные бумажки на столе. Я быстро расправился с приятным угощением и начал мыть усы. Из кабинета вышел встрёпанный нотариус. Должно быть, к соглашению они всё же пришли, поскольку он потребовал, чтоб Ирочка открыла документ и внесла в него ещё два пункта. Два? Как же два, когда один был?

Я тихонько вспрыгнул на рабочий стол и стал заглядывать, что там, в компьютере, у Ирочки творится.

– Нет, киска, нет. Тебе сюда нельзя, – девушка с улыбкой опустила меня на пол. Через минуту принтер загудел и выплюнул наружу несколько листков. Нотариус скрепил их степлером и снова скрылся у себя за дверью.