Глава 1

Изнанка

Волны с легким шорохом подкрадывались к самым её ногам. Они мягко и настойчиво звали поиграть, завлекали какими-то своими чудесами и секретами, раз за разом раскладывая на песке новый пасьянс из ракушек и камешков. Но она словно не видела и не слышала ничего. Обхватив руками колени, берегиня¹ сидела, пристально вглядываясь в заросший иглицей и можжевельником склон. Майя ждала. Ожидание длилось уже без малого сорок дней. До последней зари оставалось всего два часа. Дальнейшие попытки призвать Хранительницу кладов земных грозили бы и берегине, да и самому бережку неизбежным наказанием. А совет этой умудренной жизнью старухи ой как сильно сейчас был Майе нужен.

Девушка вздохнула и поправила соскользнувший с плеча тёплый плащ – гиматион по-здешнему. В доме тётушки Мелюзины почему-то принято было называть многие вещи по-гречески. Отчего так случилось Майя не особо интересовалась. Просто приняла как должное, что круглая корзинка для хлеба называется канун, черпак для воды – киаф, табуретка – дифрос, а венок – стефанос. Да и какая ей собственно разница, что и как называть. Пролетят дни учёбы, и вернётся она домой, и опять станет корзинка просто корзинкой, ну лукошком может быть и туеском. Что, собственно, тоже для водяницы большого значения не имело. А имело значение лишь одно: страстно, всей душой, всем своим существом берегиня хотела быть дома в Чёрной Поляне, среди заснеженных берегов закованной в ледяной панцирь Чернушки.

Вот только всякий раз, когда подходило время сдачи выпускного экзамена, Мелюзина сообщала о внезапном изменении условий задачи. Водяные девы вносили поправки в свои расчёты, перетряхивали бисер заклинаний в многоярусных связках слов и, как правило, не успевали в отведённое время. Кара-дагская змея насмешливо изумлялась и, гордо вскинув голову, уползала в свое логово, так и не дослушав до конца своих подопечных. Водяницы злились, шипели ей вслед и начинали заново выстраивать сложное витиеватое морское колдовство. С каждым разом оно складывалось у Майи всё быстрее и быстрее, руки уже словно сами собой летали выводя узоры пентаграмм, многоярусная пирамида заклинаний до болезненной точности запечатлелась в сознании и математические исчисления по ней проносились в голове словно сделанные кем-то другим, а не хозяйкой этой самой головы. Но и в следующий лунный цикл Майя вновь оказывалась в числе тех девиц, чей отъезд домой откладывался до другого раза.

– Для чего вообще дедушке вздумалось обучать нас этой морской премудрости! – негодовала она. – У нас в лесу и воды-то солёной днём с огнём не сыскать, а туда же – специалисты, видите ли, нужны широкого профиля! В ногу со временем надо идти. Мы же просвещённое государство! Тьфу ты, Господи!

Влада и Ника, ещё две жертвы просвещения, застрявшие на полгода в подводных Кара-дагских пещерах, сочувственно кивали и пытались успокоить подружку.

– Вот увидишь, Майечка, в другой раз у нас всё получится. Мы закончим вовремя и поедем домой.

– Не переживай так, всё у нас в Чернушке в порядке… И на берегу тоже…

Но вещун-сердце говорило Майе, что не всё в порядке. Что негоже девице, пусть и красавице, своего суженного так надолго одного оставлять. Мало ли охотниц до чужого найдётся… Вот и надумала она у пра-прабабки своего любимого совета спросить. Благо совсем рядом гора Кошка имелась – место силы прародительницы всех Хранителей порядка в мире Яви и Нави². Сколько не пытались Влада с Никой её отговорить, всё равно Майя по-своему сделала.

– Нет у меня больше сил терпеть это пещерное заточение. Не хотите помогать и не надо. Я сама все сделаю. Через месяц дома буду.

Сговорилась с местными моревнами³ и составила портальный перенос прямо к морде громады каменной. С той поры каждую ночь отправлялась она к берегу моря, заклинала и молила Земляную Кошку явиться. Но не отзывался дух земли, и надежды берегини таяли словно дым.

– Дым… А ведь правда словно дымом потянуло. Добрый знак. – Берегиня распрямила спину и подвинулась чуть ближе к валуну, у подножия которого разложила подношения на плоском камне и запела предрассветную песню.

Мелодия протяжно и тоскливо выписывала в морозном воздухе узоры заклятья. Дыхание срывалось с бледных русалочьих губ, превращалось в снежинки и оседало на серый суконный плащ, на тонкие кисти рук, сжатые в кулачки под грудью, на косу и тонкий завиток, выбившийся из косы над ухом, на песок, и на стылые камни, что никак не собирались становиться кошкой.

Берегиня приходила сюда уже сорок раз и сорок раз обращалась она с призывом, но гора молчала. Не хотела появляться покровительница горняков у берега моря.

Берегиня распечатала последний пузырёк с маслом оливы и плеснула на щербатый камень в центре пентаграммы. Уколола палец на левой руке и начертала по расплывшейся лужице водяной знак.

– Явись, Матушка всех духов земных, Владычица недр и хранительница жил рудных. Призываю тебя со всем смирением и покаянием, – шептала она, наблюдая как камень словно губка впитывает в себя масло. Вот уже и следа не осталось от тёмной лужицы.

В наступившей тишине над раздвоенной вершиной горы появилось холодное мерцание. Оно разгоралось медленно и неуклонно, пока не поднялось высокими чуть колышущимися языками пламени метра на три над грядой. Берегиня вскочила на ноги. С трепетом и восторгом она вглядывалась в оживающие скалы.

– Мряу, – раздалось откуда-то справа. Майя вздрогнула и оглянулась. Метрах в трёх от неё сидела рыжая пушистая кошка. Она придирчиво разглядывала девушку синими, пронзительными глазами, такими яркими, что казалось будто, они светятся сами собой.

Мряу, – повторила кошка и обвила лапки хвостом. – Что ты мне принесла, водяница? Рыбки или молока морских коров?

Майя легкой тенью скользнула к камню, где был устроен ритуальный алтарь и подхватила с треноги пинакион с кусочками запечённой камбалы и кефали. В углублении блюда маслянисто поблескивала в свете раннего зимнего утра лужица пряного соуса. Кошка принюхалась, спрыгнула на песок и басовито урча направилась к склонившейся в поклоне берегине. Майя опустилась на колени, отточенным круговым движением укрепила пинакион на песке и достала из-за пояса другое блюдце и бутылочку зелёного стекла.

Кошка неспеша принюхалась и искоса взглянула на девушку.

– Ну и что же ты от меня хочешь? – промурлыкала она.

– Помоги мне, Государыня Кошка, – начала чуть слышно берегиня, – Я уже полгода как в ученье к морским фейри⁴ отдана. Дедушка Водяной говорил, что за пару месяцев мы всю науку их освоим и домой вернёмся. Но Мадам Мелюзина не желает принимать наш экзамен. Всякий раз придумывает или новые условия задачи, или время на работу сокращает. Не отпустит она нас домой так просто, а меня в Чернушке парень ждёт.

Майя осеклась и замолчала. Непослушными, замёрзшими руками она принялась распутывать обвязку на залитом сургучом горлышке бутылки. Туго скрученная нить поддавалась с трудом. Но водяница даже обрадовалась этому, склонилась к ней пониже, чтобы Кошка не увидела пылающих словно маков цвет девичьих щёк. Наконец по воздуху разлился аромат лесного зелья. Так пахнет летом у ручья багульником и мятой, земляникой, иван-чаем и ещё чем-то не весть чем, но таким родным… Берегинька закусила губы, чтоб не разреветься от тоски по дому и, наполнив блюдце, пододвинула его кошке.

– Угощайся, Государыня Кошка. Это я с собою привезла. Ты попробуй. Вкусно, очень. – берегиня снова замолчала.

Не спешила говорить и Кошка. Только кончик хвостика подёргивался недовольно, да подрагивали ушки нет-нет.

«Не поможет, – обмерла совсем берегиня, – не подскажет, как мне из беды моей выпутаться». И горячие слёзы полились из её глаз.

– Полно сырость разводить, – проворчала Кошка, – Набралась смелости ко мне за советом прийти, имей смелость и услышать его.

Берегиня смахнула слёзы рукавом, подобралась вся. А кошка, словно и не видя её усердия приступила к трапезе. И нисколько не смущал Хозяйку кладов земных подкрадывающийся рассвет, и не отвлекали её разыгравшиеся на море волны. Знай себе уписывала рыбку за рыбкой и пока не вылизала пинакион дочиста не успокоилась. Сыто потянувшись, подошла к поставленному поодаль блюдцу с зельем. Обмакнула усы, зажмурилась и запела, замурлыкала. Потом словно с сожалением большим взглянула на девушку и вдохнув сказала.

– Вкусны подношения твои и приятны, но сказать, по правде, я тебе в делах твоих не помощница. Если всё как ты сказала, так и есть, то быть тебе в учении ровно столько, сколько Мелюзина решит. Раньше ты освободиться не сумеешь. Даже если убежишь, то найдут и назад доставят. Ну, а если дело не в учёбе, а в сердечных делах, то тут и вовсе я не специалист. Это ведь по вашей, водяной, части зелья всякие приворотные. Или ты чего-то мне ещё не рассказала?

– Только то, что мой любимый Вам пра-правнуком приходится, не из духов он, а из Хранителей. От того должно быть дедушка и решил нас разлучить. Вот я и подумала, что может есть какой-то способ… Может знаешь ты как можно из водяниц в домовые перекинуться…

Кошка закатила глаза.

– Сказок ты наслушалась, девонька. Это тебе к господину Андерсену нужно, а не ко мне. Да и отчего решила ты, что, если станешь домовой шишиморой⁵, твой дружок тебя по-прежнему любить будет?

– Я не знаю, что там будет, а чего не будет, но вдали от него жить я не смогу, да и не хочу. Помоги мне, Государыня Кошка.

Кошка наклонилась над блюдцем и лизнула зелье.

– Ладно, помогу. Только стоить это будет тебе недёшево, – наконец сказала она. – Ты сейчас домой ступай. Рассвело уже. Хватятся тебя скоро, в другой раз не выпустят, стеречь будут. Попытайся ещё раз экзамен Мелюзины сдать, ну а коли не сумеешь, то сожги над свечкой листок ладанника, что в расщелине у лап моих растёт. Я пойму и выполню твоё желание. Через месяц как сожжёшь, будешь в доме жить, котову шерсть ворошить. Только помни, что назад дороги нет. Потеряешь ты и красу свою девичью, и походку легкую. Будешь к дому тому привязана, а чуть уйдёшь за порог вовсе сил лишишься. Думай, девица, крепко думай. Стоит ли оно того или нет.

Синие кошачьи глазки ещё мерцали на фоне склона, а самой кошки, как и не было вовсе. И когда пропасть успела… Вроде только что тут была мятую настойку лакала… Берегиня собрала посуду, свечи. Замела песком рисунок на камне. И пошла к расщелине, на которую ей Земляная Кошка указала. Там и впрямь разросся куст вечнозелёного ладанника. Майя отломила веточку с тремя листочками и сунула на дно корзинки. До очередного экзамена у Мелюзины было ещё семнадцать дней.

«Кто его знает, может и правда ещё сдам сама и домой уеду, – усмехнулась Майя и пошла назад к прибою. Ветер крепчал. Море вздыбилось, ощетинилось недобро чередой лохматых, пенных волн. Словно бы, и впрямь разгневались морские духи и грозили неразумной берегиньке наказанием.