– Да, – прохрипела я. – Я поняла…

– Хорошо. Только говорите осторожней. Нас могут услышать. Я ваш друг, и меня попросили спасти вас.

– Кто?

– Ваши друзья.

Я понятия не имела, кто мои друзья. Ведь я даже не знала, кто я.

– У вас есть друзья, и они хотят спасти вас. Меня попросили помочь, иначе вас убьют, – настойчиво продолжала сиделка. – Сегодня вас постараются вывезти отсюда, – сказала она, вновь поправляя мне плед. – Будьте к этому готовы.

Я кивнула.

– Вот и хорошо, – улыбнулась она и громко спросила: – Вам не дует?

К нам приближался мужчина. Он был в светлом плаще и темных брюках. Светловолосый, сероглазый. Наверное, при других обстоятельствах я бы назвала его симпатичным.

– Нина! Кажется, нашей пациентке холодно, лучше отвезти ее в дом.

– Она мне об этом ничего не сказала.

– Но она же не умеет говорить.

Меня взяла досада и обида.

– Умею… – выдавила я.

– Мо-ло-дец! – по слогам сказал мужчина. Он говорил по-русски, а потом перешел на немецкий: – Сейчас вы меня понимаете?

Отпираться было глупо, и я кивнула.

– Замечательно. Вы делаете успехи. Это очень хорошо. А вам стоит вернуться в дом, на улице прохладно.

– Хорошо, сейчас я ее отвезу, – ответила сиделка.

Мужчина стоял и смотрел на меня сверху вниз. Ощущение было не из приятных. Словно я маленькая девочка, а он с любопытством меня разглядывал.

– Вы идете на поправку.

Я насупилась. Разговаривать мне не хотелось.

– Обиделись? Я желаю вам добра. – Он улыбнулся.

«Так они все говорят, – устало подумала я. – Все здесь говорят, что желают мне добра. Между тем несколько минут назад сиделка сказала, что меня хотят вывезти отсюда, чтобы спасти от смерти. Кто прав?»

Я слабо улыбнулась.

– Какая у вас замечательная улыбка, – воскликнул мужчина. – Улыбнитесь еще разочек.

В ответ я плотно сжала губы.

Мужчина рассмеялся.

– А вы озорница. Как и следовало ожидать.

Я насторожилась.

Что значит «следовало ожидать»? Что он имеет в виду? Он знал меня раньше? Или это просто слова?

– Не сердитесь, – сказал он. – И не обращайте внимания на мои слова.

Легко сказать – «не обращайте». И почему он стоит и смотрит на меня? Неожиданно я забеспокоилась – как я выгляжу? В памяти всплыло зеркало. Да, зеркало! Надо посмотреться в зеркало. Но что я там увижу? Внезапно я так испугалась, что меня стала бить дрожь. Мужчина посмотрел на меня с беспокойством.

– Вы озябли? Лучше поскорее вернуться в дом. Нина, – кивнул он сиделке.

– Спа-си-бо, су-дарь, – отчеканила я.

Сиделка покатила мою коляску к дому. Мужчина шел рядом. Катила она меня быстро, и я слышала его тяжелые шаги справа. Перед порогом он сказал сиделке:

– Давайте теперь я.

Он катил коляску легко, как будто бы я ничего не весила. Перед комнатой остановился, склонился и поцеловал мне руку.

– Приятно было познакомиться, мадемуазель.

В ответ я слабо улыбнулась.

Когда мы с сиделкой остались в комнате одни, она шепнула мне:

– Вы помните, что я вам сказала? Вы все поняли?

– Да.

– Ваши друзья дадут нам о себе знать.

Мне хотелось попросить у нее зеркальце, но почему-то я постеснялась это сделать. Она ушла, закрыв за собой дверь. А я, оставшись одна, задумалась: ее настойчивость меня пугала. Кому я вообще могу доверять в этом доме? Кто эти люди? Зачем я здесь? Как я сюда попала? А самое главное – кто я?

Я заснула, но спала беспокойно. Проснулась от шума за дверью. Приглушенные крики, звуки борьбы, потом раздались щелчки. Все это привело меня в сильнейшее волнение. Я попыталась встать, но не смогла… Раздался женский крик. Вновь грянули выстрелы. Я закричала и все-таки встала с постели. Сделала несколько шагов и упала на пол. Поднялась и с трудом, держась за стены, добралась до двери. Я стояла, тяжело дыша, когда дверь внезапно распахнулась и на пороге возник тот самый светловолосый мужчина.

– Вы в порядке? – спросил он, увидев меня у двери. – Вам еще рано ходить.

– А что происходит? – Мой голос дрожал. – Кажется, я слышала… – Я прищелкнула пальцами. – Я слышала выстрелы.

– Совершенно правильно, мадемуазель, – кивнул мужчина. – Это были выстрелы. Меня радует, что вы уже ходите и говорите. Очевидно, сильный стресс способствовал тому, что резервные силы вашего организма вступили в бой с недугом. И судя по всему, побеждают его.

В его манере говорить было что-то от взрослого, который разговаривает с маленькой девочкой. И вдруг меня осенило: я же даже не знаю, сколько мне лет! Девятнадцать? Семнадцать? Двадцать пять?

Я хотела спросить его. Но поняла, что сейчас не время задавать вопросы.

– Давайте я помогу вам вернуться в постель. Все-таки вы не настолько окрепли, чтобы самостоятельно путешествовать по комнате.

– А что там… было?

– Расскажу как-нибудь после. Сейчас все, что от вас требуется, это крепкий сон для восстановления организма.

Он помог мне лечь и подоткнул одеяло.

– А вы… – Я хотела спросить: «придете ко мне завтра?» Но слова застряли в горле. Я поняла, что если скажу их, то расплачусь.

Он как будто бы угадал или, точнее, услышал мои мысли.

– Спите, завтра я к вам приду. – И погладил меня по руке.

Его рука была теплой, а моя – холодной.

Проснувшись утром, я обнаружила около себя другую сиделку. Это была высокая сухощавая женщина лет пятидесяти, из-под белой шапочки выбивались густые жесткие волосы. Она смотрела на меня, поджав тонкие губы.

– Смотрите, смотрите, мадемуазель Берд пришла к нам! – вспомнился мне вдруг чей-то смех. – Какая она важная…

Смеялись девочки в белых платьях – мои сестры. К ним подходила женщина, чем-то похожая на птицу – высокая, худая, с острым носом.

– Вы только поглядите! – не унимались они.

– Мадемуазель Берд, – проговорила я вслух.

Сиделка посмотрела на меня с недоумением, а потом сказала длинную фразу по-немецки. Смысл фразы сводился к тому, что мне нужно себя беречь и не перенапрягаться, никакой мадемуазель Берд она не знает, а если мне нужно есть или пить – она тотчас принесет.

Кормили меня здесь протертой пищей: пресной и безвкусной. Впрочем, я все равно практически не ощущала вкуса еды. Но вдруг мне захотелось сочных ягод – больших, ярко-красных. Как же они называются? Ах да, клубника!

– Я хочу клубники.

– Но у нас нет клубники, – сказала женщина, как мне показалось, с осуждением.

Я закрыла глаза и вновь уснула. И проснулась от того, что изумительный запах щекотал мне ноздри. Открыв глаза, я увидела рядом с собой вчерашнего светловолосого мужчину. Он сидел на стуле с тарелкой в руках, на тарелке лежала клубника, именно такая, какой я ее себе и представляла – яркая, налитая, сочная.

– Мадемуазель, вы просили клубнику.

– Да, – прошептала я.

– Тогда – прошу. На здоровье.

Я приподнялась. Он поставил тарелку с клубникой на прикроватный столик, помог мне приподняться и подложил подушки под спину, теперь я могла сидеть на кровати.

– Так будет лучше.

Он снова протянул мне тарелку. Я взяла ягоду, надкусила, брызнул сок…

– Боже, какая же ты смешная! Даже клубнику ешь как медвежонок! – раздавались, звенели голоса девочек – моих сестер. Они были как феи – в светлых платьицах, веселые, красивые.

Я посмотрела на свое платье: на груди расплывалось пятно от ягоды. Мы сидели за столом в саду и ели клубнику, посередине стола был кувшин молока, сверху которого виднелась бледно-желтая пенка.

– И почему ты такая неаккуратная!

Алое пятно расплывается на груди, я пытаюсь стереть его салфеткой. Но делаю только хуже. Я ужасно смущена. Сестры качают головами, на их груди я вижу такие же алые пятна, которые расплываются, становятся все больше и больше… Их лица бледнеют, они падают на траву как подкошенные. Я бегу от них прочь и вижу, как навстречу мне идет женщина. И я понимаю, что это – моя мать. У нее озабоченное лицо, я бегу к ней, вся дрожа.

– Мама! – шепчу я. – Мама! – повторяя, зарываюсь в складки ее платья.

Она наклоняется ко мне, обнимает и шепчет:

– Что тебя напугало?

Я, не в силах вымолвить ни слова, вырываюсь, бегу дальше. Я выбегаю на берег. Море! Какое огромное! На горизонте большой корабль, который уплывает от нас… Я бегу в воду, я уже по колено в воде. Мне страшно идти назад, а впереди… ничего нет.

– Вам плохо? – Мужчина дотронулся до моей руки.

– Н-нет. Просто вспомнилось кое-что.

– У вас такой вид, будто бы увидели что-то страшное. Что вы увидели? Или вспомнили?

Он задавал вопросы небрежным тоном, но при этом не сводил с меня внимательного взгляда.

– Так, глупости. – Я не хотела ему ни о чем говорить.

На лице мужчины мелькнула не то досада, не то раздражение. Но он мягко поинтересовался:

– Как клубника?

– Вкусная… Но я ела вкусней.

– Когда? – быстро спросил он.

– Не могу вспомнить, – солгала я.

– А что вы помните?

Я покачала головой:

– Ничего. Как будто бы в голове пустая дыра…

– Жаль! Но вы обязательно поправитесь, и к вам вернутся воспоминания.

Дальше он сказал что-то по-французски. Я уловила только общий смысл.

– Вы думаете, что воспоминания будут для меня… болезненны?

Он колебался. Я это видела.

– Говорите!

– Не знаю, – неохотно произнес мужчина. – Существует даже специальная молитва против воспоминаний. Не всегда хочется вспоминать: иногда лучше забыть. Но не всегда это получается. Память – страшная вещь! Есть прекрасные строки:

 
           Только змеи сбрасывают кожи,
           Чтобы душа старела и росла.
           Мы, увы, со змеями не схожи,
           Мы меняем души, не тела.
           Память, ты рукою великанши
           Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
           Ты расскажешь мне о тех, кто раньше
           В этом теле жили до меня…^[1]
 

– Чьи это строки? – спросила я.

– Есть такой поэт Николай Гумилев. Это его стихи.

– Наверное, я его не читала.

– Почему?

Я задумалась:

– Мне кажется, у меня была строгая мама.

Мой собеседник улыбнулся.

– Да, у вас была очень строгая мама.

– Но кто? – воскликнула я. – Вы знаете мою маму? Кто я? Как меня зовут? Почему меня здесь держат?

Его лицо посуровело.

– Вы еще очень слабы. Вот когда окрепнете…

– То, что тогда? Вы меня отпустите? И что я буду делать?

– Не все сразу, мадемуазель. Не надо торопить события.

– Вы обращаетесь со мной как с ребенком… Сколько мне лет?

Он некоторое время молча смотрел на меня и наконец проговорил:

– Чуть позже вы все узнаете.

По моим щекам текли слезы. Я была непонятно где, я не знала, кем я была в прошлом и что меня ждет в настоящем. Я отложила тарелку с клубникой на столик.

– Не хочу ждать! Можно мне хотя бы зеркало?

– Хорошо. Вам принесут зеркало, только ненадолго.

– А почему я не могу смотреться в зеркало? Я что, увижу вместо своего лица Медузу Горгону?

– Вы помните, кто такая Медуза Горгона? – с интересом спросил мужчина.

Я задумалась.

– Нет, но я знаю… – Я выделила последнее слово. – Знаю, что когда-то видела ее.

Беседа меня очень утомила, я откинулась на подушки и закрыла глаза. Когда я их открыла, мужчины в комнате уже не было. Зато вошла сиделка и подала мне маленькое зеркальце.

О, с какой жадностью я схватила это зеркальце. Мне казалось, что сейчас я найду все ответы на свои вопросы. Руки мои дрожали, и я боялась выронить его.

Увиденное меня разочаровало. Припухшее лицо, глаза-щелочки… Неужели это я? Я так всегда выглядела? Сколько мне лет? Двадцать? Двадцать пять? Тридцать? Разве это я? Я не могу быть такой!

Я отдала зеркальце сиделке и отвернулась к стене.

Прошло несколько дней. Тот мужчина больше не приходил ко мне, из чего я сделала вывод, что он, наверное, уехал. Но кто он? И почему так внезапно исчез? Мне хотелось спросить о нем у сиделки, но казалось, что это не совсем прилично. А может быть, и опасно.

Но наконец он вновь появился. Я невольно обрадовалась.

– Здравствуйте!

– Добрый день, мадемуазель! Вы выглядите намного лучше, отдых идет вам на пользу.

– Я чувствую себя разбитой.

Он никак не отреагировал на мои слова.

– Я кое-что вам принес. – И положил мне на одеяло книгу.

Я посмотрела название. «Мифы и легенды Древней Греции».

– Мне кажется, у меня была такая…

– Возможно. Откройте книгу и прочтите хотя бы полстраницы. Можете ли вы читать?

Я открыла и начала читать. Буквы легко складывались в слова и предложения. Книга была на русском.

– Вы почти полностью восстановились.

Я покачала головой.

– Я по-прежнему ничего не помню.

– Ну не все сразу, – улыбнулся мужчина.

Сердце у меня упало. Что значит «не сразу»? Восстановится ли моя память вообще когда-нибудь? Или я обречена на полное беспамятство? И зачем, спрашивается, мне тогда жить? Я захлопнула книгу.

– Скажите, пожалуйста… – Мой голос упал до шепота. – А когда-нибудь вообще моя память восстановится?

Мужчина смотрел на меня, словно раздумывая, что мне сказать. Какую часть правды.

– Сейчас трудно утверждать что-либо определенное. Думаю, что скорее да, чем нет. Но преждевременных надежд я бы вселять не хотел.

Вот так: коротко и понятно!

Кажется, он не лгал. Этот мужчина внушал мне чувство неосознанной симпатии. Внезапно я подумала, что при других обстоятельствах я могла бы в него влюбиться. А вдруг я уже испытывала муки любви? Вдруг мое сердце когда-то уже было разбито? Могу ли я знать наверняка?

Мужчина внимательно смотрел на меня. Я почувствовала невольное смущение, почему-то захотелось натянуть одеяло до подбородка.

– А как… как вас зовут? – решилась спросить я.

Мужчина, казалось, не удивился этому вопросу.

– Я все ждал, когда вы спросите об этом. Можете называть меня Рихард.

В моей голове было множество вопросов, но я не смела задавать их. Мне хотелось знать: кто он. Что здесь делает и как долго будет около меня. Но еще больше меня мучили другие вопросы: кто я и что ждет меня дальше?

– Я вижу, вы несколько утомились. Я зайду к вам завтра.

– До завтра, – прошептала я и закрыла глаза.

Рихард пришел лишь через два дня. Он кивнул мне, кратко поздоровался и спросил:

– Как дела?

Сиделка обычно при его появлении вставала и уходила. Так было и на этот раз. Иногда она выходила немного раньше, это означало, что между ними была связь, и она знала, когда Рихард придет.