– Спокойно! Я просто привел показать ей!

Этард… Раздетый догола, руки и ноги в кандалах. Руки вздернуты вверх, цепь закинута на крюк, свисающий с потолка, так, что постоянно приходится стоять, но ноги держат плохо. Грудь и плечи в бордовых полосах ожогов.

За его спиной бугай в кожаном фартуке, забрызганном кровью.

Я глянула и отвернулась снова. Не могу смотреть.

– Не отворачивайся, – усмехнулся Джон. – Разве тебе нечего сказать?

У меня в ушах звенит от всего этого, я ничего не соображаю. Смотрю на Джона.

– Ему, – он кивает на моего мужа. Ухмылка становится совсем уж хищной.

Я разумная женщина, и все сделаю правильно. Ради этого Этард скакал ко мне… и вернулся. Он мог бы сбежать.

Отказаться от него, ради Кита.

Я поднимаю на Этарда глаза, губы облизываю, а то совсем пересохли. До истерики почти.

– Как ты мог! – говорю я, голос немного дрожит. – Я даже подумать не могла, что ты способен на такое!

Этард улыбается едва заметно, одобрительно. Его улыбка так дико смотрится во всем этом.

Джон смотрит на меня, чуть склонив голову, разглядывает.

– Гордан говорил тебе, что ты должна публично отречься от своего мужа, выразить свое глубочайшее презрение, отказаться от траура по нему. Ты готова?

Я смотрю на Этарда. Он тихо кивает, словно говоря: «да, ты откажешься».

– Да, – говорю я. – Готова.

Я ничем не могу ему помочь… тем более, если он действительно получил по заслугам. Значит, должна позаботиться о себе.

– И готова доказать свое презрение? – интересуется Джон, оборачивается. – Может быть, ты своей жене расскажешь, Нэт, как это вышло? Расскажи, я так хочу знать! Гордан!

Взмах рукой. Гордана я замечаю только сейчас, лорд-дознаватель стоял в углу, в полутьме, одетый в черное, я увидела его, только когда он шагнул к свету.

Сердце отчаянно колотится. Что они хотят?

А Гордан берет щипцы. Цепляет ими в жаровне стальной прут, раскаленный докрасна… У меня дыхание перехватывает. Нет, я не хочу на это смотреть!

– Пусть она сама, – вдруг говорит Джон, я даже не сразу понимаю, о чем он. – Айлин, возьми у него щипцы. Сделай это сама, покажи мне, насколько ты его ненавидишь.

Он ухмыляется. Ухмылка такая жуткая.

Да нет, ну… не может быть.

– Что? Джон, ты серьезно? Я не могу…

– Почему? – холодно говорит он. – Ты его жалеешь? Он мою дочь не жалел! Тварь!

Ярость в голосе.

Я понимаю Джона, и была бы у меня дочь, пожалуй, я думала бы так же. И дело не в том, что мне жаль… Но я не могу!

– Я не могу… – говорю тихо, горло перехватывает, говорить удается с трудом. – Я просто не могу, Джон. Что бы он ни сделал… не в нем дело… я просто не могу…

– Давай! Живо! – рявкает Джон страшно. – Бери щипцы и покажи мне. Иначе окажешься с ним рядом!

Страшно так, что кажется, меня вырвет сейчас. Жаль, что в обморок упасть не выйдет, это помогло бы потянуть время. Давно я разучилась в обморок падать.

Словно во сне подошла.

Представить, что так пытать будут меня… нет! Я не вынесу этого. Я этого точно не заслужила. Я ничего не сделала.

Но не могу.

– Бери, – говорит Гордан, сам вкладывает щипцы с раскаленным прутом мне в руки. Тяжелые… Подталкивает в спину.

Я готова разрыдаться на месте. Не могу!

– Давай! – требует Джон.

У меня руки дрожат. И колени. Я пытаюсь шагнуть к Нэту…

Смотрю на него… Что мне делать?

– Не бойся, – шепотом говорит Нэт, смотрит мне в глаза. Спокойно смотрит.

Он не боится. По крайней мере, изо всех сил старается показать, что это так.

Не могу, нет!

Всхлипываю громко. И просто роняю все… щипцы разжимаются, прут катится в сторону. Не знаю, что будет теперь, но я не могу.

– Гордан! – слышу сквозь шум в ушах. – Раздень ее!

И даже не сразу могу все это осознать.

Только пальцы Гордана касаются моего плеча.

– Эй, Боб! – говорит он. – Принеси нашатырь, а то вдруг леди станет плохо.

Усмехается.

– Нет! – я вскрикиваю. – Не надо!

Поздно. Гордан крепко держит меня. И вдруг склоняется к уху.

– Не бойся, – говорит шепотом. – Ничего не будет. Это игра.

Какая к черту игра! Если тут же я чувствую, как он с треском режет шнуровку на моем платье. Глупая мысль мелькает, что все, платье теперь испорчено, а ведь отличное было… но какое дело до платья, если то, что хотят сделать со мной, – намного страшнее. Это сложно осознать.

– За что? – я почти плачу. – Не надо!

– Не смей! – рев Нэта словно рев зверя. – Не трогай ее! Ублюдок, мать твою! Отпусти!

И звон цепи. Нэт дергается, пытается вырваться так, что кажется, цепи лопнут вот-вот или крюк в потолке не выдержит, выскочит.

– Не дергайся, – холодно говорит ему Джон. – А то будет хуже.

– Ты обещал! Какого черта! – рычит Нэт. – Не смей!

Джон криво ухмыляется.

– Ты тоже клялся мне в верности. И где же она?

– Ублюдок! Не трогай!

Нэт рвется что есть сил, тянет цепи… Что толку от этого? Даже если вырваться, то что? Драться с королем? С него станется. Но стоит только свистнуть, и сбежится охрана.

Гордан методично раздевает меня. Я судорожно пытаюсь ухватиться хоть за что-то, хоть за сорочку, но он просто режет от воротника и вниз, сорочка падает, Гордан вырывает из моих рук.

– Не надо, – прошу я. От страха хочется расплакаться… И все же надежда на Гордана не оставляет. Они только пугают меня? Пугают Нэта. – Не надо, я не виновата!

– Чего ты хочешь? – требует Нэт. – В чем еще признаться? Говори, я признаюсь, в чем угодно! Только отпусти ее!

Гордан берет веревку и связывает мне руки.

Я стою перед ними голая, меня трясет.

– Ты не все рассказал мне, – говорит Джон. – Расскажи. И я отпущу.

– Я все рассказал! – Чувствую, как голос Нэта тоже вибрирует от напряжения и ярости. – Мне нечего добавить. Я был пьян, я не помню ничего. Вечером Майрет подходила ко мне, что-то рассказывала, очень взволнованно. Но я не помню. Я был пьян и не помню, Джон! А проснулся уже в той постели.

– О чем рассказывала?

– Я не помню… – почти отчаянье. Он тянет цепи, скрежет и даже треск крошащегося камня под потолком. – Отпусти ее!

Джон качает головой, потом кивает Гордану. Тот спускает еще один крюк, поднимает мои руки, закидывает на него веревку. Поднимает так, что я теперь едва могу стоять, почти висну, веревка впивается в кожу.

– Пожалуйста… – шепотом говорю я, понимаю, что бесполезно.

Джон подходит ближе, обходит вокруг меня, разглядывая.

– А ты ничего, – говорит он. – Почти как молоденькая, даже грудь не сильно обвисла.

Тянет руку, кладет мне на грудь, сжимает… Я понимаю, что у меня по щеке течет слеза.

– Ублюдок! – Нэт дергается изо всей силы. – Не смей!

– Почему? – удивляется Джон, с ухмылкой, задумчиво окидывает меня взглядом. – Ты просто взял и трахнул мою дочь. А если я сейчас сделаю то же самое с твоей женой?

– Не смей! Я убью тебя!

– Ты угрожаешь королю, – говорит Джон. – Подумай. А то я заменю плаху на четвертование.

– Да мне плевать! Ублюдок! Я убью тебя! С того света достану!

Джон кивает Гордану, тот берет у стола увесистую дубинку, примеряется, подходит к Нэту и резко бьет под дых. Нэт сгибается пополам… как может, как позволяют цепи, пытается вздохнуть, но не выходит, воздуха нет… Но лишь только может дышать, рвется снова…

– Я убью тебя! – хрипит, весь красный от напряжения, цепи трещат…

Гордан бьет его по ногам. Сильно. Нэт разом падает, повиснув на цепях, колени подгибаются. По рукам, от содранных кандалами запястий, течет кровь.

– Тихо! – говорит Джон. – Не перестарайся, Гордан. На казнь он должен выйти на своих ногах.

У меня кружится голова…

И вот тут неожиданно стук в дверь.

– Лорд Макинтайр!

Слуга появляется на пороге.

– Простите, милорд! ваше величество… – он замирает.

– Что там? – говорит Гордан. Подвалы – это его территория.

– Вам письмо, милорд! Простите, я не знал…

– Давай!

Гордан подходит и письмо забирает. Пробегает глазами. Очень выразительно смотрит на Джона.

– Хм… – говорит он.

– Что там? – Джон тоже хочет знать. Раздраженно. Его отвлекли.

– Фергюс пишет, что приедет на днях. Пишет, что хочет поговорить с ней, – кивает на меня.

Фергюс Бейтан, герцог Уолша, дядя Джона по матери. Ему принадлежит южное побережье и контроль едва ли не над всей морской торговлей. А еще золотые шахты. Денег у него втрое больше, чем у короны. Джон предпочитает с ним не связываться, хотя в политику Фергюс не лезет никогда.

А еще… нас с Фергюсом кое-что связывает. Нет, ничего такого, конечно, он почти вдвое старше меня, притом, что и я далеко не девочка. Но кое-что было… Теперь он называет меня дочкой и милой девочкой, так и норовит усадить к себе на колени. Впрочем, не позволяет себе ничего лишнего.

Самое главное, что Фергюс не позволит издеваться надо мной.

Джон смотрит на Гордана, на меня. Тихо ругается.

Гордан ждет.

– Это ты позвал его? – рявкает Джон.

– Что вы, ваше величество! – Гордан разводит руками. – Вести быстро разносятся. А у Фергюса всегда были свои источники.

Джон ругается, потом вздыхает.

– Ладно, развяжи ее. Пусть проваливает.

Когда Гордан режет веревки, я едва не падаю к нему на руки, он поддерживает меня.

– Вот видишь? – шепотом говорит он мне на ухо. – Не стоило бояться.

– Твоих рук дело? – так же шепотом говорю я.

– Конечно. Я не позволю причинить тебе боль.

Гордан улыбается. Даже помогает мне влезть в платье, хотя оно испорчено и сползает. А меня до сих пор трясет. Гордан накидывает мне на плечи плащ.

– Все будет хорошо, не бойся.

Оглядываясь на Нэта, я вижу, что он смеется.