– Вашество, не молчите! – подпрыгнул чиж. – Нет, я серьёзно, – пролепетал он. – Вы меня пугаете!

Глядя по сторонам, Николя повернулся вокруг своей оси.

– Я сплю? – спросил он наконец.

– О… – чиж так и присел. – Вы ничего не знаете?

Николя замотал головой.

Чиж принялся ходить взад-вперёд. Он что-то чирикал себе под клюв, замер и повернулся к Николя.

– Я ваш друг. Семён. – доложила птица.

– Семён, – эхом отозвался мальчик.

– Я давний друг вашего прапра… – чиж задумался. – Прадедушки. Предлагаю называть его просто прадедушка.

– Кто ты?

– Я ведь рассказал, – не поняла птица.

– Но как…

– Ах, вы об этом, – он дотронулся кончиком крыла до козырька фуражки. – Я таким родился. Таким – говорящим – я вылупился в тот день, когда ваш дед призвал меня.

– Призвал тебя? – переспросил Николя.

– Мой милый Николя… – начал было Семён.

– Как… откуда… это вообще возможно? – перебил его мальчик.

– Между потомками Петра I и этим городом существует непрерывная связь. Никакие дворцовые перевороты и революции этого не отменят.

– А я здесь причем? Хотя, погоди… мне рассказывали о нашем предке, рожденном в дворянской семье, которая оказалась не в состоянии о нем позаботиться. Ты о нём?

Семён склонил голову набок, силясь понять, не смеётся ли над ним мальчик.

– Друг мой, вы меня очень плохо слушаете, – отчитал Семён мальчика. – Повторяю: меж потомками Петра I и воздвигнутым им городом…

– Я потомок Петра Великого? Тут какая-то ошибка. Мой предок был из дворянской семьи.

– Коля. – отрезал чиж. – Твой предок действительно был царских кровей. Я в этом уверен. Мне об этом рассказали невские воды, купол Казанского собора. Об этом знают даже внутренние дворики домов-колодцев! И лишь ты один правды не разумеешь! Ты лишь на половину дворянских, – чиж тряхнул головой. – Царских кровей, – поправил он. – В тот день в Зимнем дворце родилось дитя. Его мать – фрейлина. Отец – Император. В твоих… ваших жилах течет кровь не просто рождённого в Зимнем дворце, но и его тогдашнего хозяина.

– Императора, – просиял Николя.

– Сильно не обольщайтесь, – устало произнес Семён. – Мы ведь не знаем, кто именно был отцом вашего предка.

– Он Император.

– Император Российской империи, – поправил его чиж. – Но мы не имеем точных сведений касаемо того, кто именно из венценосной семьи дал нам это ответвление.

– Что ты имеешь в виду?

– Николя, вы хоть приблизительно понимаете, до чего разные и непохожие Их Высочества занимали трон Империи? У нас были безумцы вроде Петра III, были солдаты типа Николая I, впрочем, без хороших государей тоже не обошлось, и всё же.

– И всё же что?

– Пока вы не знаете, кем именно из Романовых был этот ваш отец семейства, лучше на этом не зацикливаться. Разочарование, мой друг. Нет ничего хуже разочарования, – вздохнул он.

– Мне кажется, мы не с того начали. Примет, меня зовут Коля. Мне пятнадцать лет и я тут живу, – Николя протянул чижу руку.

– Вы верно не заметили, что я всего лишь птица.

– Говорящая птица. Да еще и в фуражке.

– В фуражке авиационных сил Российской Империи, – отметил чиж, – Но дело вовсе не во мне.

– В ком же?

– Исключительно в Вас, Ваша Светлость.

– Объясни для начала, кто ты?

– Уже.

– Ох. Откуда ты тогда? Зачем ты здесь? И, что самое интересное, что ты здесь забыл? Да – и фуражка! К такому жизнь меня не готовила. Зачем тебе фуражка?

Семён неодобрительно окинул мальчика взглядом, поднял голову и начал:

– Вы ведь понимаете, что это за город?

– Санкт-Петербург.

– Это лишь одно из его названий. Это один из самых мистических городов мира. Кто-то его считает одним из красивейших мест на земле. На деле Санкт-Петербург – это нечто куда более серьёзное, чем иллюстрация на открытке. Он пережил революции, войны, болезни, наводнения. Несмотря на свой юный возраст, град святых Петра и Павла¹¹ успел хлебнуть горя. Виной тому люди. Приезжие и коренные его жители. Именно люди сделали этот город таким, какой он есть сейчас. Строгий, царственный, воистину имперский. Без людей это место так бы и осталось клочком заболоченной земли с парой-другой людских поселений. В лучшем случае, они вместе с болотами отошли Швеции.

– История там, где есть люди. Разве не так?

– О, конечно, это так. Именно люди сделали здесь то, что здесь есть теперь. И именно люди сделали то, кем я являюсь теперь.

– Кто сделал тебя таким… таким говорящим?

– Вашество! – как мог распушился Семён. – Я вылупился таким, каков я есть – говорящим – не по собственной воле. Таким меня сделал один из ваших предков. О нём нам с вами известно чуть больше. Учился он в Императорском училище правоведения. В 1917 он, как вам должно быть известно, потерял всё. Вплоть до титула.

– Им пришлось сменить фамилию.

– Иного пути тогда не было. За день до моего появления на свет Божий он стоял на набережной Фонтанки. На нём была пыжиковая шапка. Он своими глазами видел, как его alma mater перестала существовать. Императорское училище правоведения национализировали.

– Национализировали? Что это значит?

– Это значит, что земля и здание, в которых располагалось Императорское училище правоведения, перешло во владение большевиков. Там обосновался Петроградский агрономический институт. Ваш дед стоял на набережной Фонтанки в тот день и видел, как со здания снимают символику Имперской России и заменяют её на серпы и молоты, – чиж заглянул Николя в глаза. – Вы ведь знаете, чудес и волшебства не бывает – их совершают сами люди. Так и произошло: родившемуся и прожившему при Царе человеку было горько видеть то, что ему пришлось видеть. Из горечи потери и беспросветной тоски по Отечеству я и появился. Я тот самый чиж, которому стоит памятник на набережной Фонтанки. Я происхожу из народного фольклора о нём. Меня создали сами петербуржцы. Наш с вами общий знакомый нашел меня в пыжиковой шапке – форме своего училища буквально на следующий день после того, как его alma mater разрушили.

– Но зачем? Зачем ты здесь? Коммунизм побеждён, капитализм здравствует. Сегодня совсем другие времена.

– Мой милый друг. У вас новые партии, новые цари, вы сам сильно отличаетесь от своего деда. Мир изменился – с этим спорить сложно. И всё же с каждым новым днём, новой эпохой, новыми людьми, приходит новая беда. Поэтому я здесь.

– Но…

– В своё время я выхлопотал для вас новую фамилию. Думаю, я заслужил чуточку вашего внимания?

– Почему я? – перебил Николя птицу. – Ты сам сказал: я не мой дед. Я даже не знал его. Да и не мог знать! Почему ты думаешь, что тебе нужен именно я?

– Вы потомок по крови – это во-первых. Вы подходите по возрасту – это во-вторых.

– По возрасту подхожу? – опешил мальчик.

– Вы – совершенно новое поколение жителей этого города. Вы не видели советов, о Российской Империи знаете из школьного учебника по истории. Поэтому-то вы нам и нужны. Город изменился. Случается, даже я не могу понять языка, на котором он теперь говорит. А ему есть о чём рассказать. Особенно, когда речь заходит о его безопасности.

– Нам? Какой ещё безопасности? – переспросил мальчик.

Стук в оконное стекло.

– О, гонцы прилетели. Ох уж эти городские воробьи! Здесь пролезут, там подсмотрят, тут подслушают. И ты в курсе всех событий в Петербурге! – торжествовал чиж и запрыгнул на оконную ручку.

Снаружи на Николя с подозрением уставился воробей. Один из тех, кто летает над линиями Васильевского острова и вьёт гнезда на чердаках заброшенных особняков на Каменном острове.

Семён подпрыгнул и окно отворилось. За долю секунды он оказался снаружи, где они с незнакомым Николя воробьём поклонились друг другу и, кажется, собирались взметнуть вверх, как мальчик подбежал к окну и выпалил:

– Я еще не закончил! У меня куча вопросов!

– Ни слова более! До завтра, мой милый друг! – крикнула птица, готовясь ко взлёту.

– Почему ты носишь эту фуражку? Знает ли папа о том, кем на самом деле были его предки?

Чиж замер и обернулся к Николя:

– Когда-то в этом городе жили преимущественно чиновники и военные. Они составляли значительную по своей численности прослойку населения. Я просто отдал предпочтение офицерской службе во благо этому городу. Поэтому вы не одиноки. Завтра я расскажу вам всё, что необходимо знать, а сейчас меня ждёт Пётр Павлович – отвечал чиж и их след простыл.

Очень быстро и без того маленькие птички превратились в две тёмные точки на горизонте.

Николя от досады топнул ногой. Он закрыл окно, плюхнулся на кровать и взял телефон в руки. Даже если он и покажет это видео Грише, тот всё равно не уверует в существование говорящих чижей или гуляющих самих по себе оленей. Николя успел заснять лишь сидящего снаружи чижа. И то, с каким любопытством он его, Николя, рассматривает.

– Это даже на пару лайков не тянет, не то что на доказательство сверхъестественной природы Петербурга, – грустно подытожил Николя и спустился к обеду.

Все семь уроков Николя провёл в неустанном бдении у школьного окошка. Там мелькали люди, их собаки, даже парочка дворовых котов. И ни намёка на чижа Семёна. Мальчика уже вовсе не смущал тот факт, что его новый пернатый друг разговаривает по-человечьи. Куда больше его интересовало, что ему, ученику старших классов, человеку, который вот-вот в последний раз переступит школьный порог и войдёт в новую – взрослую – жизнь, хочет рассказать о ней птица? Николя, коренной житель хмурого, прагматично настроенного Петербурга, слабо верил в то, что знакомые ему с рождения улочки и скверы имеют за собой хоть какую-то тайну. По мнению мальчика, его родной город слишком серьёзен, чтобы хранить в своем шкафу парочку-другую скелетов.

– Никуда не годится, – пробурчал Николя.

– А чё, прикольно, – хохотнул Гриша.

Мальчики вышли из здания школы во двор. Погода стояла солнечная.

– Нет, ты заметил? – Гриша обвёл взглядом безоблачное небо.

– Заметил что?

– Погода шикарная.

– Бабье лето, – отмахнулся Николя.

– Оно давно закончилось. С Питером что-то не так. Никогда такой тёплой осени не было!

– Да ну разве?

– Мама говорит, что это не к добру. И что зима будет холодная и снежная. Даже по телику об этом говорят.

– Ты смотришь телик?

– Не я. Мама. Но там целый выпуск новостей отвели погоде питерской. Такого долгого бабьего лета не бывает в Петербурге. Что-то не так.

– Ой, да все нормально. Когда повалит снег, по телику будут говорить, что зима пришла как-то внезапно. Дороги завалит по самое не хочу, а расчищать нечем будет. И вот тогда будут рассказывать о внезапно наступившей зиме и о том, что ЖКХ к этой внезапной зиме просто не успели подготовиться. Так всегда ж и бывает. Радоваться надо такой погоде. Авось, зимой мёрзнуть не придется. Господи, да это просто погода!

Друзья попрощались и разошлись в разные стороны. Впереди их ждали выходные. Для Гриши пятничный вечер закончится бабушкиной рассадой, в то время как Николя, сам не зная зачем, доедет до набережной Мойки. Того самого места, где стоит памятник чижику-пыжику.

Мальчик запустил руку в карман пальто и выудил оттуда пару рублей. Николя проговорил про себя желание и закинул монеты в памятник. Желанию просто не суждено было исполниться. В ту же минуту, как он прицелится, на его руку приземлится птица. Её маленькие черные глазки с укором посмотрят на расползшегося в улыбке мальчика.

– Ты что удумал? – допрашивал мальчика Семён.

– Я желание загадать хотел! – восторженно отвечал Николя.

– Вы серьёзно?

– Конечно!

– Вы рискуете попасть в передовицу. Вам пора осознать простой факт – меня можете понимать только вы. Лишь в редких исключениях я в силах отменить это правило. Оглянитесь!

Николя послушался.

Толпа людей, которая, как он думал, подобно течению, и принесла его сюда, расползлась на группки и теперь смотрела на него. Глаза этих людей смеялись. Девушка в красном берете, кажется, сфотографировала его и теперь что-то активно обсуждала со своими подружками, то и дело поглядывая на Николя.

– Первое правило мистического Петербурга, – объявил Семён. – Никому не рассказывай о мистическом Петербурге. Только дураком себя выставишь, поверь мне, – заверил чиж Николя.

– Кто такой Пётр Павлович? Тоже мой родственник?

– Первое правило! – возмутился чиж.

И Николя зашагал прочь, в голове у него крутилась одна-единственная мысль «просто будь собой». Он вдруг осознал, что ему просто не суждено узнать от Семёна всей правды. Тот следовал прямо за мальчиком. И если кто-то из пешеходов еще перешёптывался из-за говорящего с самим собой мальчика, то на летящую за ним птицу никто внимания так и не обратил.

– Так здорово, что вы не испугались и всё-таки пришли сюда, – довольственно чирикал Семён.

– Так получилось, – шептал ему в ответ Николя, поднёсший телефон к уху.

– Мне вас оставить? – просил чиж, завидя телефон в руке мальчика.

– Говори. Говори всё, что ты хотел мне сказать. Ни у кого это удивления не вызовет. Теперь-то.

– Блестяще! Вот ведь технологический прогресс, посудите только!

– Так о чём ты хотел поговорить?

– О, Вашество! – Семён ускорился.

Николя прибавил ходу.

– Вы заметили, до чего чудесная погода стоит всю неделю? – пропел чиж.

– Я выставил себя идиотом, чтобы мы поговорили о погоде?

– О, нет конечно. Но грядёт новый день. А с ним и новая беда, – Семён обрисовал петлю в воздухе.

– Это ты мне уже говорил. Можно конкретнее? – взмолил теряющий терпение Николя.

С прижатым к груди телефоном и школьной сумкой, мальчик растолкал себе путь вперед скопление людей у выхода на Невский проспект.

– Беда действительно пришла. Совсем скоро местная природа восстанет против этого города и его жителей.

– О чём ты?

– О том самом. То, что уничтожило Романовых, однажды попытается уничтожить и этот город.

– Наводнение, холера, революция? Нашего последнего императора расстреляли, но сделали это обычные люди. Царских особ убивали и до революции. И причём здесь я?

– Санкт-Петербург – детище Петра Алексеевича Романова. Государя, сделавшего Русь Российской империей. Этому городу присущ имперский дух, кой настолько силён, что никакой «мужик с топором»¹² его выветрить не смог. Москве в этом плане совсем не повезло. Несмотря на всё своё очевидное величие и внешнюю холодность, Петербург хранит великое множество тайн.

– Каких тайн?

– Морось, к примеру, – Семён пикировал вниз, прямиком во внутренний карман пальто Николя.

– Морось, – повторил мальчик, глядя на устраивающегося поудобнее в кармане его пальто чижа. – Я думал, речь пойдёт о тайне мироздания или о главных вопросах бытия. А ты на погоду все это время жаловался?

Семён фыркнул, но продолжил гнуть своё:

– Кому раньше принадлежали земли, по которым сегодня ступают петербуржцы?

– Как кому, – озадачился мальчик. – На берегу пустынных волн… Как там дальше?

Николя еле увернулся от круглой женщины, увешанной табличками с надписями типа ЭКСКУРСИЯ НОЧНОЙ ПЕТЕРБУРГ.

– Глупости! – негодовал чиж. – Народ здесь жил до прихода сюда Петра Великого. И то были не обычные люди. Настоящие северяне, бросившие вызов самой природе, они выживали и без полов с подогревом ну или вообще – без пола. Здесь жили семьи, они складывали о своем житие истории, из них рождались легенды.

Николя сел на лавочку перед Казанским собором. Ноги гудели от непривычно быстрой ходьбы. Семён тем временем продолжал:

– Ходила среди них легенда, особо почитаемая этим народов. Согласно ей, глубоко под тем местом, где Пётр I памятник воздвиг себе нерукотворный, испокон веков лежал предмет великой силы и бескрайнего могущества. Он разгонял тучи, иссушал болота, вызывал благостный дождь для урожая. Сила Сампо порой играла решающую руль в противостоянии тогдашних местных жителей местному климату. Уже в те времена здешняя почва не отличалась плодородием, а солнце выходило на небосвод так редко, что жители деревень вовсе переставали на него рассчитывать. Единственная их надежда оставалась на Сампо. Оно являло свет в вечную темень и черствые сердца с его помощью наполнялись великой благодарностью, – Семён затих.