Глава 10

Я в ванне, хор пузырей лопается у меня на шее, холод пробирает до костей. Все вокруг холодно. Воздух, вода, Сэм.

Вот уже три дня, как он в таком состоянии. Ворчливый, резкий, проявляющий ровно нулевой интерес к моей (фальшивой) волонтерской деятельности. Мне казалось, что ему будет хотя бы немного любопытно услышать об интересных мелочах, собранных мною в качестве новоиспеченного местного эксперта. Но на днях утром на мой вопрос знает ли он, что в 1797 году Честнат-Хиллу не хватило одного голоса, чтобы стать столицей штата, Сэм едва пробурчал что-то в ответ. А затем этот инцидент с запиской. Она был приколота к входной двери – неоново-зеленая бумага с надписью жирным маркером, чтобы у меня не оставалось шансов не заметить ее, выходя из дома.

Можешь сдвинуть свою машину. Пациентам нужно место.

И все. Забыто даже приличие соблюдать верную пунктуацию. Это не было бы так уж важно, не будь эта записка нашим единственным общением за весь день, поскольку Сэм очевидно не был настроен на «счастливый час». (Головная боль, утверждал он. Мой совет был: выпить два стакана воды и хорошенько выспаться. О том что его головная боль, вероятно, связана с двумя банками пива решено было умолчать. Сэм открыл пиво внизу, где пробыл еще час после ухода Мрачной Директрисы Школы, как обычно, в пять тридцать.) Мне больно это говорить, но эта его сторона раньше мне не открывалась, и она мне не особенно нравится: теперь он уныло бродит здесь со взглядом ослика Иа.

Это печально, но я не позволю капризам Сэма вывести меня из себя.

Причины не унывать, несмотря на плохое настроение Сэма. Список в порядке убывания:

3. Верно говорят: тяжелый труд окупается, потому что со вчерашнего утра я занимаю пятнадцатое место в рейтинге рецензентов на «Амазон» (выкуси, Лола из Пенсаколы!).

2. Все утро шел дождь, и, конечно же, никакие фальшивые туристы не заявятся на мою фальшивую работу, что дарит мне заслуженный день заботы о себе. Это приводит меня к главному пункту в моем списке, лучшей причине оставаться на позитиве:

1. Президент Джозайя Эдвард Бартлет^[28], воплощение смирения.

«Западное крыло», боже мой. Это любимый сериал Сэма, и теперь я понимаю, почему. Раньше меня подобное не интересовало, но утром мне показалось неплохой идеей оценить пилотную серию. Не прошло и трех часов, как конфликт между президентом Джедом Бартлетом и человеком Джедом Бартлетом полностью захватил меня. Я собираюсь подбодрить Сэма этой новостью в «счастливый час» сегодня вечером. Ты прав, это гениально, мне ужасно понравился первый сезон!

Я выдергиваю пробку из ванны и встаю, кожу покалывает от холодного воздуха, пока я тянусь за полотенцем, напоминая себе, что все, что творится с Сэмом, вероятно, не имеет никакого отношения ко мне. В конце концов, он ведет себя странно не только со мной, но и с ними – с нашими пациентами. Несобранный, рассеянный. Вчера в час дня появилась новая женщина по имени Памела. Она сама психотерапевт, в двадцати милях к востоку, и раздумывает над тем, чтобы отправить своего проблемного сына в школу-интернат. Он дважды назвал ее Марлен, прежде чем она его поправила, и я ощущал, как нас троих коробит еще тридцать две оставшиеся минуты сеанса.

Я расчесываюсь перед зеркалом, замечая седину, и напоминаю себе, что надо ее закрасить. Это мой страх: приехать сюда и распустить себя, как местные жители. Стоит попробовать что-нибудь смелое – может быть, ярко-рыжий, как у Агаты Лоуренс. Четыре пачки ее краски для волос нашлись в шкафчике в ванной. «Легко и Просто – в Огненно-Рыжий^[29]», гласит упаковка. Думаю, рыжий будет особенно хорошо смотреться, когда я подойду к запотевшему окну и протру кружок на стекле, проверяя реакцию дружелюбной соседки Сидни. Голубка, как я теперь ее называю – как те надоедливые птицы, что не понимают намеков. Она везде, с ее «Привет, соседям!» – то выглядывает из-за полок с картофельными чипсами в центре продуктового отдела, то прогуливается по мосту с этой странной собакой. Как два дня назад – Сэм тогда шел с работы, и она остановилась поздороваться. И всегда смотрит на него этим оленьим взглядом.

Мой инстинкт не лгал: они встречались еще в школе. Выяснилось это во время паузы номер два в моей культурной охоте. Мне нравилось собирать крупицы истории, как старьевщик – всякий хлам. В бесплатной библиотеке обнаружилась полка с ежегодными школьными альбомами старшей школы Бруксайд – каждый выпуск с тех пор, как она была построена на кукурузном поле в 1968 году. Ежегодники затерявшиеся среди журналов было сложно найти, но название школы, напечатанное на корешке самым популярным шрифтом года, выделялось. Удержаться было невозможно – целая папка разложена теперь на столе и, уместившись на стуле, предназначенном для детей, я с упоением рассматриваю их. Отец Сэма, учитель математики с его грубоватой красотой; Маргарет, всеми любимая секретарша с милой улыбкой; а затем и сам Сэм – он впервые возникает на четырнадцатой странице издания 1995 года. Все с точеными скулами и яркими губами.

Статс^[30]. Так его называли, и не нужно быть Бекки Уэстворт, выпускницей 95-го года, с характеристикой «Ей бы в ЦРУ», чтобы понять, что это относится к числу девушек, с которыми спал Сэм, включая, как оказалось, и Сидни Пиджен, в девичестве Мартин. Она была очень в его вкусе: короткие ноги, мышиного цвета волосы, коренастая. (Я, конечно, шучу. Она была очаровательна и стройна.)

Из ее трубы идет дым, а наверху горит свет. Я представляю, как она сидит в гостиной, смотрит утренние передачи и складывает белье. Я уже собираюсь отойти от окна, когда замечаю машину на подъездной дорожке, припаркованную позади авто Сэма, темно-зеленый «Мини-Купер» с белой гоночной полосой, которого раньше здесь никогда не наблюдалось.

Я вешаю полотенце и натягиваю халат, который нашелся в гардеробе Агаты Лоуренс (да, халат мертвой женщины, но он из коллекции кашемира «Нейман Маркус^[31]») Знаю, надо забыть, об этом зеленом «Мини-Купере», и придерживаться плана: свежие простыни на кровати, шестая серия «Западного крыла», два печенья «Орео», терпеливо ожидающие меня на прикроватном столике. Но не успеваю я опомниться, как уже мчусь к лестнице, к кабинету, оставляя за собой влажные следы на деревянном полу. Это именно то, что всем здесь нужно.

Новый пациент.

* * *

Меня окатывает волной холодного воздуха из треснувшего окна, как только я открываю дверь и пробираюсь через коробки к ковру в виде веселого смайлика, купленного мной в модном магазинчике. Вероятно, это было излишне, так как Сэм не интересуется тем, что творится в этой комнате, но мне понравилось описание. Этот плюшевый коврик-смайлик подарит вашему дому счастливые флюиды. Как можно было не купить его, чтобы прикрыть вентиляцию?

– И о чем это заставило вас задуматься? – спрашивает Сэм.

– О том, как велика моя власть. – Женщина с акцентом. Французский. Может, итальянский. – Вы ведь думаете, что все наоборот?

– Что вы имеете в виду? – Уточняет Сэм.

– Мне было семнадцать, и я спала с сорокалетним отцом детишек, чьей нянькой была. Ожидалось, что лишь он должен был обладать властью в этих отношениях, но я могла бы заставить его сделать все, что угодно. – Высокие скулы, короткие каштановые волосы. Французская версия Натали Портман. Я иногда так делаю – представляю, как выглядят пациенты, и кто бы сыграл их в кино, основываясь лишь на их голосе. Обычно это занимает у меня не менее трех сеансов (я все еще выбираю между Эммой Томпсон и Фрэнсис Макдорманд для Мороженой Нэнси), но с этой образ приходит сразу же. Темная версия Натали Портман, из «Черного Лебедя». – А теперь это моя вторая натура.

– В чем она проявляется? – Продолжает Сэм.

– Я манипулирую мужчинами, чтобы они делали все, что я захочу, – поясняет она. – Это можно назвать моей сверхспособностью. Стоит подать идею в «Марвел», да? Оденьте меня в красное трико и смотрите, как я нахожу слабости в мужчинах.

– Я уже вижу афишу фильма, – комментирует Сэм.

Они обмениваются душевными смешками, и я замечаю, как расслабленно звучит его голос. По правде сказать сейчас он более расслаблен, чем был все последние дни.

– Я не могу представить себя с кем-то, кого я не могу контролировать, – добавляет она. – По крайней мере, с мужчиной. Женщины – это совсем другая история.

– Вы сейчас с кем-нибудь встречаетесь? – Спрашивает он.

– С несколькими людьми, – отвечает она. – Но большую часть времени провожу с Чендлером. – Я подношу руку ко рту, чтобы подавить смех. Чендлер?

– Он – настоящая причина, по которой я хотела начать терапию.

– Расскажите о нем, – просит Сэм.

Она вздыхает. – Я познакомилась с ним в конце лета, на открытии выставки в Нью-Йорке. Парень, с которым я была, довольно скучный, и я заметила Чендлера, стоящего возле бара. Он безумно сексуален. Знаете, в таком плане, как старые парни?

– Придется поверить вам на слово, – говорит Сэм. – Сколько ему лет?

– Сорок один. – Она хихикает. – Извините, если я обидела вас, сказав, что сорок один – это старость.

– Нет, но спасибо, – говорит Сэм.

– Так или иначе, я подошла с ним поболтать. Спросила, нравится ли ему выставка. И, боже мой, как он на меня смотрел… – Она делает паузу.

– Как он на вас смотрел?

– Будто выпил меня до дна. Его это тоже совершенно не смущало. – Ее голос звучит отстраненно, и я представляю ее на диване, томную, с глазами, устремленными на задний двор. – Я до сих пор мастурбирую при одной мысли об этом.

Меня передергивает, и я гадаю, что Сэм думает об этой девушке.

– Тут подошла его жена и представилась. Она была куратором выставки, и мы поболтали несколько минут. Он не спускал с меня глаз весь вечер, и перед уходом я записала свое имя и номер в гостевой книге у входа.

– А дальше?

– Он написал мне в течение часа и пришел в тот же вечер. – Она тихо смеется. – Честное слово, лучшая ночь в моей жизни.

– Я чувствую приближение «но»…

– Через два дня я пришла на занятия в университет, а он – мой преподаватель. Я понятия не имела, и мы оба сделали вид, что незнакомы, но в конце занятий он попросил меня остаться.

– Вы остались?

– Да.

– И что он сказал?

– Ни слова. Он завел меня в свой кабинет, запер дверь и толкнул меня на пол, – говорит она. – Теперь это ритуал, в конце каждого занятия. Вы в ужасе, доктор?

– В ужасе?

– Да. Впечатлительная двадцатичетырехлетняя женщина, спящая со своим женатым преподавателем, намного старше ее. Конечно, это нарушает множество правил.

– Что вы думаете об этом аспекте ваших отношений?

– Я думаю, что это невероятно возбуждает, – говорит она. – На самом деле ничто не возбуждает меня сильнее, чем переступать границы с мужчиной.

– Это я бы хотел исследовать глубже, – говорит Сэм. – Но, к сожалению, наше время почти истекло. – Я смотрю на часы: 14:44. Должно быть, ее прием начался в два. Я беру блокнот, спрятанный в одной из коробок Агаты Лоуренс, и добавляю ее прозвище в список: «Француженка», а Сэм ерзает в кресле, этажом ниже. – Мне любопытно, что вы сегодня чувствовали, – говорит он. – В своем сообщении вы сказали, что никогда раньше не ходили к психотерапевту. Я хотел бы изучить и понять…

– Это было здорово, – говорит она. – Вы стоите каждого цента.

– Вы не хотели бы назначить еще одну встречу на этой неделе?

– Вы хотите, чтобы я приходила два раза в неделю?

– Это то, что я предлагаю всем новым пациентам, по крайней мере, в начале, – я прекращаю писать. – Терапия очень полезна, если к ней отнестись ответственно, Чарли. – «Чарли», записываю я в блокнот.