Светоний молчал, невозмутимо глядя на юнца, который осмелился поставить под сомнение действия своего непосредственного начальника. Наместник был вне себя от ярости: мало того что против него выступил прокуратор с нелепыми и позорными обвинения ми, так еще и среди подчиненных объявился предатель. Подумать только, сам Гракх прислал ему этого наглеца и смутьяна! Светоний прекрасно знал, как обходиться с предателями: их надо уничтожать одним ударом, резким и неожиданным. Он задумался, ничем не выдавая своего бешенства. Во-первых, нельзя допустить, чтобы Портий сообщил свои выводы следственной комиссии или начал обсуждать это с приятелями. Во-вторых, его ни в коем случае нельзя отослать в Рим, где он может нажаловаться Гракху. Внезапно наместник сообразил, что именно следует предпринять.

– Спасибо за ценные замечания, я обязательно приму их к сведению, – холодно произнес наместник и небрежным кивком отпустил Портия.

Юноша, так и не осознав своей трагической ошибки, вернулся к себе и чуть позже сказал Марку:

– По-моему, я его убедил.

На следующий день разразилась катастрофа.

Послание из канцелярии наместника Портию доставил Марк.

Гай Портий Максим переведен в свиту прокуратора.

Портий недоуменно перечитал короткую строку. Что бы это значило?

– К чему бы это? – спросил он Марка.

– Наверное, хороший знак, – неуверенно начал приятель. – Может, решили, что тебе стоит поближе ознакомиться с налогами и финансами? Погоди, тут еще одна записка приложена!

Записка оказалась посланием из канцелярии прокуратора в Лондиниуме.

Гай Портий Максим в должности помощника младшего прокуратора направляется в Сорбиодун. За дальнейшими распоряжениями прибыть в канцелярию.

Помощник младшего прокуратора? Это означало чиновника самого низшего разряда. А Сорбиодун… кажется, это крошечное селение где-то в глуши. Захолустье…

Портий с ужасом разглядывал клочки пергамента, не представляя, что произошло, но прекрасно понимая, что все это означает.

Светоний гениально разрешил возникшую проблему и одним ударом расправился с Портием, переведя его в свиту своего врага – прокуратора. Теперь никто не станет слушать объяснений юноши – все решат, что он говорит это из желания подольститься к новому начальству или от обиды, потому что лишился места в ставке Светония. А рекомендация назначить Портия на должность в захолустье, отправленная в канцелярию прокуратора, служила залогом, что следственная комиссия не узнает о существовании юноши. К тому же Портий не имел права нарушить или опротестовать приказ.

– Что мне теперь делать? Все кончено, – вздохнул юноша.

Гракх наверняка решит, что Портий – бездарность и неудачник, и не отдаст за него дочь, так что о Лидии можно забыть. А родители Портия? Они тоже разочаруются в сыне…

Чем же он прогневил Светония? Ни Портий, ни Марк не подозревали о существовании донесения прокуратора.

– Похоже, наместнику твоя речь не понравилась, – сказал Марк, не зная, чем утешить друга, и, чуть помолчав, добавил: – Кстати, я тоже получил новое назначение. Меня на год отправляют в Рим. Я уезжаю через два дня. Прости, что бросаю тебя в беде, но, может, все еще образумится. – Он улыбнулся, стараясь подбодрить приятеля.

«Везет же ему», – грустно подумал Портий.

Перед уходом Марк сказал:

– Дай знать, если тебе помощь понадобится.

Остаток дня Портий провел в сборах, готовясь к отъезду. Юноше очень хотелось обратиться к Светонию за разъяснениями, но подспудно он понимал, что делать этого не стоит. Он набрался смелости и написал Лидии длинное послание, полное сумбурных объяснений, просьб набраться терпения и обещаний приложить все усилия, чтобы продвинуться по службе.

Я обещаю как можно скорее добиться успеха и вернуться в Рим. Об остальном тебе расскажет мой друг Марк.

Портий попросил Марка передать письмо лично в руки Лидии.

– Умоляю, успокой ее и объясни, что случилось. А сенатору Гракху скажи, что я поступил так, как того требовала честь. Мне больше не на кого положиться, кроме тебя.

Марк смущенно взял письмо:

– Портий, я сделаю все, что смогу, но чудес не обещаю.

На этом приятели расстались.

Вечером, перед самым отъездом, Портий все же попросил аудиенции у наместника, но ему было отказано.

В сумерках юноша отправился в Лондиниум, надеясь добиться встречи с прокуратором и заручиться его покровительством, однако и эта надежда не оправдалась: Классициан уехал на север и намеревался вернуться только через месяц.

– Тебе предписано немедленно ехать в Сорбиодун, – сказали Портию в канцелярии. – Прокуратор с тобой не знаком, так что увидеться с ним ты сможешь через год, не раньше.

Только тогда Портий сообразил, как ловко наместник с ним расправился.

– И чем я буду занят в этом Сорбиодуне? – угрюмо спросил юноша.

Секретарь прокуратора, лысый невысокий толстяк, равнодушно пожал плечами, недовольный тем, что ради исполнения приказа наместника пришлось оторваться от важных дел и спешно подыскивать назначение для этого молодого человека.

– Будешь смотрителем императорского имения, – сказал он. – Служба как служба, ничего особенного. И не задерживайся в городе, тебя в Сорбиодуне завтра ждут.

Сорбиодун… Глухомань, захолустье. Очевидно, Светоний, твердо намереваясь забыть о Портии, подыскал для юноши место, где о нем уж точно никто не вспомнит. О славе и почестях и думать не стоило. Портий все еще не подозревал, чем заслужил такое обращение, но выбора у него не оставалось – приказы командования исполнялись неукоснительно.

С приходом римлян жизнь Тосутига не баловала. Правитель Сарума мало о чем вспоминал без болезненной гримасы.

После отъезда Веспасиана юный вождь с нетерпением ожидал дальнейшего развития событий. С юго-запада почти каждый день приходили вести о захвате римлянами очередной крепости дуротригов.

– Напрасно они пыжились да силой похвалялись, – злорадно бормотал Тосутиг.

Теперь он и сам поверил, что поступил весьма дальновидно и предусмотрительно, когда сдал римлянам крепость без боя и подписал дарственную на земли.

Второй легион неумолимо громил дуротригов, а Тосутиг все ждал и ждал известий от Веспасиана или от наместника.

К концу лета Веспасиан успешно завершил кампанию: катапульты и осадные орудия сломили отчаянное сопротивление дуротригов. Суровый трибун захватил все земли дуротригов, с востока до самой западной оконечности их владений, где и оставил легион зимовать. По всему острову разнеслась весть, что гордые дуротриги побеждены.

Однако покоренные дуротриги не утратили воинственного духа и хорошо помнили о предательстве юного правителя Сарума.

Однажды ранней осенью в Сарум пришел отряд легионеров с юго-запада. Римляне расположились на ночлег в дуне и потребовали у Тосутига еды и питья для двадцати пленников, которых привели с собой. Один из пленников, десятилетний мальчишка, сын вождя дуротригов, был знаком Тосутигу.

– Я знал твоего отца, – грустно сказал он мальчугану.

Мальчик, презрительно поморщившись, плюнул ему под ноги:

– Лучше быть рабом, чем предателем, Тосутиг Клятвопреступник!

Правитель Сарума отвернулся и ушел прочь, вспоминая проклятие друида Афлека.

«Ненависть дуротригов мне не страшна, – успокаивал себя Тосутиг. – Римский император меня щедро вознаградит».

Прошла осень, но вестей от наместника по-прежнему не было.

Выпал снег, Сарум замер под белым покрывалом. За земляными валами дуна царило студеное безмолвие. Каждый день Тосутиг взбирался на стену и бродил по обледенелому парапету, высматривая римских гонцов. Иногда к нему присоединялись Нумекс и Бальба, вперевалочку шли рядом, глядя на заснеженные пустоши. Сменялись месяцы, но в Сарум так никого и не прислали.

Наконец снега растаяли, на меловых стенах дуна появились зеленые побеги травы. Река сбросила ледяной покров. Обитатели Сарума занялись весенними работами в полях. К юному вождю все относились с презрением, укоряя его за то, что без боя сдал крепость римлянам. Войска Веспасиана хозяйничали на захваченных землях, а местные жители слагали хвалебные песни о подвигах и доблести покоренных дуротригов. И все же Тосутиг не терял надежды.

– Вот увидите, Сарум отблагодарит меня за содеянное, – говорил он Нумексу и Бальбе.

Только спустя год на северо-восточной оконечности взгорья появился небольшой отряд: высокий смуглый старик верхом на лошади, шесть рабов и шесть конников. Они шли медленно, часто останавливаясь. Рабы несли деревянные крестовины со свинцовыми грузиками, привязанными к концам перекладин. Тосутиг радостно выехал навстречу римлянам.

– Мы землемеры, – объяснил старик. – Готовимся к прокладке дороги.

Землемеры тщательно осмотрели дун и спустились на берег реки.

– Дорога пройдет через реку. А у переправы заложим поселение.

«Римское поселение! – обрадованно подумал юный вождь. – Вот что вернет Саруму былую славу!»

– Постоялый двор, мансион, – добавил землемер. – Для гонцов и путников.

Тосутиг его не слушал, предвкушая, что станет правителем крупного города. Перед внутренним взором юноши мелькали величественные картины.

Спустя два месяца в Сарум пришли дорожные строители – целая центурия, восемьдесят легионеров с лопатами и кирками.

С невероятной быстротой они заложили поселение на берегу реки, в месте, выбранном землемерами. Небольшую площадку окружили земляным валом, в центре проложили небольшую улицу, а по обеим ее сторонам разметили по три квадратных участка. И все – ни форума, ни величественного храма, ни базилики. На участках построили конюшни, сторожку и пару скромных домов. В углу, у земляного вала, разбили сад. На строительство ушло два дня.

– Ну вот, Сорбиодун построен, – заявил центурион.

Тосутиг восторженно взирал на скромное поселение и предавался мечтам о грядущем величии.

– Нам нужны работники для строительства дороги, – сказал ему центурион. – Сколько человек ты дашь нам в помощь?

Тосутиг немедленно послал римлянам пятьдесят мужчин и Нумекса.

– Я же плотник! – возмутился коротышка.

– Присмотрись, как римляне дороги строят, – велел ему вождь. – Может, научишься чему, будет Саруму польза.

На прокладку дороги Тосутиг взирал с невероятным изумлением. В соответствии с метками землемеров предполагалось, что доро га пройдет по взгорью, строго на северо-восток, ровной чертой от дуна до самого порта в Лондиниуме, в восьмидесяти милях от Сарума.

Вначале вырыли две параллельные траншеи на расстоянии примерно восьмидесяти футов друг от друга, а извлеченный из них грунт уложили на середину полосой около двадцати пяти футов в ширину, создавая знаменитое насыпное полотно – аггер. Грунт засыпали толстым, с ладонь, слоем известнякового щебня и хорошенько утрамбовали, превратив в выгнутую поверхность для стока воды. Затем в телегах привезли кремнёвую гальку из местных карьеров и вручную уложили булыжники на слой известняка, зарывая их на глубину трех-четырех дюймов. Потом заровняли поверхность толченым мелом, засыпали ее шестидюймовым слоем гравия и снова плотно утрамбовали.

– Были бы поблизости кузни, мы бы шлаком засыпали – он спекается и служит вечно, – объяснил центурион.

От главной, широкой дороги отходило несколько дорог поменьше.

«До Сорбиодуна можно будет добраться из самых дальних уголков острова, – обрадованно подумал Тосутиг.

На реке Авон легионеры построили брод, укрепив дно каменными плитами.

– А почему бы здесь мост не построить? – удивился Тосутиг.

– Мост легко сломать, – проворчал центурион. – А с бродом придется повозиться.

От противоположного берега реки дорога уходила на юго-запад, к землям дуротригов. За два месяца римляне уложили на заболоченную местность деревянные подпорки, засыпали поверх слоями земли и щебня, а дальше проложили дорогу зигзагом по крутому склону холма. Во владениях дуротригов дорога превращалась в тридцатимильный тракт шириной почти пятьдесят футов, с высотой насыпи около шести футов, а потом сворачивала на юг, к побережью. Второго подобного сооружения на острове не будет еще две тысячи лет, пока в Британии не проложат первое железнодорожное полотно. Дорога, впоследствии получившая название Эклинг-Дайк, служила грозным предупреждением местным жителям: «Ваши укрепления, леса, холмы и долины – все покорится великой Римской империи».

Тосутиг, стоя на взгорье, восхищенно смотрел на величественный тракт, перед которым меркли древние тропы островитян. «Римские дороги железным обручем опоясали наш остров», – подумал он, впервые осознав неукротимую мощь завоевателей.

Зимой в Сарум явился надменный римлянин из свиты наместника в сопровождении помощника из канцелярии прокуратора. Смуглый черноглазый римлянин, не тратя времени даром, заявил Тосутигу:

– Пора разобраться с этими землями. Наместник оценил твою помощь и велел тебя наградить.

Тосутиг задрожал от восторга и спросил:

– А какие земли перейдут в мое владение?

Римлянин недоуменно поморщился и, словно не расслышав, продолжил:

– Во владениях дуротригов по-прежнему распоряжаются военные, а Сорбиодун, в виде исключения, примкнет к новым клиентским землям, что простираются на шестьдесят миль к востоку.

Тосутиг не верил своему счастью: именно эти богатые владения некогда принадлежали атребатам.

– Все эти земли будут подвластны мне?! – ахнул он.

– Подвластны тебе? – удивленно переспросил римлянин.

Тосутиг восхищенно закивал. О такой благосклонности он и не мечтал! Разыгравшееся воображение рисовало ему чудесные картины.

Римлянин, не подозревая о великих устремлениях Тосутига, невозмутимо продолжил:

– Новый царь атребатов – вождь Когидубн. Теперь ты его подданный. В благодарность за твой дар император дает тебе пожизненное освобождение от всех налогов на твои владения – и от подушного, и от земельного, и от натурального.

Постепенно до Тосутига дошел смысл сказанного. Когидубн, вождь атребатов, был давним другом Рима и владел землями на юго-востоке.

– Когидубн – мой царь?

– Да.

– А я как же?

– А ты его подданный.

Тосутиг, поразмыслив, спросил:

– Он римский гражданин?

– Император даровал ему гражданство.

– А мне?

– Нет.

– И кто же я теперь? – уныло осведомился Тосутиг.

– Ты перегрин, свободный человек, – ответил римлянин. – Однако права римских граждан на тебя не распространяются.

– Значит, меня просто освободили от налогов – и все?

– Да.

Тосутигу следовало догадаться, что римляне обосновывались в новой провинции по издавна заведенному образцу. В общем-то, правителю Сарума очень повезло.

Наместник счел необходимым усилить военное присутствие среди строптивых дуротригов, а потому вернул былые владения атребатам, давним союзникам империи, что высвобождало войска, необходимые для усмирения племен на севере и на западе острова. От западной оконечности земель дуротригов в южной части острова наискосок, до самого северо-востока, проложили широкую дорогу, которая впоследствии получила название Фосс-Уэй. Она стала укрепленным рубежом на подступах к дальнейшему завоеванию северных земель. Со временем, лет через двадцать, исчезнет и царство атребатов, и военная зона на юго-западе, поселения вдоль дороги станут окружными центрами, управлять ими будут советники и магистраты из местных знатных жителей, которым за верную службу пообещают римское гражданство. Но пока до этого было далеко. То, что Тосутига освободили от выплаты налогов и не включили его владения в военную зону, было знаком особой милости.

Впрочем, кельт об этом не подозревал и продолжал мечтать о величии.

На следующий год он отправился на восток засвидетельствовать свое почтение Когидубну. Путешествие ошеломило молодого правителя.

В обширных владениях Когидубна было две столицы. Северная столица называлась Каллева-Атребатум^[5], через нее проходила дорога из Сорбиодуна в Лондиниум.

Тосутиг, добравшись до Каллевы, едва не разрыдался от восторга: именно таким он представлял будущий Сорбиодун – форум, внушительные бревенчатые и каменные постройки, прямые широкие улицы. К разочарованию юноши, оказалось, что Когидубн уехал в свою южную столицу на побережье. Путь туда занял семь дней. По сле встречи с царем все мечты Тосутига развеялись в прах.

Тиберий Клавдий Когидубн, как он именовал себя в знак почтения к римским императорам, седовласый, но все еще могучий длинноусый воин, благосклонно принял Тосутига. Впрочем, все мысли Когидубна занимало строительство роскошной виллы на побережье, а правитель захолустного поселения на западе его нисколько не интересовал.

Тосутиг следовал за царем по залам и бесчисленным внутренним дворикам недостроенного здания и, сгорая от зависти, разглядывал мозаичные полы с изображениями павлинов, бродящих по цветущему саду, и дельфинов, резвящихся в свите морского бога Нептуна. Солнечные лучи, струясь сквозь зеленоватые стекла, заливали каменные плиты пола холодным сиянием. Восхищенный Тосутиг решил, что такому дворцу позавидует даже римский сенатор, и с горечью осознал, какая пропасть пролегает между истинной властью и крошечным мансионом в захолустном Сорбиодуне.

«Вот он какой, настоящий Рим», – печально думал юноша.

У Когидубна он провел два дня. Перед отъездом царь, в знак благосклонности, вручил ему небольшую статуэтку – свое изображение. Тосутиг вернулся в Сарум и следующие шестнадцать лет жил скромно и неприметно. Каратак, пытаясь противостоять римлянам на юге, не счел нужным просить помощи у правителя захолустного Сарума, Когидубн о Тосутиге больше не вспоминал, зато дуротриги по-прежнему звали его Клятвопреступником. Все остальные о нем забыли.

Спустя год после поездки к Когидубну Тосутиг взял в жены младшую дочь одного из племенных вождей атребатов. Впрочем, и тут не обошлось без унижений – обнищавший, но гордый отец девушки с большой неохотой согласился выдать дочь за предателя; помогло лишь то, что Тосутиг не потребовал за ней приданого. Рыжеволосая красавица отличалась вспыльчивым нравом, прожила с мужем шесть лет и родила ему дочь, а однажды суровой зимой простудилась и в одночасье умерла.

Особого счастья в браке Тосутиг не испытал, поэтому второй раз искать жену не собирался, а завел себе женщину в Каллеве. Дочь Тосутига, Мэйв, как две капли воды походила на мать. Отец ее обожал.

К сорока годам Тосутиг, пожилой вдовец и владелец захолустного имения, жил в довольстве и покое. В крепости-дуне на холме стояли полуразвалившиеся лачуги; время от времени заезжие торговцы устраивали там рынок. Древние тропы на меловых грядах окончательно забросили, взгорье пересекали новые римские дороги. На восточной стороне долины обосновались пряхи и ткачи, а по со седству Бальба построил себе красильню. На берегу реки, в Сорбиодуне, построили постоялый двор, амбары для зерна и конюшни, где меняли лошадей гонцы наместника. Три легионера, которым было поручено присматривать за хозяйством, целыми днями сидели во дворе и играли в кости. Пару раз в год в Сорбиодун приезжал мелкий чиновник из канцелярии прокуратора, проверял, как обстоят де ла в императорских владениях, и договаривался о продаже урожая.

Тосутиг жил неприметно и ни во что не вмешивался даже тогда, когда вожди западных племен, ободренные примером Боудикки, решили взбунтоваться. Через захолустный Сорбиодун везли важные товары: с юго-западного побережья, по дороге через земли дуротригов, доставляли излюбленный римлянами киммериджский сланец – темный поделочный камень, а по новой западной дороге свинец, добываемый в копях на западной оконечности острова, отправляли в Каллеву и Лондиниум, а оттуда – в далекую Галлию.