С тех самых пор, как Нума убедился в измене жены, он редко возвращался домой, объясняя свое отсутствие тяготами строительства. Катеш он ничем не попрекнул и по-прежнему дружелюбно обращался с Тарком. Однако поведение коротышки-каменщика несколько изменилось: с работниками он разговаривал резко и отрывисто, часто ограничивался кивками. Впрочем, все прекрасно понимали, какая ответственность возложена на забавного уродца, и послушно исполняли его приказания. Неоспоримое мастерство каменщика заслуживало глубокого уважения.
Нума зачастил в гавань, где покупал у заезжих торговцев наложниц и приводил их к себе в хижину у каменоломни. Если слухи об этом и доходили до Катеш, она не осуждала мужа.
Вскоре после появления кометы в небесах Нума в очередной раз отправился в гавань. Оказалось, что там, у причала с подветренной стороны холма, стоит корабль торговцев – прочное деревянное судно с двумя рядами весел. Корабль пришел из далекого порта на Атлантическом побережье Европы. На причале собралась толпа – жители долин спешили в гавань, чтобы поглазеть на чужеземцев и заморские товары.
Среди торговцев, худощавых и смуглолицых, выделялся их вожак – лысый кареглазый здоровяк с черной бородой, которая завивалась тугими кольцами. Ослепительная белозубая улыбка то и дело озаряла темнокожее лицо. Торговцы недаром называли вожака сладкоречивым – его мелодичный мягкий голос завораживал слушателей. На пальцах сверкали и переливались десятки золотых перстней.
Люди зачарованно смотрели на товары из неведомых краев: безделушки, богато изукрашенные драгоценными камнями, связки разноцветных бус, амфоры с вином и яркие ткани. Здоровяк прищелкнул пальцами, и торговцы послушно развернули здоровенную шкуру неизвестного зверя – огромная голова чем-то напоминала рысь, в разверстой пасти блестели грозные клыки, а при виде когтей Нума содрогнулся от страха. Больше всего удивлял невиданный доселе окрас меха – чередование рыжих и угольно-черных полос.
– Такой любого быка задерет, – пробормотал каменщик, изнывая от желания узнать, где водятся эти чудовищные хищники.
Впрочем, средиземноморские торговцы привозили немало удивительных товаров с далекого Востока к северным берегам.
После этого здоровяк дал понять зачарованным зрителям, что сейчас им покажут особый товар. Торговец гордо выпятил грудь и напыжился, издавая утробные восторженные восклицания и размахивая руками. Он предлагал на продажу удивительную рабыню чудесной, неземной красоты – дочь заморского вождя, пятнадцатилетнюю девственницу… В общем-то, работорговцы всегда нахваливали живой товар, но смуглолицый здоровяк делал это так умело, что люди на пристани затаили дыхание. Наконец, когда напряжение достигло предела, торговец снова щелкнул пальцами, и его спутники вывели на палубу девушку, с головы до ног укутанную в плотную тяжелую ткань. Торговец картинным жестом сорвал покров с рабыни, и все ахнули.
Обнаженная девушка стояла неподвижно. Под солнечными лучами волосы ее отливали золотом, а на бледном лице сияли огромные синие глаза.
Никогда прежде островитяне не видели светловолосых людей. Толпа изумленно молчала, а хитроумный торговец довольно усмехался.
Ошеломленный Нума взирал на чудесное видение. От прочих женщин красавицу отличали и прекрасная фигура, и светлая кожа, и высокая грудь, и мечтательные синие глаза, и, конечно же, рос кошные золотистые волосы. Необыкновенная девушка словно бы не принадлежала к человеческому роду, а была созданием самих богов.
– Волосы что ни на есть настоящие, – заверил торговец, в доказательство своей правоты сорвал с головы девушки несколько волосков и передал их для осмотра.
Красавица не вскрикнула от боли, а только поморщилась, не сводя взгляда с далекого горизонта. Она, уроженка одного из бесчисленных племен, кочевавших по бескрайним степям, простирающимся от Восточного Средиземноморья до Азии, попала в рабство год назад. Ее увезли на запад и продали торговцам в Юго-Западную Европу. Потом она переходила из рук в руки до тех пор, пока один из череды ее хозяев не сообразил, что темноволосые жители северного острова высоко оценят ее невиданную красоту.
Девушка вызвала в коротышке-каменщике бурю неведомых прежде страстей. Казалось, даже время не властно над ее красотой. В жилах Нумы вскипела кровь, он забыл о своем возрасте, о неверной жене, о неприхотливой жизни. Больше всего на свете ему хотелось обладать этим чудом.
Лысый здоровяк объявил о начале торгов, и каменщик, утратив всякий стыд, заорал во весь голос:
– Пять шкур! Пять!
Люди вокруг расхохотались – такая прекрасная наложница стоила гораздо дороже. Нума, не обращая внимания на насмешки, замахал руками и выкрикнул:
– Двадцать шкур!
Для него это было целым состоянием, но смех не умолкал.
Внезапно на причал вышел жрец, повелительным жестом остановил торги и решительно подошел к торговцу. Толпа почтительно расступилась. Жрец объявил лысому бородачу, что девушка – посланница богов и ее следует отвести в святилище. Торговец с поклоном согласился, зная, что жрецы заплатят ему хорошую цену, и красавицу торопливо завернули в покрывало.
Люди на причале разочарованно вздохнули, – наверное, в день освящения нового хенджа девушку принесут в жертву богам. Нума хотел было возмутиться, но вовремя сообразил, что это бесполезно, – против воли жрецов не осмеливался выступить никто. На глаза его навернулись невольные слезы.
Жрецы привели девушку к Длуху, сняли с нее покрывало, и золотистые волосы снова засияли под лучами солнца. Верховный жрец изумленно оглядел красавицу с головы до ног.
– Воистину она увенчана золотом, – наконец признал он и спросил девушку: – Откуда ты?
Наречия островитян девушка не знала и жестами дала понять, что родилась далеко на востоке, среди заснеженных гор. Она, как и многие чужеземные рабыни, называла себя дочерью великого вождя, погибшего в битве. Длух решил, что это похоже на правду.
Девушку отвели в дом на холме, к вождю.
– Вот о ком нам поведали боги, – без колебаний заявил верховный жрец. – Она родит тебе наследника. Боги смилостивились над Сарумом.
Крун восхищенно оглядел красавицу и, сорвав с ее головы волосок, спросил:
– Это и правда она?
– Да, – уверенно ответил Длух.
– Может быть, и так, – недоверчиво пробормотал вождь и улыб нулся, впервые за долгие годы. – Как ее зовут?
– Менона, – поразмыслив, ответил верховный жрец.
Имя означало «обещанная».
На следующий день Длух совершил традиционный обряд и объявил Менону женой вождя, но прежде обратился к Круну и потребовал:
– Принеси барана в жертву и признай, что бог Солнце – величайший из богов.
Круна почтительно склонил голову:
– Воистину.
Услышав такой ответ, верховный жрец понял, что безумие отступило.
Всю ночь Длух провел в святилище, глядя в небеса и клятвенно обещая никогда больше не подвергать сомнению всемогущество бога Солнца, а на рассвете принес в жертву барана.
К вождю словно бы вернулась молодость – он снова стал обходить свои владения, приглашал торговцев из гавани в дом на холме, отказался от лазутчиков, и жители Сарума без страха искали у него совета и справедливости.
Девушка и впрямь совершила чудо. Длух жестами объяснил ей, что она дар богов и что ей суждено родить на свет наследников великого вождя. Менона с достоинством кивнула. Участи своей она не противилась, в доме Круна ей нравилось больше, чем на торговом корабле или в рабстве. Верховный жрец теперь уже с уверенностью считал, что она на самом деле дочь вождя, потому что руки у нее были нежные, непривычные к тяжелому труду, а со слугами она обращалась, как и подобает женщине знатного рода.
Воистину она была даром богов. На наречии островитян она не говорила, но прекрасно понимала и исполняла все желания Круна, явно зная толк и в постельных усладах. Лицо старого вождя лучилось счастьем.
Теперь, когда опасность миновала, Омних вернулся из святилища в горах, и праздник осеннего равноденствия в Саруме провели с прежней пышностью, вознося молитвы богу Солнцу.
Тем летом жители пятиречья возрадовались, один только Нума отчаивался. Его обуял страх, словно пелена туч застила небеса, – строительство святилища задерживалось.
В задержке были повинны каменотесы. Вот уже два года Нума пытался ускорить обработку сарсенов, но безуспешно: мастера то хворали, то получали увечья, новых работников требовалось обучать, что отнимало время. Каменщик постоянно сновал между каменоломней и святилищем, подбадривал строителей, однако работа застопорилась.
Вот уже пять лет в хендже ощущалась острая нехватка сарсенов.
Все лето Нума подгонял каменотесов: громадные камни нужно было доставить в святилище к осеннему равноденствию, однако обработка сарсенов шла медленно. Строительство нового святилища следовало завершить к празднику летнего солнцестояния, но весной, по размякшему грунту, сарсены на место не перетащить.
– Придется волочить в хендж нетесаные камни, – заявил Нума. – Обработаем их на месте.
Жрецы, узнав о задержке, разгневались и обвинили каменщика в том, что он не выполнил волю богов, чем поставил под угрозу судьбу Сарума.
Длух сурово нахмурил брови:
– На строительство хенджа отправятся все мужчины Сарума. Задержка недопустима.
Жителям пятиречья объявили, что всякий мужчина, достигший пятнадцатилетнего возраста, лишается права обзаводиться семьей до тех пор, пока не отработает год на строительстве святилища.
Спустя три дня после праздника осеннего равноденствия в каменоломнях, под началом Тарка, собралось около тысячи мужчин.
Тарк, хоть и соблазнил жену друга, не утратил к нему уважения и старался помочь в беде. Он снабжал работников едой и жильем, подбадривал их и помогал составлять упряжки для перетаскивания массивных камней. От внимания Нумы это не ускользало, но коротышку-каменщика больше заботило другое: он до дрожи боялся непреклонных, холодных взглядов жрецов.
Из каменоломни к хенджу требовалось в две ходки перетащить десять сарсенов. Спустя четыре дня после осеннего равноденствия пять камней уложили на салазки и поволокли по меловым грядам.
За четыре дня до Первозимья сарсены дотащили в хендж, совершив трудное путешествие в невообразимо короткий срок. Теперь предстояло вернуться в каменоломни за оставшимися заготовками. На этот раз обессиленные упряжки работников волочили камни медленнее, несмотря на угрозы Нумы, подбадривания Тарка и побои жрецов.
В довершение всех бед повалил снег. Три дня бушевала вьюга, северо-восточный ветер собирал снег в огромные сугробы. Работники дрожали от холода в наскоро сооруженных шалашах, и на третий день начались обморожения.
Нума с ужасом следил, как снег засыпает деревянные катки, салазки и даже громадные сарсены, – два камня застряли на склоне, и их занесло почти полностью, так что пришлось втыкать в сугроб колья, помечая место. На третий день из снега торчали только верхушки кольев.
Когда буран прекратился, Нума окончательно впал в отчаяние: толстый слой снега покрыл равнину на многие мили вокруг, скрывая холмы и распадки. Мороз крепчал, и не оставалось ни малейшей на дежды на то, что снег растает, – скорее всего, он пролежит всю зиму, а весной талая вода пропитает грунт, и тяжелые камни на крепко увязнут. Каменщик торопливо подсчитал дни, оставшиеся на строи тельство, и понял, что к празднику летнего солнцестояния не успеть.
Наутро Длух послал на равнину трех жрецов. Они безмолвно приблизились к застрявшим сарсенам и оглядели заснеженные холмы.
– Как ты доставишь камни? – наконец спросил Нуму один из жрецов.
– Не знаю, – потупившись, ответил каменщик.
– Придумай что-нибудь, – велели жрецы и ушли.
Нума уныло смотрел себе под ноги, прекрасно понимая, какая участь его ожидает, если он не выполнит повеления жрецов.
Тем временем начали роптать измученные работники; от холода многие захворали, а один даже заплутал в буране и сгинул в снегу. Нума, не зная, что делать, попытался сдвинуть с места один сарсен, но все было напрасно – салазки вязли в сугробах. Даже шуточки Тарка больше никого не подбадривали. В конце концов каменщик решил отпустить работников домой, но жрецы ему не позволили.
– Верховный жрец велел доставить камни в святилище, – напомнили они Нуме.
Трое мужчин пытались сбежать, но жрецы поймали беглецов и до полусмерти отхлестали плетками.
Два дня Нума с тысячей работников мерзли на вершине гряды. Им оставалось только уповать на милость богов и надеяться на чудо.
Длух пересилил свой гнев и сообразил, что надо делать.
Алтарную площадку в святилище спешно очистили от снега. Верховный жрец принес в жертву богам шесть баранов и взмолился:
– О бог Солнце, к тебе взывает твой верный служитель! Помоги!
Потом, превозмогая сомнения, он заявил жрецам, что по воле богов святилище обязательно будет построено в срок.
Бог Солнце внял мольбам.
На третий день с юго-запада подул теплый ветер, налетели дождевые тучи, и ливень растопил снега, а к ночи ветер сменился и ударил мороз. Утром Нума потрясенно оглядел окрестности: в ясном небе ярко светило солнце, а меловые холмы покрылись сверкающей ледяной коркой. Нума топнул и подпрыгнул, проверяя лед на прочность, а затем швырнул увесистый булыжник, но ледяной покров даже не треснул, а камень заскользил по гладкой поверхности.
– Вот теперь мы сарсены дотащим, – усмехнулся Нума.
Работники торопливо соорудили огромные салазки, снова обвязали сарсены кожаными веревками и поволокли массивные камни к святилищу. Однако же трудности не прекращались: втаскивать сарсены на гряду стало легче, а вот с вершины камни скользили по пологому склону, и их приходилось удерживать изо всех сил. Дважды огромный сарсен срывался, подминая под себя работников, – так погибло двадцать человек и сотни получили увечья.
Морозы стояли целый месяц. К празднику зимнего солнцестояния все сарсены доставили в святилище.
Казалось, опасность отступила, но Нуму не отпускала тревога – он глядел на суровые лица жрецов и непрестанно думал о том, что должен в срок обработать и установить десять камней.
Тем временем Крун преисполнился новой уверенности – в тот день, когда взгорье сковало льдом, Менона объявила, что ждет ребенка. Длух принес в жертву богам овцу, и все в Саруме, даже Нумакаменщик, обрадовались долгожданной счастливой вести.
Студеной зимой и теплой весной в Саруме кипела работа.
Нума и его каменотесы трудились не покладая рук. Сарсенам спешно придавали нужную форму, а груды щебня собирали в глубокие корзины и оттаскивали их в ямы, вырытые неподалеку от святилища. Сотни людей устанавливали готовые камни стоймя на места, указанные жрецами. Коротышка-каменщик выбивался из сил, следя, чтобы при этом не допустили ошибок.
Тарк ежедневно виделся с Нумой, но не замечал в приятеле никакой враждебности.
Новорожденную девочку назвали Пийя. Тарк навестил Катеш и спросил:
– Нума знает?
Катеш замотала головой:
– Нет, что ты!
– А он на тебя не гневается?
– Я редко вижу его, он все время в святилище, ему со мной некогда и словом перемолвиться, – ответила она.
– Мне он тоже ничего не говорил, – задумчиво произнес Тарк.
После рождения дочери Нума действительно редко виделся с женой. Тарк знал, что каменщик зачастил к рабыням, но решил, что приятель ищет разнообразия.
Катеш твердо намеревалась хранить верность мужу и холодно встречала бывшего возлюбленного.
– Между нами все кончено, – объявила она. – Я обо всем забыла.
Впрочем, Тарк догадывался, что это неправда, но Катеш оставалась непреклонна:
– Боги меня покарают.
Нума изредка возвращался домой и всякий раз увлеченно играл с детьми. Малютка Пийя его обожала. Он подхватывал малышей на руки и весело бегал с ними вокруг хижины, а они визжали от восторга.
Длух напряженно следил за ходом строительства, и даже сам Крун как-то пришел в святилище, желая убедиться, что все будет закончено в срок.
Весной стало ясно, что Менона вскоре разродится. Впрочем, и верховный жрец, и вождь прекрасно помнили, что первенца следует принести в жертву – только после этого боги обещали даровать Круну наследника.
– Не вздумай противиться воле богов, – предупредил Длух вождя.
– Я молод и полон сил, – беспечно заявил Крун. – У меня будет много сыновей.
К радости обитателей пятиречья, ранней весной вождь несколько раз выезжал на охоту.
Неустанные заботы Нумы принесли плоды: все сарсены обтесали и поставили стоймя. К началу лета оставалось только поднять и установить на место пять перекладин. Жрецы объявили, что по окончании строительства устроят грандиозное пиршество для работников.
Освящение нового храма обещало стать грандиозным торжеством. Со всего острова на меловое взгорье Сарума стекались паломники. В жертву богам намеревались принести не только огромное количество животных, но и людей.
– Боги возрадуются, что в Саруме их почитают по-прежнему, и снизойдут к нам в своей милости, – сурово напомнил Длух жрецам. – Для жертвоприношения следует выбрать девятнадцать человек из тех, кто угоден богам. Девятнадцать – по числу лет, за кото рые богиня Луна завершает свой цикл колебаний.
До праздника летнего солнцестояния и до завершения всех замыслов коротышки-каменщика оставалось меньше месяца.
«Вскоре все будет конечно», – думал Нума.
Предстояло всего-навсего выдолбить по два гнезда с нижней стороны каждой перекладины, в которые войдут шипы стоячих камней, а затем поднять каменные плиты на леса из бревен и уложить поперек сарсенов. Скрепленные веревками бревенчатые леса были прочными и легко выдерживали вес перекладин. Самым трудным было опустить плиты так, чтобы гнезда накрыли шипы. Нума гордился точностью своих расчетов и всегда лично следил за действиями строителей.
Однажды вечером, в самом начале лета, работники разошлись по домам, а Нума, как обычно, остался в святилище, наблюдая за тем, как жрецы готовятся к своим ночным бдениям. Ночь выдалась ясной. Луна еще не взошла. Жрецы не обращали на Нуму внимания, и он проворно вскарабкался на леса, проверяя прочность веревок и надежность сооружения.
Окончив работу, он спустился в святилище, оглядел громадные серые камни и обратился с мольбой к богу Солнцу:
– О величайший из богов, позволь Нуме достойно завершить свои труды!
Он удовлетворенно вздохнул и отправился домой.
На следующее утро каменщик встретился с Тарком в святилище, чтобы обсудить приготовления к пиршеству, которое решили устроить в долине на берегу реки, примерно в миле от хенджа.
Работники на лесах крикнули Нуме, что плита готова к установке на опоры, и каменщик, не прерывая разговора с Тарком, заковылял к сарсенам так быстро, что длинноногий рыбак еле за ним поспевал. Нума остановился точно в том месте, над которым следовало опустить перекладину. Огромную плиту осторожно сдвинули с лесов на опорные столбы. Тарк с восхищением следил за ловкими действиями строителей и почти не слушал, что говорит ему Нума. Внезапно рыбак вздрогнул и недоуменно уставился на коротышку-каменщика.
О проекте
О подписке