Вот уже пять лет Крун безумствовал. Алтарь святилища принял очередную, девятнадцатую жертву – юную девушку, почти ребенка, темноволосую и темноглазую, с пухлыми алыми губами. Длух помнил, как ее, напуганную до полусмерти, привели в дом вождя, где бедняжка изо всех сил старалась угодить Круну, который с бесстрастной холодностью принимал ее ласки. Считалось, что напуганная женщина легче беременеет, однако наложницам Кру на страх не помогал. Когда клинок священного бронзового ножа кос нулся горла бедняжки, в наивном взгляде верховному жрецу почудился вопрос: «За что?!» Ответа у Длуха не было.

Катеш не знала, когда именно в ней вспыхнуло запретное, мучительное чувство. Может быть, в тот самый день, когда Тарк отвез ее из родительского дома в хижину Нумы? Помнится, тогда рыбак всю дорогу тихонько напевал какую-то песенку. Смотрел ли он на Катеш?

Нет, вряд ли это случилось в тот день.

Может быть, это произошло, когда Катеш украдкой поглядывала на мужчин, занятых обсуждением строительства святилища? Рыбак, высокий и стройный, запрокидывал голову и заливисто смеялся, подставляя солнцу четко очерченные губы – смотреть на него было приятно, не то что на неуклюжего коротышку Нуму.

Нет, вряд ли это случилось в тот день.

Скорее всего, это произошло тем вечером, когда жрец дал имя малышу Нумати. Тарк мелодичным, выразительным голосом пел песни у костра, а Нума опустил тяжелую голову на плечо жены и захрапел… Вот тогда она и посмотрела прямо в глаза рыбака – такие ясные и понимающие.

Нет, это случилось не в тот день.

И не в тот день, когда Тарк вытащил Нумати и Катеш из реки.

А вот когда сбор урожая подошел к концу, она точно знала, что Тарк к ней придет, хотя весь день они даже не взглянули друг на друга. С тех самых пор муки тайной страсти стали для Катеш самым прекрасным чувством на свете.

В ту, первую ночь Нума что-то заподозрил, но не отыскал ни следа Тарка в роще, ни лодки на реке. В конце концов он решил, что ошибся, и успокоился.

После смерти Рахи в Саруме воцарилось уныние. Катеш избегала встреч с Тарком и старалась во всем угодить мужу. Несколько раз она даже побывала в святилище, где с изумлением взирала на установленные сарсены. Строители уже возвели четверть задуманного числа арок. Каменщик деловито сновал по святилищу, отдавая приказания.

– Мой муж – великий человек, – во всеуслышание объявляла Катеш, почтительно следуя за Нумой по хенджу.

Прошла зима, наступила весна. Катеш присматривала за младенцем, обходительно прислуживала мужу и даже поверила, что и думать забыла о Тарке.

Летом, когда Крун отправил на алтарь четвертую жертву, Нума отправился в каменоломни и провел там два месяца.

Завидев Тарка на тропе у хижины, Катеш сначала решила спрятаться, но потом набралась смелости, вышла на порог и вежливо поздоровалась.

– Я принес весточку от Нумы, – учтиво начал Тарк. – Он проведет в каменоломне еще месяц. Работы много.

Катеш кивнула: все знали, что Крун недоволен жрецами, и каменщик не хотел, чтобы его обвинили в недобросовестной работе.

– Спасибо, Тарк, – ответила она и, по обычаю, предложила гостю еды и питья.

Рыбак, словно услышав мысли Катеш, уселся поодаль и начал рассказывать о строительстве хенджа, о событиях в гавани и об участи наложниц вождя. Поначалу Катеш слушала его рассеянно, но затем ей стало любопытно, и она засыпала Тарка вопросами. Что говорят о Саруме торговцы? Довольны ли жрецы строительством святилища? Беседа затянулась почти до вечера. Тарк ушел, когда солнце начало клониться к закату.

Через два дня он пришел снова, и на этот раз Катеш держалась приветливее.

Еще через два дня, в сумерках, она услышала плеск весла на реке, и поняла, что это Тарк.

Они пылко поцеловались и вошли в хижину, но Катеш медлила – перед ее взглядом возник образ мужа. Если она поддастся своей страсти, то больно ранит Нуму, а боги наверняка пошлют ей ужасное наказание. Задрожав, Катеш отвернулась, боясь посмотреть на Тарка, но не устояла, торопливо сбросила одежду и, обнаженная, бросилась к нему в объятия с криком:

– Избавь меня от мук!

Пылкая тайная связь продолжалась все лето и осень, пока Нума занимался доставкой сарсенов из каменоломни в святилище. Катеш как одержимая наслаждалась ласками Тарка, запоминая каждую его черточку. Иногда она с дрожью вспоминала о неминуемой каре богов и гневе мужа, но страх исчезал при мыслях о заливистом смехе рыбака, его нежном взгляде и ласковом голосе. Ей хотелось родить Тарку ребенка, сбежать с ним за дальние моря, но Катеш понимала, что это невозможно. В мрачные дни правления Круна ей оставалось только предаваться запретной страсти и страшиться неведомого будущего.

– Теперь повсюду лазутчики и соглядатаи, – говорила она Тарку. – Если нас увидят, то обязательно доложат жрецам…

– Не волнуйся, – успокаивал ее рыбак, – я очень осторожен, о нашей связи не узнают.

Если муж мог представить жрецам доказательства неверности жены, то, по обычаям Сарума, женщину приносили в жертву богам, а ее соблазнитель должен был заплатить дань оскорбленному мужу. При мысли об этом Катеш сокрушенно качала головой и стенала:

– Почему боги не дали мне другого мужа?!

Тарк совершенно не походил на неуклюжего коротышку-каменщика. Иногда он откидывался на спину, потягиваясь, будто кот, а Катеш с восторженным вздохом усаживалась на него сверху; он лениво улыбался, а она ритмично двигалась над ним, выгибая спину и довольно постанывая. Она обнимала его, заглядывая в сонные глаза, и нежно укачивала, как ребенка. В отличие от Нумы, Тарк был с ней нежен и ласков, раз за разом заставляя ее стонать от возбуждения в его объятиях.

Когда каменщик возвращался домой, Катеш всем своим видом показывала, что рада его приходу, и по-прежнему старалась его ублажать. Терзаясь угрызениями совести, она клялась себе, что прекратит преступную связь с Тарком, но всякий раз, встречаясь с рыбаком, поддавалась порыву страсти.

В начале зимы оказалось, что Катеш ждет ребенка. Нумы уже месяц не было дома. Уж теперь-то кары богов не миновать!

– Он обо всем узнает! – вскричала она и горько зарыдала при мысли о страшной участи, ждущей ее за нанесенное мужу оскорбление. – Меня ждет смерть на священном алтаре!

Тогда Тарк и посоветовал ей, что делать.

На следующий день Нума с удивлением увидел своего приятеля, который решительно шагал навстречу упряжкам, волочащим сарсены по меловым грядам. Тарк подошел к каменщику и отвел его в сторону.

– Давай я тебя сменю, – сказал рыбак. – Работа в святилище движется медленно, тебе надо со строителями разобраться, пока жрецы не стали жаловаться.

Нума поблагодарил друга за совет и поспешил в святилище. Впрочем, намеренных задержек он не обнаружил, хотя заметил несколько ошибок и тут же указал строителям, как их исправить.

– Надо же, какой Тарк придирчивый! – довольно бормотал он, возвращаясь домой.

Катеш встретила мужа с распростертыми объятиями и бросилась готовить ему ужин. Нума посидел у костра перед хижиной, поиграл с сыном, а после ужина заметил, что Катеш глядит на него с необычным блеском в глазах. В ту ночь жена отдалась ему с неведомой прежде страстью. То же самое повторилось и следующей ночью. В Катеш словно бы вспыхнуло глубокое чувство, и удивленный каменщик обрадовался, восторженно потирая короткопалые руки. Он принялся рассказывать ей о своей работе на строительстве святилища, о трудностях обработки и передвижения огромных камней. К его изумлению, Катеш восхищенно внимала его рассказам, дотошно расспрашивала и просила подробных объяснений.

– Мой муж – самый лучший каменщик на острове! – то и дело восклицала она. – Все в Саруме о нем знают.

Нуме льстило уважение жены. Всю зиму Катеш ублажала его с невероятным пылом, и ее восторженные стоны возбуждали коротышку-каменщика еще больше. Ранней весной он заметил, что Катеш понесла. Нума удовлетворенно ощупал ее набухший живот и поцеловал жену.

– Я рожу тебе ребенка, – счастливо улыбаясь, прошептала Катеш.

В начале лета Нума отвел жрецам овцу, чтобы боги проявили милость к нерожденному младенцу.

Хотя в Саруме по-прежнему властвовал обезумевший вождь, отправляя своих наложниц на священный алтарь, Нуму переполняло счастье. Он часто приводил в святилище малыша Нумати, как две капли воды похожего на отца, и строители с улыбкой глядели на две нелепые фигурки, вперевалочку бродящие по хенджу. Нумати ловко лепил из глины всевозможные игрушки.

– Вырастет, станет мастером-каменщиком, – гордо заявлял Нума. – Во всем отца превзойдет.

Он подводил малыша к огромным сарсенам и подробно объяснял, как обтесывали и перетаскивали серых исполинов.

– Я научу тебя работать с камнем, – обещал он. – Будешь мне помогать, святилище вместе построим.

За долгие годы строительства Нума проникся любовью к величественному хенджу. Обычным людям не разрешалось входить за земляной вал, окружавший святилище, но мастеру-каменщику было позволено ступить в святая святых, и он с великим почтением взирал на таинства жрецов, что совершались в жертвенном круге, за широким меловым валом, рассеченным дорогой, что стрелой уходила к горизонту. С наступлением сумерек каменщики и работники расходились по домам, а Нума оставался и наблюдал за священнодействиями молчаливых служителей богов. На святилище опускалась волшебная тишина, дневной свет угасал, и темнеющие небеса куполом накрывали меловой круг и величественные сарсены.

Каждый день на рассвете жрецы отмечали место восхождения солнца и положение светила по отношению к пятидесяти шести деревянным столбам, вкопанным внутри мелового круга, ведя точный отсчет дням и месяцам года. Со временем и Нума постиг это искусство, но некоторые действия жрецов по-прежнему ввергали его в недоумение. В закатных сумерках жрецы с охапками колышков и мотками льняной бечевы уходили на взгорье, откуда всю ночь до самого рассвета наблюдали за звездами и за движением луны и планет, отмечая их положение колышками; протянутая между кольями бечева сплеталась в запутанную сеть.

– Странные они, эти жрецы, – изумленно вздыхал Нума, возвращаясь домой.

В середине лета Нума, разглядывая тяжелый живот жены, восхищенно заметил:

– Мальчик родится, еще один каменщик!

– А если девочка? – рассмеялась Катеш.

– Ну или девочка, – согласился он. – Такая же красавица, как ты!

Однажды Нума погладил живот жены и почувствовал, как брыкается ребенок.

– Надо же, какой сильный! – удивился каменщик. – Нумати был спокойнее. А когда малыш родится?

– Месяца через два, – пожала плечами Катеш.

– Нет, Нумати был спокойнее, – повторил каменщик.

Однако, вернувшись в святилище, он неожиданно сообразил, что Катеш ошиблась в сроках, – судя по положению солнца над полукругом пятидесяти шести столбиков, с возвращения Нумы из каменоломни прошло всего полгода, так что ребенок родится не через два, а через три месяца.

– Ничего, мы подождем, – ухмыльнулся он и, тут же забыв обо всем, поспешил к работникам.

В эти мрачные, безумные годы Длух обретал покой только по ночам. Он отправлялся на священное взгорье, к меловым могилам предков, и входил в величественный круг хенджа. Там, в тишине, под темным куполом ночного неба, на верховного жреца снисходило умиротворение. Именно тогда, несмотря на царивший в Саруме страх, Длух вершил свои самые точные расчеты и наблюдения за небесными светилами.

Звезды стали его верными спутниками и добрыми друзьями. Каждую ночь он рассматривал созвездия в вышине: Млечный Путь, что рассекал темный северный небосклон, будто меловая дорога, уходящая к горизонту; величавый Лебедь, Баран, Олень и Тур. Что бы ни происходило на земле, свет звезд неизменно оставался ясным, укрепляя веру Длуха в вечных богов.

Размеренное движение светил успокаивало и поддерживало верховного жреца. По настоянию Длуха вдоль мелового вала внутри святилища снова установили пятьдесят шесть деревянных столбов, в строгом соответствии с учением древних жрецов, которые за долгие годы тщательных наблюдений обнаружили священное значение этого числа – ведь именно пятидесяти шести дням равнялся промежуток между тремя солнечными годами и тремя лунными годами из тринадцати лунных месяцев. А промежуток между пятью солнечными годами и пятью лунными годами из двенадцати лунных месяцев опять же равнялся именно пятидесяти шести дням. Воистину, если чтить богов и послушно внимать их воле, то они откроют свои тайны посвященным.

Наблюдая за небесами, Длух точно рассчитал движение пяти звезд, вечно странствующих по небосводу. Древние звездочеты полагали эти звезды детьми бога Солнца и богини Луны, но не сумели выявить ни закономерность их движения, ни числа, которым они подчиняются. Ночь за ночью высокий, сухощавый жрец молча отмечал положение странствующих звезд колышками, протягивая между ними обрывки бечевы.

– Длух-паук снова заплел все своей паутиной, – шептали наутро жрецы.

Верховному жрецу удалось точно определить небесные пути двух звезд, но порядок движения оставшихся трех ускользал. На рассвете Длух, глядя на сияющий над горизонтом диск, радостно восклицал:

– О великий бог Солнце, Длух тебя не покинул! Тебя по-прежнему чтят в Стоунхендже!

Однако больше всего верховный жрец стремился постичь самую сокровенную тайну богов – разгадке этой тайны и были посвящены действия жрецов, так удивлявшие Нуму. Месяц за месяцем Длух, проведя свои вычисления, взволнованно расхаживал по святилищу и восклицал:

– Почему напрасны наши старания?! Отчего боги не хотят раскрыть нам свою тайну?! Чем они недовольны?!

– Многие поколения жрецов пытались постичь божественную мудрость, – напоминали ему жрецы. – Эта тайна не поддается объяснению.

Длуха это не устраивало. Тайна, которую он жаждал разгадать, была связана с самым загадочным и устрашающим небесным явлением – затмением солнца. В конце концов, если древние звездочеты смогли определить все пути солнца и луны по небосклону, почему бы не рассчитать и движения светил относительно друг друга?

Увы, несмотря на тщательность наблюдений, верховному жрецу не хватало основополагающих знаний. Он не подозревал, что Земля имеет форму шара и не догадывался об устройстве Солнечной системы, поэтому вычислить периодичность затмений был не в состоянии. Однако Длух привык во всем добиваться совершенства, а потому ночь за ночью отправлял жрецов совершать бесполезную работу.

– Я всю свою жизнь посвящу разгадке этой тайны, – упрямо бормотал он.

Отчего богиня Луна осмеливалась закрыть светлый лик бога Солнца? Тайна эта занимала жреца больше, чем строительство нового святилища.

К удивлению Нумы, жена разродилась на месяц раньше срока. Катеш протянула ребенка мужу и гордо пояснила:

– Девочка. Еще одного каменщика придется подождать.

Нума осторожно взял младенца на руки и недоуменно нахмурился: девочка была крепкой и здоровой. Вдобавок у нее было узкое личико и очень длинные пальцы. Совсем как у Тарка. Каменщик посмотрел на жену, а она со счастливой улыбкой встретила его взгляд. Нума отдал ребенка Катеш и вышел из хижины.

В глубокой задумчивости каменщик отправился на взгорье и там, глядя на величественные меловые гряды Сарума, хмуро размышлял, что делать дальше. Сомнений у него не оставалось: отцом ребенка был Тарк. Каменщик с глубокой обидой понял, чем объяснялась внезапная страсть Катеш, – жена знала, что понесла, а потому решила его обмануть. Он с отвращением расхаживал по гребню холма, задетый предательством жены и друга.

Домой он вернулся только вечером, так и не приняв никакого решения. Ужинал он в одиночестве, а потом долго сидел перед хижиной, раздумывая о случившемся.

Он знал, что по обычаям Сарума неверную жену полагалось отдать жрецам на заклание, а соблазнитель Тарк обязан был откупиться за нанесенную обиду щедрыми дарами. Однако такое наказание каменщика не привлекало: жену он любил и не желал ей смерти. Сам наказать Катеш он не мог: вместо того чтобы восхищаться его мастерством каменщика, все в округе станут потешаться над неуклюжим уродцем, которого жена обвела вокруг пальца. Нума сокрушенно поник; задетая гордость пересилила любовь к Катеш.

Чем больше он размышлял, тем явственнее видел внутренним взором своего приятеля Тарка, высокого красавца, любимца женщин. Почти всю ночь Нума неподвижно просидел перед хижиной, будто каменный истукан. Наконец он поднялся и медленно заковылял в дом.

Катеш крепко спала рядом с новорожденной дочерью. Нума с отвращением посмотрел на жену, склонился к малютке и ласково провел коротким пальцем по щеке девочки.

– Ты ни в чем не виновата, – прошептал каменщик, с улыбкой потрепал по голове спящего Нумати и улегся на соломенную подстилку, но снова вспомнил о Тарке и вздохнул: – Я отомщу!

Безлунной летней ночью меловой круг Стоунхенджа казался широко раскрытым всевидящим глазом, глядящим на россыпь серебристых звезд в темном куполе небес.

Верховный жрец в одиночестве стоял посреди священного круга и смотрел на знакомые созвездия, стараясь забыть о девятнадцатой наложнице Круна, принесенной в жертву на рассвете. До окончания строительства святилища оставался год.

В безлунную ночь невозможно проводить расчеты солнечных затмений. Длух вздохнул, потянулся и окинул взором звездный небосвод.

Внезапно на западной стороне созвездия Лебедя верховный жрец заметил яркую блуждающую звезду, за которой тянулся ореол света. Звезды-скитальцы были редкими гостями на небосводе, и древние звездочеты отмечали каждое такое появление и считали их предвестниками богов. Длух всмотрелся в звезду и заметил, что окружающий ее ореол был не серебристым, как говорилось в священных преданиях, а золотым.

– Звезда увенчана золотом! – воскликнул он и неожиданно сообразил, что это может означать.

Неужели пришло спасение? После многих лет разочарований жрец отказывался верить новому предзнаменованию. Всю ночь он следил за странной звездой, которая медленно двигалась по ночному небу.

На следующий день все обитатели Сарума увидели звезду, увенчанную золотом. Жрецы, собравшись в святилище, отмечали, как она движется и разгорается все ярче и ярче. На рассвете звезда переместилась к середине созвездия Лебедя и была видна даже после восхода солнца.

Верховный жрец понял, что пришло время доказать силу своей веры, и во всеуслышание объявил:

– Боги снизошли к мольбам своих верных жрецов и смилостивились над многострадальным Сарумом. Мы всегда поклонялись богу Солнцу и не переставали его чтить. О великий бог Солнце, прими в жертву тучного барана!

Рано утром в святилище явились гонцы от Круна – вождю не терпелось узнать, что означает сияющая звезда.

– Звезда увенчана золотом, – уверенно возвестил Длух. – Это знамение: милость богов вернулась в Сарум. Вскорости Крун обретет новую жену, которая родит ему наследников.

– Но откуда же явится эта новая жена? – изумленно спросили жрецы.

– Блуждающая звезда сияет в созвездии Лебедя, – объяснил Длух. – Всем известно, что именно в лебедя обращается бог Солнце, когда летит над морем. Значит, новую жену вождя надо искать у воды.