24

Сойдя с автобуса и зайдя во двор своего дома, заваленного снегом и сугробами, Ольга, оскальзываясь на наледях, шла к подъезду и вдруг увидела свою мать, которая прогуливалась тут с боксером на поводке.

Ольга остановилась.

– Привет! – сказала мать, подходя.

Ольга выжидающе промолчала, но мать не обратила на это внимания.

– Ты когда в Москву?

– Прямо сейчас… А что?

Мать протянула ей какой-то конверт:

– Держи.

– Что это?

– Держи, не бойся! – И мать буквально всунула конверт ей в руки. – Здесь полторы штуки, зелеными.

– За что? – удивилась Ольга.

– Не за что, а на билеты. Я смотрела телевизор. Тебе нужно лететь к этим сволочам, спасать отца. – И мать, отвернувшись, дернула боксера за поводок. – Пойдем, Ротшильд!

Ольга, остолбенев от изумления, смотрела им вслед.

Но тут, скатившись на санках со снежной горки, к ней подбежала конопатая шестилетняя Катя.

– Тетя Оля, а когда мой папа приедет?

25

Лысый Раис притащил на камбуз ведро с кусками ошкуренной и выпотрошенной козы, переложил эти куски в кастрюлю, засыпал рисом из мешка с маркировкой «UNHCR» и поставил на огонь рядом с кастрюлями, в которых Настя варила макароны для экипажа «Антея».

И почти сразу после Раиса на камбуз пришла Оксана, еще вся взвинченная и красная после инцидента.

– Махмуд? – негромко спросила Настя.

– Ну да. Еле отбилась. Козел! – ответила Оксана и кивнула на Раиса: – А этот чё тут делает?

– Для своих готуе. Махмуд заборонив своим наше исты, шоб мы их не потравили.

– И слава Богу! Еще этих козлов кормить!

Полчаса спустя, в сопровождении двух вооруженных автоматами сомалийцев, Высокого Сахиба и Толстого Закира, Настя и Оксана с тяжелым эмалированным ведром и холщовой торбой в руках вошли в каюту старшего помощника. Там пленные моряки, полуголые от жары, уже ждали их с алюминиевыми мисками и градом вопросов:

– Что случилось?

– Чё сирена ревела?

– Чем сёдня кормите?

– Оксана, это ты орала?

Сняв крышку с ведра, Настя стала черпаком плюхать в их миски вареные макароны – сначала боцману, потом остальным. А Оксана доставала из торбы галеты и выдавала каждому по две.

Моряки недовольно ворчали:

– Опять макароны!

– А чому без мяса?

– А тому шо мясо «снегурки» забрали! – сказала Настя.

– Что? Весь морозильник?

– Ну! – подтвердила Настя. – Мясо заперли и сами будут жрать!

– А ты чё орала? – спросил у Оксаны Тумба.

– Не твое дело.

Сидя на полу с миской в руках, Тумба примирительно погладил ее по ноге. Но она резко отодвинулась:

– Нэ чипай!

– Так вы там умисти з цыми козлами готуете? – сказал своей Насте боцман. – Ты дывысь у мэнэ!

– Я и дывлюсь, – ответила Настя. – На вас. Сэмнадцать мужиков на десять черножопых и сидите.

– А чё сделаешь? – сказал электромеханик. – У них автоматы.

Тут вмешался толстяк Закир, автоматом показал женщинам на выход:

– Finish! Finish!

А боцман негромко сказал своей Насте:

– Потравила б ты их…

– Дрысню напусти на них, – подхватил электромеханик. – А мы…

– Так воны ж в мэнэ нэ едят, – объяснила Настя. – У них свий повар.

Тем временем дюжий Саранцев сказал Высокому Сахибу, курившему сигарету:

– Закурить не дашь, белоснежка?

– What? – переспросил тот.

Саранцев объяснил жестами и по-английски:

– To smoke. Cigarette.

Но толстый Закир, подняв автомат, прервал эту беседу:

– Finish! Finish! – И Насте с Оксаной: – Out!

Настя и Оксана вышли из каюты. А Сахиб, подумав, достал из кармана початую пачку «Мальборо» и протянул Саранцеву. Тот взял всю пачку.

– Thank you…

Закир недовольно рявкнул на Сахиба по-сомалийски, оба вышли из каюты, и тут же к пачке «Мальборо» потянулись руки всех пленных моряков.

А Настя и Оксана вернулись на камбуз, где Лысый Раис сыпал какие-то специи в кастрюлю со своим козлиным рагу.

– Засранец, – проворчала Настя, – стырил мою «Вегету».

Из второй кастрюли с готовыми макаронами Настя больше половины переложила в судок и посмотрела на Лысого, сказала ему по-русски:

– Ну, ты идешь наверх?

Как ни странно, он ее понял.

– Yes, I am ready.

И снял свою кастрюлю с печи.

Настя подала Оксане судок с макаронами:

– Иди с ним.

Держа в руках судок и кастрюлю с горячей едой, Оксана и Раис поднялись в ходовую рубку. Однако при входе вооруженный охранник пропустил в рубку только Раиса, но остановил Оксану.

– It is for Capitan, – сказала Оксана, открывая судок. – Еда для капитана.

Но охранник забрал у нее судок и сам отнес капитану и старпому. Те переложили макароны в свои алюминиевые миски.

Оксана, стоя в двери в ожидании судка, издали смотрела на капитана.

Между тем Лысый переложил из кастрюли в алюминиевую миску Махмуда лучшие куски горячей козлятины, и Махмуд, почесав себя меж ягодиц, принялся за еду, поглядывая на Оксану и капитана.

– Папа, – издали, от двери сказала Оксана капитану, – как вы себя чувствуете?

– English only! – тут же приказал Махмуд.

– О’кей, – усмехнулась Оксана. – Папа, хау ар ю?

– I’m okay, dear, – отозвался Казин и посмотрел ей в глаза. – And you?

– Thank you, papa! – сказала Оксана. – Thank you for everything…

В ее взгляде было нечто большее, чем благодарность.

26

Между тем всему остальному миру было действительно не до сомалийских пиратов и их пленников. В Ираке взрывались террористы-смертники, в Афганистане шла война с талибами, Европу терзал экономический кризис, Америка, трезвея после выборов Обамы, шла на Вашингтон демонстрациями tee-party, Иран практически в открытую гнал ядерную программу, Хезболла обстреливала Израиль, а Израиль бомбил Хезболлу. Лжеученые запугивали планету глобальным потеплением, лжемедики – свиным гриппом, Уго Чавес и Проханов сулили возврат Сталина, – ну и так далее, мир варился на жаровне незатухающих природных катаклизмов и международных скандалов, и то, что вчера было сенсацией, очень быстро тонуло и забывалось в потоке новых событий.

А неводом для отбора этих событий было, конечно, телевидение или, еще точнее, служба телевизионных новостей, работники которой обязаны выхватывать из этого потока самое важное, стремительно прессовать суть своего улова в одну-две минуты эфира и трижды за день обоймой сенсационных новостей с пулеметной скоростью выстреливать в телезрителя. Причем даже когда никаких по-настоящему важных событий в мире не происходит, телеведущие не могут выйти на экран и сказать, что сегодня в мире ничего, слава Богу, не случилось. Нет, работники службы теленовостей обязаны и, конечно, умеют даже из ничего сделать новость и сенсацию…

И после двух-трех лет такой работы у них возникает уверенность в том, что это они делают новости – точно так, как когда-то на улице Правды, в доме номер 24, журналисты газеты «Правда» всерьез сочиняли правду для шестой части света.

Но я отвлекся, извините.

В небольшом операционном зале службы теленовостей шел обычный, в режиме нон-стоп, трудовой день – сотрудники и сотрудницы сидели и стояли у экранов своих компьютеров и, как с медоносными пчелами, общались с разбросанными по всему миру телекорреспондентами, которые вместо меда собирали там урожай новостей и событий. Токио, Багдад, Бостон, Стамбул… Бразилия, Пакистан, Австралия, Якутия… Мир, объединенный Интернетом и Скайпом, сжался до размеров трех десятков компьютерных экранов и стал простой кинолентой или конвейером новостей на манер конвейера сосисочной фабрики.

У одного из таких компьютеров и работала Ольга Казина, а перед ней на экране было лицо их молодого собкора в Греции.

– Греция кипит! – энергично сообщал он. – Тысячи протестующих недовольны антикризисными мерами правительства. Массовые протесты в центре Афин переросли в беспорядки. Горят автомашины, магазины и банки. Чтобы разогнать демонстрантов, полиция применила водометы и слезоточивый газ. Но в пятницу к акциям протеста присоединятся профсоюзы учителей, госслужащих и транспорта…

– Стоп! – приказала Ольга. – Визуальный ряд!

– Всё снято! Посылаю со сжатием, – сказал собкор. – Сама подложишь?

– Конечно. Леня, у меня к тебе просьба. Выполнишь?

– Давай.

– Там у вас есть некто Георгиу Стефандополус, торговец оружием. Ты можешь его найти?

– Тебе его адрес? Наверное, могу. А что?

– Понимаешь, в Сомали пираты захватили судно с его оружием для Нигерии. А капитан на судне мой отец. Мне нужно поговорить с этим греком. Шеф мне не дает командировку, но я за свой счет… Если я прилечу на субботу-воскресенье, ты меня встретишь?

– Оля, ну какой разговор?!

27

В ходовой рубке «Антея»» из транзисторов сомалийцев гремела вязкая арабская музыка. Под эту музыку, яростно расчесывая ягодичную промежность, Махмуд бегал взад-вперед и сквозь разбитые окна по-английски и по-сомалийски выкрикивал в сторону фрегата Евросоюза:

– Шакалы! Вонючие гиены! Гётверены!..

Затем он подбегал к капитану.

– Почему они молчат?! Я же назвал сумму выкупа! Десять дней прошло, никто не начинает переговоры!

Поглядев, как Махмуд чешет себя меж ягодиц, Казин спросил:

– Ты хочешь знать мое мнение?

– Да! Говори!

– Откровенно? Или…

– Откровенно! – нетерпеливо крикнул Махмуд. – Давай!

– По-моему, у тебя триппер или гонорея. Но я могу вылечить…

Махмуд остолбенел:

– Что?.. Что ты сказал?..

Казин пожал плечами:

– Ты же ездил на берег. И теперь так чешешь задницу, что…

Тут Махмуд все-таки пришел в себя и взорвался:

– Это не твое дело!!! Я тебя расстреляю, сволочь! – И, отбежав в другой конец рубки, снова закричал оттуда в сторону фрегата: – Паразиты! Империалисты! Трусливые белые макаки!..

Затем снова почесал себя меж ягодиц, вернулся к капитану и спросил осторожно:

– А ты разве доктор?

– Нет, – сказал Казин, – я не доктор, но вылечить могу.

– Как?

– Буду колоть антибиотики. Пять дней.

– Анти… что? – не понял Махмуд.

– Уколы буду делать. В ягодицы. С лекарством.

– А где ты его возьмешь?

Капитан кивнул на аптечку, висевшую на стене. Махмуд открыл аптечку, выгреб из нее коробки и пузырьки с лекарствами, пластырями и бинтами. Капитан взял у него из рук коробку с надписью «Augmentin».

– А если это яд? – сказал Махмуд. – Если ты хочешь меня убить?

– Я похож на идиота? – Казин кивнул на вооруженных сомалийцев. – Чтобы эти меня расстреляли?

Махмуд непроизвольно потянул руку к ягодицам, чтобы почесаться, но тут же одернул себя.

– О’кей, – сказал он нетерпеливо и спустил штаны. – Давай коли!

– Прямо здесь, что ли? – удивился Казин.

– А что? Тут нельзя?

– Нет, можно… Но сначала я должен измерить твое давление…

– Измерить что?

Казин достал из аптечки аппарат для измерения давления.

– Наша кровь бежит по нашим венам и давит на их стенки, понимаешь? – Казин наложил резиновый жгут себе на локоть, вставил в уши наушники, сжал пару раз резиновую грушу и продемонстрировал на себе, как работает аппарат. – Вот, видишь эту стрелку? У меня давление повышенное. Должно быть 120 на 80, а у меня 150 на 102. Теперь давай твою руку.

Махмуд послушно протянул руку, остальные сомалийцы, глазея, собрались вокруг.

Капитан измерил давление Махмуду.

– Видишь? У тебя 147 на 93. Гипертония. Поэтому ты такой вспыльчивый. Лечиться нужно, а не наркотики жевать! – И Казин показал Махмуду на стол. – Ладно, ложись. Буду колоть антибиотик. Спиной кверху. Только я не могу под эту музыку…

Махмуд, ложась на стол, что-то рявкнул своим сомалийцам. Те тут же выключили музыку. Стало так тихо, что Казин и старпом облегченно перевели дух. Капитан открыл ампулу с Augmentin, набрал лекарство в шприц, поднял его и постучал по нему пальцем, выбивая пузырек воздуха.

Глядя на этот шприц, сомалийцы испуганно заговорили меж собой по-сомалийски, а Махмуд, лежа на столе с оголенной черной задницей, начал трусливо дрожать.

– Да не дрейфь! – сказал Казин. – Ничего страшного! Я же себя каждый день колю…

Махмуд закрыл глаза.

И Казин сделал укол в черную ягодицу Махмуда.

28

Греция действительно кипела, и Ольга убедилась в этом, как только в Афинах, в аэропорту прошла паспортный контроль. В зале аэровоказала было настоящее столпотворение из-за отмены рейсов в связи с забастовками. Шум, теснота, крики и плач детей. Растерянно озираясь по сторонам в поисках своего греческого собкора, Ольга с трудом протиснулась к выходу на привокзальную площадь. Тут было еще хуже: площадь была забита демонстрантами, они дрались с полицией, полиция включила сирены и пустила в ход дубинки и слезоточивые гранаты.

Ольга попятилась назад, и тут у нее в кармане задрожал и запульсировал мобильник. Она достала трубку и прочла на его экранчике: «Оля, извини! В Афинах такое творится! Проехать никуда невозможно! Вот адрес Стефандополуса: Glifard, Olimpia 27. Возьми такси, это недорого. Леня».

Дождавшись, когда полиция оттеснила демонстрантов от аэровокзала, Ольга рискнула добежать до стоянки такси, нырнула в машину и повторила шоферу полученный адрес:

– Glifard, Olimpia 27. Faster, please.

Поглядев на нее в зеркало заднего обзора, молодой таксист изумился на сносном английском:

– Fantastic! Сколько в России красавиц! Каждый день – одна лучше другой! И все – к Стефандополусу!

Ольга насторожилась:

– Что вы имеете в виду?

– А я каждый день приезжаю сюда к рейсу из России, – сказал шофер, трогая машину. – Все жду, когда хоть одна красавица прилетит ко мне. А вы все – к Стефандополусу! Кто он такой? Голливудский продюсер?

– Нет, он торгует оружием.

– О-о-о!!! Тогда все ясно!..

По шоссе, в объезд бастующих Афин, такси вымахнуло к богатым пригородам с виллами и парками, пахнущими йодистым морем, цветами и апельсиновыми садами.

– Мы приехали, – сказал таксист, останавливаясь у старинной виллы, утопающей в пальмовых и финиковых деревьях.

Расплачиваясь, Ольга спросила:

– Вы можете приехать за мной через час?

– Не беспокойся, – ответил он. – Я никуда не уеду. Такую красавицу я могу ждать хоть сутки.

– Спасибо…

Выйдя из машины, Ольга направилась к резной старинной калитке и увидела, как укрепленный над калиткой объектив видеокамеры движется вместе с ее приближением.

И не успела она нажать кнопку звонка сбоку от калитки, как радиоголос откликнулся:

– Yes…

– My name is Olga, – ответила Ольга в неведомо где скрытый микрофон. – I have an appointment with Mr. Staphandopolus.

Калитка автоматически открылась.

Махнув таксисту рукой, Ольга вошла и по гравиевой дорожке кипарисной аллеи пошла к вилле, окруженной рощей из мандариновых и финиковых деревьев. Вдоль аллеи стояли античные скульптуры, за ними открывался вид на бассейн, а дальше – частный пляж и морская гладь с яхтами на горизонте.

У парадного входа старинной виллы тоже стояли античные скульптуры, но дверь была открыта настежь.

– Алло! – сказала Ольга. – May I come in?

Но никто не ответил, и Ольга, придержав шаг, вошла.

Вестибюль – огромный, как зал, – был увешан гобеленами и коврами ручной работы, а в центре зала стоял то ли серебряный, то ли платиновый барс в натуральную величину и килограмм эдак на семьдесят.

– Hallo! – повторила Ольга. – Mr. Stephandopolus!.. Is anybody here?

Никто не ответил, и Ольга осторожно прошла дальше на доносящийся издали стук.

И в следующем зале ей открылась странная картина. Под потолком из золотой лепнины, среди ампирной мебели времен Людовика Четырнадцатого и стен, сплошь укрытых античными гобеленами и дорогими картинами в тяжелых золоченых рамах, – посреди всей этой старинной роскоши, в центре зала, за столом с гнутыми золочеными ножками сидели на античных же стульях трое стриженных под «быков» 30-летних верзил в мокрых пляжных трусах и об край ампирного стола отбивали сушеную воблу. На столе, на газете «Советский спорт» был натюрморт в духе советских нон-конформистов – два ящика пива «Будвайзер», гора сушеной воблы и «браунинг». А под столом, на дорогом наборном паркетном полу – пустые пивные бутылки и пляжные полотенца.

Отпив из бутылки, один из верзил махнул Ольге рукой и сказал по-русски:

– Давай заходи! Пиво будешь?

Ольга растерялась:

– Я… я к господину Стефандополусу…

– Ну, я и есть… – сказал верзила. – Сидай. Я – Жора Степанюк, а по-гречески Георгиу Степандополус. – И «быкам»: – Пацаны, у меня прием. Там на кухне е щэ пиво и вобла. Пошукайте…

Двое верзил поднялись и, прихватив по четыре бутылки пива, вышли.

– Я это… – сказала Ольга, с трудом включаясь в ситуацию. – Я по поводу «Антея», а точнее – груза, который вы отправили в Нигерию…

Жора открыл бутылку «Будвайзера» и поставил ее перед Ольгой.

– Сидай. Вобла астраханская, братаны учора привезли. Вот, бери, отбитая.

Ольга осторожно села на край кресла.

– Спасибо. Я выяснила насчет этого груза. В страховой компании Ллойда он застрахован на 10 миллионов долларов. А на самом деле это оружие, конечно, стоит дороже – там одних танков 42 штуки. Поэтому я думаю, что вам есть смысл принять участие в переговорах с пиратами о сумме выкупа и разделить ее с судовладельцем. Я была в Лиссабоне, встречалась с хозяином «Антея». Он сказал, что если вы разделите с ним расходы…

Во время этого монолога Жора, не глядя на Ольгу и отхлебывая пиво из бутылки, сильными пальцами продолжал разминать и крошить воблу. Ольга поневоле засмотрелась на эти пальцы – они были короткими, толстыми и мощными, как механические клещи. Но тут Жора перестал крошить воблу, вытер руки льняным рушником, встал, обошел стол, зашел к Ольге со спины и этими же руками, как клещами, взял ее за шею.

– Трусики сама сымешь? Чи порвать?

Чуть подумав, Ольга ответила:

– Конечно, сама. Я их только утром купила.

– Умница, – сказал Жора, не убирая рук. – Сымай.

– Сидя не могу. Нужно встать.

– Капито, – по-итальянски согласился Жора, но рук с ее шеи не убрал. – Вставай.

Ольга стала медленно подниматься и на подъеме локтем саданула Жору в пах с такой силой, что Жора охнул и рефлекторно согнулся в пояснице. В тот же миг Ольга на развороте с силой ударила его двумя сцепленными руками по затылку, и Жора, падая, почти переломился, а Ольга тут же заломила ему руки за спину, села сверху и удержала его правую руку болевым захватом.

– Ни звука, понял? Пикнешь – сломаю!

– Понял. Пусти… – хрипло отозвался Жора, прижимаясь щекой к паркету.

– А ты свои трусики сам снимешь? Или мне их порвать?

– Чего-о??? – придушенно изумился Жора.

– Повторяю. Свои трусы сам снимешь или мне их порвать?

– Ты шутишь?

Ольга подтянула ему руку так, что он застонал от боли.

– Сам… сам сниму… Пусти…

– И запомни: у меня с двенадцати лет черный пояс по карате. Рыпнешься – башку сверну!

Изогнувшись и протянув руку к столу, Ольга дотянулась до «браунинга», взяла его, умело проверила магазин и, убедившись, что «браунинг» заряжен, поднялась с ним на ноги, отошла от Жоры.

– Ну вот, – сказала она, держа Жору на мушке. – Теперь вставай, но медленно.

Жора встал.

– Снимай трусы.

– Чё? В натуре?

– Снимай, я сказала!

– А чё, – ухмыльнулся Жора, стягивая плавки. – Трахаться будэм?

– Ага, счас…

Свободной рукой Ольга достала из своей сумочки мобильник и стала фотографировать Жору без трусов.

– Шо ты робыш? – испугался он.

Ольга вскинула «браунинг».

– Заткнись! Стоять!

И, продолжая держать Жору под прицелом, свободной рукой нажала несколько кнопок на мобильнике.

– А шо ты делаешь? – с беспокойством спросил Жора.