Дураки и преферанс

Сколько раз за время своего продвижения по социальной лестнице вы оказывались в самом низу и начинали продвижение в иерархии с самого низа? На своём примере я сейчас расскажу вам, как это происходит с офицером военно-морского флота. Ну, и расскажу обещанную историю про преферанс.

Вот поступили вы в военно-морское училище, уехали от мамки и вроде как стали самостоятельным человеком. Но на самом деле вы живёте по строгому расписанию и не выбираете себе ни меню, ни время сна, ни даже одежду. На зарядку – трусы и прогары, на занятия – роба и пилотка, в увольнение – бескозырка и красивая глаженая форма с беленьким подворотничком, носовым платочком и двумя иголками с чёрной и белой нитками. Единственный выбор, который вы делаете самостоятельно на самом деле, это в какие кусты отвести принцессу, чтобы погладить её по попе и запустить руки ей под кофточку. Ну, если повезёт с принцессой. В иерархии ты в самом низу снова оказываешься. Ну, почему «снова», вы понимаете? Когда вы заканчиваете школу, вы же чувствуете себя взрослым, самостоятельным, умным, отличным и готовым ко всему? Ну вот. А потом опять – малолетнее говно, и «молоко мамкино на губах не обсохло», и «у тебя волосы на яйцах выросли-то уже?». А вокруг тебя ходят взрослые дядьки-пятикурсники. Они уже с пузами некоторые, с усами во всё лицо, медленно передвигаются и не обращают на тебя никакого внимания, как на низшую форму жизни. Потом они становятся лейтенантами, надевают новенькую офицерскую форму, и ты краем сознания замечаешь, что на самом деле они какие-то совсем уж молоденькие и такие же зелёненькие, как ты. Но это они, у тебя же точно всё будет по-другому! Ты будешь взрослым, солидным и смотреть на всех с высокомерным прищуром! А потом оказывается, что нет.

Тебе выдают диплом, предписание, вещевой аттестат и жмут руку. И вот тут-то ты понимаешь, что никакой самостоятельной жизни ты и не нюхал до сих пор. С двумя баулами, в которых лежит форма, джинсы «левис» и куртка «топган», ты стоишь посреди площади в городе Мурманск-150 с открытым ртом, и, ёпт, тебе же даже жить негде. Вот она – радость взросления и самостоятельной жизни!

А! Ну да! В социальной иерархии вы стоите даже не на нижней ступеньке, а вообще на полу. Даже грамотных матросов второго года службы уважают сильнее вас и называют по имени, а вас зовут «лейтенантом». Ну, вы как бы и есть лейтенант, конечно, но в подводном флоте принято обращаться друг к другу по имени-отчеству и уважительным прозвищам «братан», «родственник», «баклан». А по воинскому званию обращаются только к гондонам, малознакомым офицерам и лейтенантам. Если переходить на язык метафор, то ты как курица среди тигров – тебя не жрут только потому, что тобой не наесться и охотиться на тебя неинтересно: ты же даже летать не умеешь. Только ходишь где-то внизу, крутишь башкой и хлопаешь глупыми глазёнками. И начинаешь учиться, учиться и ещё раз учиться. А ещё тренироваться и пытаться вникнуть во все традиции, устои и правила поведения в том экипаже, куда ты попал. Плевать всем на твой диплом и на тебя, и на охуенность твою, и на твои таланты поэта, художника и трубача на саксофоне. Нет такой должности на флоте – «хороший парень». Конечно, дураки попадают на флот. Безусловно. Несмотря на весь строгий отбор и сложную систему обучения, некоторым из них просто везёт, а некоторых жалеют преподаватели. На флоте для дураков есть специальный круговорот. Когда понимают, что ты дурак, от тебя сразу стараются избавиться. Стремятся отправить на курсы повышения квалификации, офицерские классы или в академию в надежде на то, что потом тебя распределят в другое место подальше отсюда. Ну, или, на крайний случай, тебя путём военной хитрости сплавляют на соседний экипаж хотя бы.

Отсутствие гениальности, говаривал наш старпом Сей Саныч, компенсируется частотой повторений.

– Слушай, минёр, – ебал он минёра, который пытался сдать ему МППСС^[6]. – У тебя с бабой в первый раз всё получилось нормально?

– Да! – гордо отвечал минёр.

– До пола борода! Войти хоть внутрь успел до того, как кончил? Вот сейчас, минёр, не успел: я ещё и не начал, а ты уже кончил. Иди, минёр, тренируйся! Грубей душой и учись ласкать меня знаниями. Такой вахтенный офицер, каким ты сейчас кажешься, не то что не нужен, а даже не смешит меня, от слова «совсем». Вот когда начнёшь хотя бы смешить, тогда и возьму тебя на ходовой мостик!

Международные правила предупреждения столкновений судов каждый вахтенный офицер и вахтенный командир должен знать наизусть. И не просто знать наизусть, но и уметь применять моментально и не задумываясь. Вот был ли минёр дураком, когда стоял на мостике под проливным дождём, градом и снегом, блевал за борт, укачиваясь вусмерть, оттого что находился при килевой качке на высоте в пятнадцать метров, и плечо у качки было сто семьдесят пять метров, при этом следя за горизонтом и воздухом, и безаварийно расходился со встречными и попутными судами?

Кто-то писал, что для военного главное – выучить стандартный набор действий, и всё, на кой хер ему мозг? Не буду говорить за всех военных, но за подводников скажу. Стандартный набор действий выучить, конечно, нужно, но пригодятся они вам максимум в шестидесяти процентах случаев. А в остальных сорока вас выручит только смекалка, нехилый багаж знаний и умение мгновенно принимать решение. Причём убить вас и ваших товарищей может и один процент из этих сорока. Вернее, не может, а убьёт со стопроцентной вероятностью. А смотрите – я жив и относительно здоров, поэтому с железобетонной уверенностью считаю, что дураков среди моих друзей не было. Были недотёпы, были туповатые, были скучные, были жадные, были нелюдимые – всякие были, как и в любом сообществе людей. Но вот дураки куда-то очень быстро девались. И уровень ответственности. Дурак его не осознаёт и относится к нему небрежно, что неминуемо приводит его совсем не к тем результатам, которые ожидаются.

Ну, мы не будем сейчас говорить о том, что делать выбор не в пользу сытой жизни, а в пользу защищать Отечество в девяностые было, мягко говоря, не в моде, и дураками считались автоматически все, кто такой выбор всё-таки делал, ладно?

Теперь обещанная история про преферанс.

Очень любили мы это занятие долгими зимними вечерами, плавно переходящими в утро, стоя несколько месяцев в боевом дежурстве. Нет, устраивали, конечно, чемпионаты по «Мортал Комбату» на «Сеге», но это быстро надоедало, а вот преферанс – дело совсем другое. Собирались на него к заранее определённому времени, помогая друг другу закончить дела по уходу за матчастью, составляя меню попутного ужина и строго распределяя обязанности.

– Андрюха! – говорю я доктору. – Пошли в пятнадцатый, Сане со щитом электрическим поможем закончить, а то он не успевает!

– Эдик, ты дурак? Я же доктор, у меня винты за седьмым стоят! Если остальные доктора узнают, что я до пятнадцатого дошёл, то на руках меня носить начнут, за мою божественную смелость!

– Ну, тогда картошку чисти, пока мы заканчиваем!

– Бля, ладно, пошли в пятнадцатый. Только никому ни слова об этом, иначе медикаментозные муки тебе гарантированы!

Саня, конечно, не то чтобы сам прямо щит этот перебирал, он же командиром группы был, но процессом руководил лично, как положено.

– Так, бакланы, питание со щита сняли?

– Сняли!

– А резервное?

– Так точно!

– А аварийное?

– Само собой!

– А что ещё отключали?

– Ну, так всё же вроде!

– Ладно, я тогда отойду подальше, а то запах горелого мяса не очень переношу своими тонкими ноздрями!

– Ну, Са-а-аша…

– Хуяша! А с соседнего борта вам кто питание отключать будет? Доктор, может?

– А!!! – обрадовался доктор. – Так вот он как работает! Ебуки всем раздаёт! Это я умею!! Так, кожаные мешки с плохой кровью, какого хуя и до каких пор?! Почему? Почему, я вас спрашиваю?! И в глаза! В глаза мне смотреть! Чтоб всё! Всё как положено! И никаких мне тут! Нюхайте, чем пахнет! И напрячься всем немедленно!

Электрики ржут, глядя в нахмуренные докторские брови.

– Андрюха, – говорит ему Саня, – а ты картошку-то почистил уже? И вообще, мы не мешаем тут твоему выступлению? Ничего, что у нас руки гаечными ключами заняты и мы не аплодируем?

– Э, бля! А мне Эдик сказал, что если я тебе помочь схожу, то картошку чистить не надо!

– А он наебал тебя, Андрюха, потому что они с Борисычем поспорили, сможет ли он тебя до пятнадцатого дотащить в сознательном состоянии и не связанного!

– Ах он тварь!

– Хитрая тварь, прошу заметить! – добавляю я.

А картошку мы жарили в стерилизаторе для хирургических инструментов. И вот сидим мы, значит, расписываем пулю, с нами Крис Ри музыку нам всякую приятную играет, картошка в стерилизаторе шкворчит с салом, и тут доктор говорит неожиданно:

– Старпом.

– Что – «старпом»? – спрашивает Борисыч, и тут дверь в каюту резко распахивается. На пороге – старпом.

А все, открыв рты, смотрят на Андрюху.

– Как ты узнал-то?

– По цокоту копыт, ёпта.

– Так, – вступает старпом, – что тут, бухаете опять?

– Ага, – говорит Борисыч. – Ни разу не было и снова повторилось!

А стоя в боевом дежурстве, мы не пили. Строго с этим было. Ну как, стакан иногда на ужин можно было залудить, но это же только для запаха подводнику, не более того.

– А стерилизатор у вас тут на хуя стоит? Доктор, блядь.

– Э… стерилизуем инструменты. Сейчас с офицерами занятие практическое буду проводить по вскрытию брюшной полости в походных условиях!

– А картошкой жареной почему аж до моей каюты пахнет? – И лезет в стерилизатор. – О, бля! С салом! Вы чё, блядь, вообще тут опухли? Я там сижу, ломаю голову, как сделать вашу службу ещё невыносимее и какими ещё извращенными способами вас ебать, чтоб вы меня боялись, а вы даже на ужин меня не позвали?

– Так не готово же ещё, Сей Саныч! Мы собирались!

– Пиздите же, бакланы! – ржёт старпом.

– А может, и пиздим, но недоказуемо теперь!

– Ладно, я в доле, что с меня к столу?

– А вот сейчас обидно стало, Сей Саныч! Мы вам даже спинку готовы почесать за просто так, пока вы картошку есть будете, так сильно вас любим, а вы о каких-то мелочах!

– Блядь, – говорит старпом, – никогда не думал, что такая грубая лесть может быть такой приятной! Ладно, схожу за пузыриком тогда!

– Так вы же запретили?

– Со мной-то можно! Это без меня нельзя.

Старпом прибегает через пару минут со спиртом, садится в уголок и начинает терпеливо ждать. А мы раздаём.

– Мизер втёмную! – объявляет доктор.

– Ага, – говорит старпом, – у нас на курсе так все дебилы делали, которые играть не умели. Так они не дебилами, а отчаянными гусарами себе казались!

– Сей Саныч! Картошку поперемешивайте, если вам заняться нечем!

– Мне всегда есть чем заняться, Андрюха! Но когда я не целуюсь с женой, рот у меня всё равно свободен! Так что опять ты промазал, докторишка!

Раскатали мы, конечно, доктора, как каток улитку, с его мизером втёмную и с чувством выполненного долга объявили перерыв на ужин. Играли всегда на интерес мы своей компанией. И есть тоже старались вместе, когда в каюту не помещались, клали дверь на два РДУ^[7], накрывали её картами и выкладывали в общую кучу, кто что с собой принёс. Каждый день. И разговаривали. Мы всегда много и охотно разговаривали на любые темы. Спорили, доказывали, смеялись, ругались, обижались и тут же прощали друг друга, чтоб ввязаться в очередной спор, и хлопали друг друга по плечам в порывах искренних чувств.

Не знаю, как думаете вы, но мне кажется, что дураки не умеют дружить годами и не могут находить совместные занятия под длинные разговоры обо всём со смехом, руганью и похлопываниями по плечам долгими зимними вечерами, плавно переходящими в рассвет. Поправьте меня, если я ошибаюсь.