Читать книгу «Моцарт фехтования» онлайн полностью📖 — Эдуарда Гурвича — MyBook.

Глава IV. Выбор сделан

Перед тем, как вернуться к истокам чемпионского пути Марка, ещё пару слов об Уинстоне Черчилле, его родовитом сверстнике, столкнувшимся не только с полным пренебрежением родителей к фехтовальным амбициям 17-летнего отпрыска, но и с тем, что мальчик пережил в частных школах. Девять лет учебы в Сент-Джордже, Брайтоне и Харроу были в основном безрадостным временем, или, как он писал позже, «серой тропой на карте моего путешествия по жизни. Это была бесконечная череда тревог, которые тогда совсем не казались мелкими, и изнурительного труда, не радующего результатами. Это было время дискомфорта, ограничений и унылого однообразия. Все сверстники, казалось мне, были во всех смыслах гораздо лучше приспособлены к условиям нашего маленького мира. Они гораздо лучше успевали и в учебе, и в спорте. Не очень-то приятно чувствовать себя безнадежно отставшим в самом начале гонки». Впрочем, закончил эти жалобы Уинстон иначе: «Я целиком и полностью за частные школы, – объявил Черчилль в 1930 г., – но я не хотел бы оказаться там снова».

Кажется, Марк, как и все мы в те времена, никаких трудностей с частными школами не ощутил. Таких школ в СССР просто не было. Фехтованием Марк увлёкся задолго до того, как попал в вечернюю школу. Весной 1952 года он приехал на дачу в Востряково, и познакомился там с соседом, парнем старше Марка на пару лет. Звали его Виктор Гуськов. Отцы работали вместе, ребята одружились. Виктор показал Марку свою фехтовальную амуницию, пообещав взять на стадион «Буревестник». И однажды это произошло.

– Мне понравилось, – вспоминал Марк, – что вся команда болела за своего, когда каждый поочерёдно выходил на дорожку. Я был в восторге, что усилия каждого складываются во что-то единое. Видимо, мне не хватало в жизни именно этого чувства единения, теплоты, локтя товарища. Я это сразу увидел на фехтовальной дорожке. И осенью попросил зачислить меня в фехтовальную секцию. Начал со… штыка и очень скоро стал неплохим штыкачём.

Хотя про себя Марк сразу решил, что будет заниматься саблей. Только ради того, чтобы победить Виктора. Ему очень хотелось выиграть именно у него, доказать, что он сильнее. В первых же боях на фехтовальной дорожке изо всех сил бил противника оружием. Тогда Виктор объявил: «Пока не станешь перворазрядником, я с тобой фехтовать вообще не буду!». Вскоре Марк понял, что хотел сказать Виктор. И теперь разъяснял мне:

– Что значит – бить больно? Это зависит от техники спортсмена. Элегантность, а не сила удара ценится на дорожке. Но порой специально бьют больно, чтобы вывести соперника из себя. Тут важно не идти на провокацию. Если ты не идёшь на провокацию, ты побеждаешь. Хотя иногда я отвечал, давал достойный ответ. Это не совсем корректно, но это возможно. Иначе говоря, надо, несмотря на сильные удары, продолжать плести фехтовальную канву, не терять её от перевозбуждения. Это лучший ответ на грубую силу или на недостаточно высокий уровень соперника. Был в моей практике один спортсмен очень высокого класса. Иногда бил саблей больно! Ну, что ж, я терпел, но почти всегда побеждал его…

Первым тренером Ракиты был Лев Петрович Мацукевич. Человек героической биографии: он побывал в плену, трижды бежал и чудом избежал посадки в лагеря. Стал чемпионом СССР по фехтованию. Лев Петрович отметил в юноше любознательность и помогал сделать первые шаги будущему олимпийскому чемпиону. Тренер фехтовал на всех видах оружия – шпаге, рапире и сабле. Прежде чем окончательно выбрать саблю, Марк тоже попробовал все виды оружия. Лев Петрович позаботился, чтобы юноша получил общее представление о фехтовании. Он рассказывал и показывал новичку:

– В сабле и рапире есть три права – право атаки, право защиты и право выигрыша времени. В шпаге нет этих трёх прав. Есть только одно – право выигрыша времени. Бой – в пределах ограниченного поля. Грубые действия оружием и столкновения вне правил пресекаются. Неэтичное поведение тоже.

Юношу захватывал сам ритуал начала поединка. Соперники салютуют друг другу и судьям поднятыми вверх клинками.

– Прэ? (готовы?) – спрашивает старший судья.

– Прэ! – отвечают бойцы.

– Алле! (начинайте!) – командует арбитр.

Схватки скоротечны, насыщены маневром и ложными действиями оружием. Кстати, об оружии. Марку пришлось освоить азы слесарного дела, чтобы учиться подгонять инвентарь. Это должен уметь делать сам спортсмен, наставлял Лев Петрович. Идеальное соответствие клинка потребностям бойца не может рассчитать ни один инженер. Надо придать клинку нужный изгиб, подкрутить гайку, выправить гарду, подобрать маску с удобным подбородником. Современный фехтовальный костюм защищает спортсмена, предохраняет от удара саблей. А удар может быть очень болезненным. Потому и с костюмом надо повозиться, подшить, подправить нагрудник.

Забегая вперёд, отметим: доводку оружия Марк практиковал в течение всей спортивной карьеры. Учиться было у кого: это скрупулёзно делал перед ответственными соревнованиями его тренер, Давид Тышлер. Позже, когда Марк стал тренером, и он возился с саблями Кровопускова, Бурцева, других своих воспитанников. Пока же за консультациями с подгонкой амуниции пытливый ученик обращался ко Льву Петровичу. Он знакомил Марка с устройством оружия, помогал усваивать правила тренировок. Терпеливо объяснял, в каких видах оружия, какие удары и уколы засчитываются. В сабле идут в зачёт удары в туловище, а также в руку и голову. Удары следует наносить раньше противника, опережая его возможное нападение. Опережение должно быть столь продолжительным, чтобы его успели зафиксировать не только судьи, но и зрители, и тренеры. При ударах, нанесённых одновременно, а такое бывает, арбитр может отдать предпочтение спортсмену, начавшему нападение раньше или тому, кто парировал атаку, отбив своим клинком оружие противника и нанёсшему ответный удар. И только в шпаге допустимы взаимные одновременные нападения, которые засчитываются обоим соперникам.

Всё, чему учил тренер, Марк старательно осваивал на фехтовальной дорожке. Звон клинков, схватки противников, стремительные атаки окончательно захватили воображение впечатлительного юноши. Доспехи, оружие, костюмы снились ему ночами. Он уже мечтал о победах.

В те годы на мировой арене блистали фехтовальщики Венгрии. Венгры были ведущей командой мира. Имена Пала Ковача, Аладара Геревича, Рудольфа Карпати завораживали. Становление советской фехтовальной школы пятидесятых годов происходило под влиянием венгерских фехтовальщиков. В 1955 году, когда Марку едва исполнилось 17 лет, он записался на курсы ДОСААФ по изучению азбуки Морзе – чтобы по Дунаю сплавать на корабле в Венгрию и познакомиться с фехтовальной школой страны. Марк хотел попасть в армию только ради того, чтобы служить в Венгрии. На любых условиях он хотел оказаться в Будапеште и получать там фехтовальные уроки…

Тут я спохватился: а ведь нынешним читателям надо объяснить намерение Марка попасть в армию, чтобы служить в Венгрии. По крайней мере напомнить, что Группа советских войск, кажется, находилась в Венгрии до самого 1991-го года. Возможность тогда служить за границей советскому юноше представлялось удачей. А вот внесло ли подавление восстания в Венгрии 1956 года какие-то коррективы в такие желания? Я помню соседа Мишу Лукинцева, который служил в танковых войсках и оказался в Будапеште. Вернулся оттуда осенью того же 1956-го года. Выходя во двор, не хотел рассказывать, что там произошло. Видимо, дал подписку при демобилизации. Ходил угрюмым, замкнутым.

У меня нет повода искать даже намёка на прозрение. Марк не испытывал никаких колебаний. Окружение, увлечённость спортом не оставляли зазоров, чтобы в чём-то сомневаться. Всё было ясно. Контрреволюция, которую Советский Союз обязан подавить. А введение войск, уличные бои в Будапеште, об этом мы мало что знали. Цензура была жёсткой. Я попробовал вспомнить себя в 17 лет у приёмника, ловящего иностранные голоса. Ничего такого не было в моей биографии тех лет, как и у Марка. Мы строили свою жизнь в рамках той системы, в которой родились и жили. В бараке никакого приёмника у нас в семье не было. Тарелка радио висела на стене над кроватью. Оттуда голосом Левитана сообщалось то, что происходило в августе 1956-го. Тем не менее, я спросил Марка, был ли у них в семье приёмник, слушали ли родители вражьи голоса. Нет, конечно, отвечал Марк, всем и так всё понятно – мы венграм помогали, а они ответили на нашу помощь контрреволюцией.

Да, нам было по 17-18 лет. Выставлять в этом возрасте себя инакомыслящими сегодня, когда нам за 80 – глупость высокомерная и чушь несусветная. Но вот выясняется, что каталог о тогдашних протестах в 43 регионах Советского Союза и 13 республиках – на уровне разговоров и ругани, включает почти 250 человек. Социальный состав протестовавших разнородный – рабочие, интеллигенция, школьные учителя, журналисты, студенты… Формы протеста были разнообразными – листовки, стихи, публицистические статьи (распространявшиеся в молодежных кружках и еще не ставшие самиздатом), записи в дневниках, частные письма и письма в советские государственные и партийные органы (и, разумеется, в редакции газет). Демонстрации были только одиночными. Я прошёлся по этому списку, выставленному в интернете. И к своему удивлению нашёл десяток наших с Марком сверстников – в Кирове, Ленинграде, Литве, Тбилиси, Ярославле, Дмитрове (Московской области). Все они были осуждены на разные сроки и отправлены в лагеря. Их обвиняли не только за протесты и осуждение подавления восстания в Венгрии, с требованием вывода советских войск из Венгрии, но и за систематическое прослушивание иностранных радиостанций…

Не надеясь на свою осведомленность и умение быстро найти то, что мне надо, я обратился за помощью к А., человеку сведущему – в самом деле, прав ли мой друг, полагая и сегодня, что Советский Союз помогал Венгрии. На следующий день А. прислала мне ответ: «Про Венгрию – думаю, Ваш герой имеет в виду «политическую» помощь: выгнали немцев, установили «правильное» правительство, создавали «правильные» структуры и институты власти, поддерживая их вооруженной силой. Но в Википедии утверждается также, что жизненный уровень в Венгрии в послевоенный период стремительно падал: «Экономическая ситуация в стране осложнялась тем, что Венгрия как союзник Германии по Второй мировой войне была обязана несколько лет выплачивать СССР, ЧССР и Югославии контрибуцию, иногда доходившую до четверти национального продукта». Свои рассуждения о причинах восстания в 1956-м А. заключила энергичной фразой: «В общем, не с жиру взбесились товарищи венгры».

Ну, а дальше я уж сам нашёл много любопытного. И про выборы в ноябре 1945-го, когда коалиция коммунистов и социал-демократов, оказавшись в меньшинстве, при… поддержке советских войск заняла ключевые посты в правительстве. И про Ференца Надя, премьер-министра Венгрии, который поехал с визитом в Швейцарию и в виде протеста там остался, сложив с себя полномочия лидера страны. И про новые выборы в 1947-м году, которые коммунисты провели при поддержке советских войск, арестовав перед тем всех лидеров оппозиции. В 1949-м провели парламентские выборы, после чего появилась Венгерская Народная Республика. Ну, и так далее…

Важно подметить, что в 1952-м реальная заработная плата рабочих и служащих была на 20 процентов, а доходы крестьян – на одну треть ниже, чем в 1949-м. Провалы планов индустриализации вызвали недовольство. После смерти Сталина венгры попробовали выправить ситуацию: новый лидер Имре Надь прекратил строительство множества крупных промышленных объектов. Капиталовложения были направлены на развитие лёгкой и пищевой промышленности, было ослаблено давление на сельское хозяйство, снижены цены на продукты и тарифы для населения. Но в апреле 1955-го Ракоши решил продолжить сталинский курс. Это вызвало недовольство венгров. 14 же мая 1955 года социалистические страны заключили Варшавский договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи, что продлило пребывание советских войск в ВНР. Так что полагать, что с «жиру сбесились венгры» могла только советская пропаганда. Мы и были её жертвами в Советском Союзе.

Впрочем, позже в результате реформ Венгрию представляли уже как «самый весёлый барак в социалистическом лагере». И не только потому, что с конца 60-х – начала 70-х там была введена либеральная цензура и разрешён свободный выезд за границу всем гражданам. Венгрия стала лидером в фармацевтической промышленности, производила прекрасные телевизоры, холодильники, автобусы, грузовики. Она занимала первое место в Европе по производству пшеницы и мяса на душу населения…

Всё это произошло совсем не потому, что СССР помогал братскому венгерскому народу, а вопреки. По крайней мере, у меня в памяти Венгрия с её лидером Яношем Кадаром середины и конца 1960-х годов связывалась именно со свободой и экономическими достижениями. Я учился на журфаке в университете, когда одна из наших сокурсниц вышла замуж за венгра. Она переселилась к нему в Будапешт, часто приезжала в Москву и привозила для наших жён то, что называлось «импортными тряпками». Мы дружили, жёны покупали обновки. Я просто мечтал когда-нибудь поехать в Будапешт. Но сумел осуществить эту мечту лишь в середине 90-х. Денег на гостиницу у меня не было. Приехал к этой паре. Муж был явно недоволен, поселив меня на несколько дней в их квартире. Я располагался на первом этаже, а он в середине ночи спускался со второго этажа и устраивался в огромном кресле… в той же комнате. Ссылался на мигрень: мол, должен спать сидя. Когда же вёз меня назад в аэропорт, дал понять, что если и соберётся в Лондон, то у них есть, где остановиться. С тех пор мы не переписывались, не разговаривали, не виделись. Напугал я мужа своим визитом. Ну, а себе сказал раз и навсегда – останавливаться надо в гостинице. И не портить отношения с друзьями…

Больше в Будапеште я не был. И вот, спустя почти четверть века, когда Марк сказал, что едет на чемпионат мира по фехтованию-2019, мне захотелось туда. Совсем не ради того, чтобы встретить бывших друзей. Повод совсем другой. Мне нужно было почувствовать атмосферу нынешней Венгрии. И попробовать понять Марка, который вдруг вспомнил:

– А ведь мои мечты попасть в Венгрию через армию или ДОСААФ осуществились, но иначе. Впервые я приехал в Будапешт в 1961 году на Спартакиаду дружественных армий в составе сборной ЦСКА. Жили в гостинице на острове Маргит, который расположен посередине Дуная в центре Будапешта. Мосты через этот остров соединяют две части венгерской столицы – Буду и Пешт. Каждое утро с этого острова мы отправлялись тренироваться на спортивную базу. И там впервые я мог получать уроки венгерского фехтования, о чём так мечтал в 1955-м…

Марк, конечно, приезжал в Будапешт после того, как завершил спортивную карьеру в ранге олимпийского и мирового чемпиона. Привозил своих учеников, будучи тренером, на состязания. Любопытно, что в спортивной карьере Моцарта фехтования всё-таки, в первую очередь, остаётся в памяти бой с замечательным венгерским спортсменом Золтаном Хорватом в 1962-м в Буэнос-Айресе на чемпионате мира. Во время командной встречи он нанёс Золтану очень элегантный удар снизу. Венгр на дорожке фехтовальную фразу не «признал». Но потом после соревнований, став в личном зачёте чемпионом мира, подошёл к Марку и сказал, что это был незаурядный удар, который я, мол, про себя отметил. Такое признание вообще-то можно было принять за сигнал – элита мирового фехтования готова принять Марка в свой избранный круг.

– Ничего удивительного, что такие эпизоды не исчезают из моей памяти. Золтан этим своим дружеским шагом тогда, – вспоминает сегодня Марк, – поднял самооценку меня, новичка, только-только начавшего восхождение на фехтовальный Олимп. Золтан мой не исчез за эти годы с горизонта. Он будет, надеюсь, на чемпионате мира 2019-го. Так же, как и ещё один яркий в прошлом фехтовальщик, рапирист Енэ Камути…

Увы, моя поездка в этот город на Чемпионат мира-2019 так и не случилась. А Марк рассказал:

– Вылетел в Будапешт ранним утром 14 июля из Шереметьева. В салоне самолёта среди пассажиров приглашённые на чемпионат гости, спортсмены, предстартовое возбуждение, гул. А я сижу у иллюминатора и вспоминаю мою юношескую мечту оказаться в Венгрии. Она осуществилась в 1961-м. Тогда меня включили в состав армейской команды и отправили в Будапешт на состязания дружественных армий стран Варшавского договора. Теперь спустя почти 60 лет нет ни Варшавского договора, ни дружественных армий. Но осталась спортивная дружба фехтовальщиков моего поколения. Больше в памяти. Лёту два с лишним часа. И вот уже аэропорт. Паспортный контроль. Забавно, что всего пару дней назад обнаружилось, что в моём паспорте не осталось чистых страниц. Всего за сутки мне поменяли паспорт, поставили Шенген-визу. Я на площади перед аэропортом. Жара под 30. Автобус. По улицам Будапешта наш автобус двигается медленно. Нас везут в гостиницу «Arena». Рядом знаменитый спортивный комплекс и зал, где 10 дней будут встречаться на дорожках лучшие фехтовальщики мира. Я займу место на трибуне. Буду сдерживать эмоции, иногда точно предсказывать то, что произойдёт на фехтовальной дорожке. То игра самого с собой. Но время от времени подключаюсь к коллегам. И выступаю в роли оракула…

Конечно, тут я увидел не только моего товарища с Украины Григория Крисса, но и моих старых венгерских друзей-соперников, например, Енэ Камути, Питера Баконьи…С Енэ мы не раз вместе заглядывали в Будапештскую синагогу, кстати, самую большую в Европе…. Питера же я однажды полвека назад спросил напрямую: говорят, что ты еврей? Он тогда ответил – нет. Наверное, неслучайно. В Венгрии к евреям отношение было настороженное…

– Ну, Питер твой мог бы ответить как герой одной из моих книг, потомок Рюриковичей в 34-м колене, князь Никита Лобанов-Ростовский, когда я сказал, что на одном из фото он похож на еврея: я, мол, был бы счастлив быть причастным к этому роду умных и сообразительных…

1
...
...
9