Спустя минут пятнадцать машина снова завелась, и по слабозаметному столбику поднявшейся пыли грунтовой дороги было видно, что они направились на юг, в сторону балки. На востоке солнце тёмно-оранжевым пятаком уже поднималось из-за горизонта, а я, сгорбившись, словно снежный человек на знаменитом видео, с оглядкой, входил в заросли леса. Моему клинку срочно требовались ножны. Средних размеров кусок свежей бересты с тремя изгибами сложенными внутрь, длинные тонкие ленты из неё же в качестве шнурков, этого было больше, чем достаточно. И через двадцать минут штык-нож преспокойно расположился по левую руку на кожаном ремне джинсов. Кобуру решил сделать попозже, после того, как обустроюсь в лесу и тогда появиться уйма времени для такого рода занятий, а сейчас все силы бросить на полноценную спокойную подготовку ночлега, пока погода была благосклонна. И сразу возникла дилемма в поисках места. В разведроте нас учили изначально искать такой участок, который не вызывал бы никакого желания его посещать, а наоборот, только мысль обойти стороной. Это мог быть бурелом или гниющая плоть дикого зверя. Я решил отказаться от такой “защиты”, компенсировав её более глубоким погружением в чащу, стараясь держаться подальше от обнаруженных парочку звериных троп. Спустя три часа мои глаза уткнулись в островок лиственных деревьев посреди хвойного подлеска на небольшом уклоне. Это говорило только об одном, процентов на девяносто пять, рядом вода, а значит исходя из правила “трёх троек”, двадцать один день минимум у меня есть. Этот закон очень прост: обычный неподготовленный человек может прожить три минуты без воздуха, три дня без воды и три недели без еды. Спустившись по склону, который становился всё резче, я уперся в овраг, откуда исходило приятное тихое журчание живительного родника. Удовлетворение найденным местом и целый день впереди позволили не спеша, имея понимания строительства временного сооружения в данных условиях, соорудить двухскатный шалаш из хвойных веток, учитывая все известные мне нюансы. Спустя несколько часов я уже рассматривал своё детище со стороны, словно художник, склонивший голову набок перед мольбертом и любующейся новым шедевром. А лесная прохлада вместе с полной безмятежностью в работе позволила сохранить достаточно сил для обеспечения себя влагой.

Ручеёк на дне оврага притягивал своей свежестью и чистотой. Не понаслышке зная, что прозрачность воды может быть обманчива, так как её путь под землёй не был известен, а наличие кладбища и бывшего сталелитейного завода вполне могли принести неприятные сюрпризы для желудка, кипячение не стало бы лишним действием. И снова глаза пробежались вокруг в поисках самого универсального материала для поделок в лесу – бересты, отличающейся своей гибкостью и стойкостью к изломам. Наши прадеды недаром много веков использовали её во всевозможной кухонной утвари. В таких ситуациях одноразовый котелок из кожи молодой берёзы был незаменим и прост в изготовлении. Квадратный кусок коры, четыре нехитрых прищепки из палок, четыре распорки внутри получившийся емкости, костёр, разведенный в секунды, стоило лишь увеличительному стеклу поймать хоть один луч солнца, и я уже наслаждался лесным чаем из сосновых иголок, расположившись в тени около шалаша. Заполнив флягу под самый край остатком хвойного бальзама, мне осталось сделать только одну вещь – определить свои координаты. Выбрав довольно высокую сосну и взглядом проложив возможный путь наверх, я с разбегу, упершись подушечками опорной ноги в ствол, выпрыгнул и с первого раза зацепился за нижнюю ветку на высоте более двух с половиной метров. Остальное уже было делом техники. Подо мной растелилась зеленая пучина и верхушки деревьев, обдуваемые ветерком, прокатывались легкими волнами, напоминая морской бриз. В эти моменты хочется забыть обо всём, заполнив образовавшуюся пустоту шелестом листвы, всячески пытаясь понять, что она хочет тебе сказать.

Ориентиры не пришлось долго искать, с западной стороны ими оказались две трубы моего цеха, которые встали в одну линию, а с севера столбы электропередач, выполнявшие поворот в сторону города. Довольный результатом и продуктивностью сегодняшнего дня, я остался сидеть на дереве, прикрыв глаза, сквозь веки, наслаждаясь мягким оранжевым теплым светом готовящегося к заходу солнца.

Костер догорал, слабо подсвечивая затухающими угольками, прося спуститься и продлить ему жизнь, а редкие кучевые облака убеждали в неизменности погоды. Ночь, как и предыдущая, должна быть теплой.

Треск объятых огнём сухих палок разбавлял тишину и только сейчас обратил внимание на долгое отсутствие криков или пение птиц, что в отличие от цвета заката и типа облаков, говорило о приближение холода. Сойдясь на мысли, что ошибаться у крылатых шансов больше, расположился в шалаше, вытянув ноги в сторону костра. Наконец-то, усталость взяла своё, и вскоре я уже спал, вдыхая свежий воздух пропитанный запахом хвои, наслаждаясь единением с природой. Мой сон не отличался оригинальностью. Это были пейзажи, которые резко менялись без плавного перехода от одного к другому, как будто в мгновение перемещался на большие расстояния. Сначала иду по степи, оборачиваюсь … и уже нахожусь на рабочей площадке около электродуговой печи в каске с темно-синими очками на козырьке, делаю шаг в сторону пульта, и он превращается в гараж, а углеродные электроды, висящие над сводом, вытягиваются в большой тополь, и теперь я стою на неизвестной мне дороге. Оглядываюсь, чувствуя опасность, и вот прямо на меня мчится черный автомобиль, за рулём которого никого нет. В последний момент он исчезает, а клубы поднявшейся серой пыли превращаются в белоснежные облака и сейчас меня окружают небольшие холмики с аккуратно подстриженной зелёной травкой, напоминая поле для гольфа. Вдруг резко становится темно, а сильные короткие порывы ветра приносят беспокойство и холод.

Я открыл глаза и нажал подсветку на часах, где в правильном порядке расположились четыре цифры: ноль, один, два, три. Сон пропал, но неприятное чувство тревоги осталось. Там, далеко в подсознании, без какого-либо повода, зародилось ощущение, что рядом есть ещё кто-то и правая рука машинально нащупала пистолет за поясом. Стараясь сделать бесшумно минимальное количество движений, я присел прямо на выходе из шалаша. Глаза довольно быстро адаптировались к окружающим меня темным контурам кустов и деревьев, благодаря пробивающимся пучкам слабого неонового света полной луны. Гробовая тишина вокруг больше напрягала, чем успокаивала. Медленно переводя взгляд, всеми силами старался заглянуть глубже в лесной мрак, но он не пускал. Разворошив угли и обнаружив, что в некоторых из них ещё теплятся огоньки, я кинул жменю хвороста и как веером, поддал воздух остатком куска бересты. Вспыхнувшие маленькие ветки мгновенно сузили мои зрачки, на пару секунд ослепив и передавая огонь более крупным, которые были заготовлены ещё днём. Недаром человечество всегда поклонялось огню, как защитнику от всего нелюдского. Тревога внутри, под приятный треск костра, начала уступать место спокойствию и в какой-то момент даже начал забывать про неё, хотя понимал, что уснуть до утра теперь уже не получится.

Пламя всегда отличалось таким умением, как гипнотизировать всё живое и я в этот момент не стал исключением, бессмысленно уставившись на него, любуясь необычным танцевальным движением темно оранжевых языков. Не забуду, как в цеху, на одном из выпусков металла, также, не отрываясь, уставился на струю, вылетающую из сталевыпускного желоба в ковш, и настолько сфокусировался взглядом, что в какой-то момент передо мной, словно голограмма, открылась совершенно иная картина. Это уже был не просто поток расплавленного железа. Я четко видел сквозь защитные очки подобие чешуи, словно огромный бело-синий удав, вращаясь, медленно спускался вниз. Зрелище впечатляло. После смены, восстанавливая водный баланс организма бутылкой холодного пива, рассказал об этом на проходных. Кто-то из коллег улыбнулся, кто-то промолчал, но на следующий день многие подошли ко мне с неподдельным удивлением, что за столько лет работы и, видя тысячи выпусков стали, они никогда не замечали ничего подобного.

Край глаза зацепил изменившийся порядок прыгающих теней от костра и выхватил из темноты небольшое движение. Я в мгновение поднял голову и резко, от неожиданности, отпрянул назад. По ту сторону пламени напротив меня стоял волк. Кисть автоматически выдернула пистолет из-за пояса, а большой палец по ходу опустил флажок предохранителя и лег на курок, готовый взвести его в любой момент. Когда пролетели первые секунды такого “сюрприза” и мозг перешёл в рациональное поле, я медленно поднялся, не сводя глаз с серого непрошеного гостя. Только сейчас стала понятна вся неестественность данной ситуации. Встречать волков мне приходилось и до этого, но никогда, ни один из них не вёл себя так. Они не подходят к людям, уже на генном уровне считая человека смертельно опасным. Они, как любой зверь, панически боятся огня. Здесь же было всё наоборот, но самым странным выглядели его зрачки – они были огромные, когда при такой близости к костру, должны сузиться. Сначала я решил, он слепой, но эта мысль был откинута тем, что случилось дальше. Волк смотрел куда-то сквозь костёр, меня и шалаш, будто находился в другом пространстве, где в полной тьме его глаза прорезали два тонких тоннеля, словно лазерный прицел, не чувствуя преград. Затем он медленно поднял правую лапу и вытянул вперёд прямо в огонь. Только я почувствовал мерзкий запах жженой шерсти, как серый также, неторопливо, воротил её обратно, вывернул, поднёс к морде и стал облизывать подушечки когтей. Мало того, что зверь ничего не видел, он ещё не чувствовал боли и страха. Это выглядело более, чем ненормально. С другой стороны, и это успокаивало, в поведении волка не было не единого намёка на агрессию. Затем, продолжая всё также не замечать меня, лесной хищник опустился на передние лапы, уткнулся носом в землю, прикрыв его той, что была подпалена. Глаза закрылись. Казалось, он уснул в этой странной позе, и только неадекватное, как и всё происходящее с ним, движение ушей говорило об обратном. Я не имел научных званий в зоологии, тем более, в одном из её разделов – этологии, изучающей поведение и инстинкты животных, но основные понятия в этом вопросе не были для меня чужды. Мало нашлось бы людей, кто смог сразу объяснить происходящее. Одно ухо волка было прижато, что говорило об угнетенном состоянии или о болезни, когда второе стояло торчком, слегка вращаясь, явно прислушиваясь к чему-то. Секунд через тридцать его глаза резко открылись, словно экран включившегося по будильнику телевизора, заставив меня дёрнуться от неожиданности. Теперь зрачки сузившись, среагировали на огонь, и в них появилось осмысление происходящего. Он посмотрел на меня, встал на передние лапы и медленно задом начал отходить, с неподдельным трепетом постоянно озираясь направо в непроглядную тьму кустарника. Серый явно чего-то боялся и это был не я, не костёр. Это был кто-то скрывающийся рядом. Темнота медленно поглотила обратно силуэт волка, и в такой ситуации меня уже согревало не пламя, а щёчки с перекрёстной насечкой и рельефом звезды рукоятки пистолета Макарова.

Даже не знаю, как объяснить, но не было чувство страха, это было ощущение непонятной опасности, которая вызывала напряжение, особенно в большом пальце кисти правой руки, лежащем на взводе ударника. Понимая бесполезность созерцания стены кромешного мрака в глубине чащи, я полностью переключился на акустическое восприятие, снова присев около входа в шалаш. Вокруг стояла гробовая тишина, разбавленная только легким треском тлеющего костра. Если этот кто-то и прятался в пуще, то надо отдать должное, делал это искусно. Ночью, передвигаясь в лесу и даже стоя на месте, практически невозможно сохранить полное безмолвие. Всегда найдется маленькая ветка, которая предательски хрустнет под твоей ногой, вспугнув спящую птицу, и хлопанье крыльев взорвут воздух также резко, словно аплодисменты в зале после классически выдержанной актёром театральной паузы. Как не напрягался слух, молчание леса было стабильно мертвым – полный штиль по шкале Бофорта. Ощущение чужого присутствия постепенно покидало, и я решил, что днём обязательно загляну в эти заросли кустарников в поисках чьих-либо следов. С приходом этой мысли тело сбросило немного напряжение, периодически давая прикрывать глаза в приятной дремоте и позволив себе моментами немного расслабиться, оставив только на боевом дежурстве дар слышать.