Санкт-Петербург окутывали сумерки. Княгиня Голицына стояла у окна и наблюдала, как тают, погружаясь во тьму, очертания домов. За столом в гостиной сидел секретарь и записывал очередное послание княгини сыну Дмитрию, отдыхавшему в Италии.
– Написал? – спросила Наталья Петровна.
– Написал.
– Дальше пиши! У нас только и разговоров тут о землетрясении в Италии. Те, кто летом предрекал то же бедствие Санкт-Петербургу, воспряли духом. Теперь они говорят, что грозная стихия сметёт с лица земли Москву.
Секретарь вздрогнул и поднял голову:
– А я и не знал! У меня ж в Москве отец с матерью! Братья… Спрятать куда бы?
– Если Господь решил кого-то смести с лица земли, от него не спрячешься.
– Это писать?
– Нет. Но запомни! Пиши дальше. Кавалергард Охотников всё так же плох. Роджерсон говорит, что безнадёжен. Императрица, которая в ноябре родила, узнала об этом только сейчас. Страшно убивается. Лекари опасаются за её здоровье.
– Здоровье, – повторил секретарь.
– А мы, – продолжала княгиня, – готовимся к свадьбе. Фрейлина Наталья Загряжская – о её романе с Охотниковым я тебе писала – выходит замуж за Николая Гончарова из Коллегии иностранных дел. Венчание в присутствии Их Величеств произойдёт в Дворцовой церкви 27 января.
В просторном зале Зимнего дворца всё было готово для свадебного обеда. Стол ломился от угощений. Собрались приглашённые, замерли у своих инструментов музыканты. Ждали только августейшую семью.
Но вот церемониймейстер подал знак, и музыканты заиграли «Гром победы раздавайся!». Двери распахнулись, и в зал вошли государь Александр Павлович под руку с императрицей Елизаветой Алексеевной. Вслед за ними шли вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, Великие Князья Николай с Михаилом и Великие Княгини Екатерина с Анной.
По залу пронёсся лёгкий шорох всеобщего поклона.
– Bonsoir! – громко произнёс Александр и, улыбнувшись, поправился. – То есть я хотел сказать всем: добрый вечер!
– Добрый вечер! – с улыбкой приветствовала императрица.
– Добрый вечер, Ваши Императорские Величества! – нестройным, но дружным хором радостно ответили гости.
– Давайте будем начинать! – весело предложил император.
– Господа! – воскликнул церемониймейстер. – Сейчас мы увидим молодых!
– Attendez! – неожиданно произнёс Александр.
Все с интересом повернулись в сторону Его Величества.
Император быстро подошёл к музыкантам, что-то негромко сказал скрипачу и взял у него скрипку.
– Ангел мой! – обратился государь к Елизавете Алексеевне. – Je vous en prie!
Императрица улыбнулась, подошла к императору и села за фортепиано.
– Теперь пусть входят! – сказал Александр и под аккомпанемент жены заиграл бодрую мелодию.
Церемониймейстер сделал знак рукой, дверь распахнулась, и в зал вошли молодые. Их сопровождали посажённые матери и отцы. Рядом с молодой женой Натальей Гончаровой шли обер-шенк Николай Загряжский и княгиня Варвара Шаховская. Молодого супруга Николая Гончарова сопровождали тайный советник граф Пётр Разумовский и княгиня Наталья Голицына.
Тронутые необычной торжественностью обстановки, все присутствующие дружно зааплодировали, раздались крики «браво!» и даже «ура!».
Увидав, КАКИЕ музыканты дарят им свою чудную музыку, молодые от неожиданности остановились, с удивлением переглянулись и тоже принялись хлопать в ладоши.
Их Величества завершили свой музыкальный экспромт и галантно раскланялись.
– Прошу к столу! – громко объявил церемониймейстер.
Все принялись рассаживаться.
Княгиня Голицына на какое-то время оказалась рядом с Руничем.
– Господин Рунич! – позвала она.
– Я к вашим услугам, сударыня!
– Я давно к вам присматриваюсь!
– Мне лестно это слышать!
– И только сейчас поняла, чего вам не хватает.
– Очень многого, сударыня! – улыбнулся молодой человек. – Пальцев не хватит перечислять!
– Я увидела только одно: вам не хватает жемчужины!
– Какой? – с интересом спросил Рунич.
Уже севшая на своё место Наталья Гончарова что-то показывала окружающим. Со всех сторон неслись голоса:
– Невероятно!
– Какая прелесть!
– Просто жемчужина какая-то!
– Настоящая жемчужина!
Рунич пригляделся и увидел в руках Натальи портрет молодой женщины необыкновенной красоты.
– Кто это? – спросил Рунич.
– Моя мама! – с улыбкой ответила Наталья.
Рунич повернулся к Голицыной:
– Вы эту жемчужину имели в виду?
Княгиня нахмурилась, но ответить не успела – послышался голос императора:
– Мадам и мсье! Дамы и господа!
Все разом замолчали. Даже лакеи, откупоривавшие бутылки, замерли на своих местах.
Александр поискал глазами Марию Антоновну, сидевшую рядом с мужем обер-егермейстером Двора Дмитрием Львовичем Нарышкиным, улыбнулся и сказал:
– Недавно мне подарили попугая. Птица оказалась очень забавной. Когда появляется мой старый лакей, попугай, встрепенувшись, тотчас начинает требовать пунша.
Сидевшие за столом засмеялись.
– Сегодня я буду вести себя на манер моего попугая, – продолжал император. – С той разницей, что я не буду обращать внимания на старых. Я буду смотреть только на молодых. И, встрепенувшись, буду требовать пунша, чтобы выпить его за здоровье и счастье Натальи и Николая Гончаровых!
– Ура-а-а! – грянули присутствующие.
По знаку церемониймейстера музыканты заиграли величальный свадебный мотив.
Рунич, встретившись взглядом с княгиней Голицыной, сказал:
– Число-то сегодня – 27-ое! И год 1807-ой!
– Ну и что?
– Две семёрки! Залог счастья!
А жизнь Алексея Охотникова тем временем неумолимо приближалась к финалу. Почувствовав, что дни его сочтены, штабс-ротмистр попросил доктора Стофрегена передать императрице, что хочет с нею проститься. Ответ последовал незамедлительно – Елизавета Алексеевна велела передать, что прибудет вечером.
Собрав последние силы, Алексей потребовал, чтобы его одели в мундир, а комнату украсили цветами.
В девять часов вечера к дому подъехал экипаж. Из него вышел доктор Стофреген, а за ним – две женщины с лицами, скрытыми под покрывалами.
– Какая прелесть! – воскликнула Елизавета Алексеевна, увидев множество цветов, украшавших комнату.
– Как в нашей оранжерее! – согласилась с сестрою Амелия.
Прибывшие старались выглядеть спокойными и весёлыми.
– Добрый вечер, Алексей! – ласково сказала императрица. – Как тут у вас мило, мой друг!
– Добрый вечер, Ваше Величество! – слабым голосом ответил Охотников. – Мило потому, что я вижу вас, стоя на краю пропасти.
– Мы вас не отпустим, Алексей! – запротестовала Елизавета Алексеевна и обратилась к Стофрегену, оставшемуся в соседней комнате. – Правда ведь, Конрад?
Стофреген молча покачал головой.
– Вот видите! – печально проговорил штабс-ротмистр. – Конрад бессилен мне помочь! Да я и сам это чувствую! Меня утешает лишь то, что после меня останется росток жизни!.. Как там наша малютка?
– Уже улыбается! – ответила Елизавета Алексеевна. – Наша Элизабет, Элиза, Лизинька!
– Вот и замечательно! – прошептал Охотников. – Вот и отлично! Прощайте, мои Элизы! Будьте счастливы!
Императрица наклонилась и поцеловала Охотникова в губы.
– Спасибо, Луиза! Спасибо, Ваше Величество! – дрогнувшим голосом произнёс Алексей. – Теперь я буду умирать счастливым! Дайте мне что-нибудь, что можно унести с собой!
Елизавета Алексеевна обернулась, что-то ища. Увидев на столе ножницы, быстро взяла их и подошла к Охотникову. Послышался лёгкий щелчок, и прядь волос упала на грудь Алексею. Императрица пожала ему руку, долгим взглядом посмотрела ему в глаза и вместе с сестрою удалилась.
Проводив их взглядом, Охотников взял прядь волос, вдохнул их аромат, спрятал на груди и впал в беспамятство.
Утром следующего дня он велел кликнуть брата, которого давно уже призвал к себе из имения. Просьба умиравшего была короткой: положить с ним в гроб золотой медальон с портретом императрицы, локон её волос и кольцо. Ещё Алексей передал брату чёрную лаковую шкатулку с золотой застёжкой, где хранились письма и записки от возлюбленных, и попросил передать её тому, кто придёт за нею после его смерти.
Отдал ли штабс-ротмистр какие-нибудь распоряжения относительно фрейлины Загряжской, так и осталось неизвестным.
30 января – ровно через три дня после свадьбы Натальи Загряжской и Николая Гончарова – кавалергард Охотников скончался.
Печальное известие об отошедшем в мир иной штабс-ротмистре едва не стоило жизни императрице, которая ни от кого не скрывала своего горя, выражая его в открытую.
Вечером 30 января в сопровождении своей сестры и в глубоком трауре она снова приехала на квартиру Алексея. У гроба опустилась на колени, долго плакала и молилась.
На следующий день объявилась и та, кого интересовала лаковая шкатулка. Это была Амелия Баденская. Получив шкатулку, она спросила у брата почившего, не будет ли он возражать, если некая дама в память об Алексее закажет надгробный памятник. Брат не возражал.
И через полгода на могиле кавалергарда появилось изваяние: скала со сломанным грозою дубом, у подножья скалы – женская фигура в покрывале и на коленях держит в руках погребальную урну. На памятнике было выбито две надписи. Первая: «Здесь погребено тело кавалергардского полку штабс-ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова, скончавшегося генваря 30 дня 1807 года на 26 году от своего рождения». Вторая: «Под сим камнем покоится прах любезного нам брата Петра Яковлевича Охотникова, скончавшегося 1801 года 23 апреля на 26 году от рождения».
В коридоре Зимнего дворца у окна, выходящего на Неву, стояла в раздумье княгиня Голицына. А её воображении теснились, сменяя одна другую, события последних месяцев и образы людей, ещё недавно близких и реальных, а теперь, по странному стечению обстоятельств, ушедших куда-то далеко-далеко. Вот появилось непроницаемое лицо Краснова, чуть порозовевшее от полученной пощёчины. Затем послышался задорный смех Охотникова и возник он сам, переполненный озорством и удалью. Потом показался профиль Гончарова, что-то с жаром объясняющего у застывших восковых фигур. Ему на смену пришла фрейлина Загряжская в ослепительно белом платье невесты, довольная и счастливая, улыбающаяся каким-то своим светлым мечтам… Но вот фрейлина почему-то нахмурилась, её каблучки громко застучали по паркету, она подошла к Голицыной, внимательно посмотрела ей в глаза и спросила хриплым мужским голосом:
– Всё ушедшее вспоминаем, княгиня?
Наталья Петровна вздрогнула. Силуэт фрейлины мгновенно растаял, и перед глазами вновь появилась Нева, покрытая льдом и сугробами. А рядом с княгиней стоял доктор Роджерсон.
О проекте
О подписке