Франция. Париж

Утренний рейс в Шарль-де-Голль²³ из Лиона, рядом с которым расположена авиабаза ВВС Франции Монт Верден, занял чуть больше часа. Обычно по утрам бизнесмены спешили по делам в Париж, чтобы вечером успеть вернуться обратно, но сейчас самолет оказался наполовину пуст. Это было довольно странно.

Принимая бокал игристого у молоденькой стюардессы, Ник, решивший позволить себе бизнес-класс, поинтересовался, почему загрузка самолета неполная. Та, пожав плечами, ответила, что так уже почти два года, с самого начала пандемии. Было время, когда самолеты во Франции вообще месяцами стояли на приколе. А сейчас… Сейчас тоже не сахар. Мелкий бизнес сильно ужался во время локдауна, цены растут, работы у людей нет, зарплаты не повышаются, а Елисейский дворец играет в большую политику с Кремлем вокруг Украины, безуспешно пытаясь убедить граждан, что может на что-то повлиять.

Не ожидавший такого пессимизма от совсем юной девушки капитан, потягивая вино, полистал газеты, потом долго смотрел в окно на проплывающие внизу облака. Он не был во Франции с зимы 20-го. Тогда ковид только начинался. Нигде никаких ограничений еще не было, и они с парнями неплохо оторвались, погуляв недельку по ночным клубам и тайным борделям Парижа.

Затем ударила пандемия. Правительство ввело кучу ограничений. Смысла ехать в отпуск домой не было. Поэтому веселая компашка из Первого парашютного устроила себе шикарный отдых во Французской Гвиане²⁴. Там у Парижа с колониальных времен осталась крупная военная база, а побережье Атлантики могло похвастаться неплохой инфраструктурой отелей и апартаментов, которую во время пандемии использовали офицеры. Пока весь мир бился в истерике ковидных ограничений, они с друзьями погуляли на всю катушку. Океан, тропики, текила, горячие мулатки. Какой ковид? Какие ограничения? Молодой здоровый организм перемалывал любую заразу, как прочные каменные жернова ветряной мельницы. А вот во Франции, конечно, все было по-другому: локдауны, маски, очереди на вакцинацию, комендантский час. Тоска, короче.

Над Парижем уже несколько дней висела мелкая английская морось. Хотя метеорологи обещали аномально жаркое лето, май в этом году больше походил на март, облачный и дождливый. В аэропорту Ник взял машину на прокат и поехал на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа²⁵. Там настоятель церкви Успения Божьей Матери хранил урну с прахом его отца.

Самого батюшки Константина на месте не оказалось. Пришлось общаться с протоиереем. Ник не разбирался в чинах православной церкви, но, судя по холеной седой бородке, по степенности, по важному размеренному и неспешному говору собеседника, сдобренному легким славянским акцентом, его сан имел вес и значение.

Договорились об отпевании и захоронении урны в русской части кладбища. Священник посетовал, что кремация не является богоугодным делом, но в последнее время Православная церковь ее допускает. Правда, в случае с отцом были совершены некоторые оплошности. С прахом не был передан нательный крестик покойного.

– А тело разве не было кремировано здесь? – поинтересовался Ник.

– Нет. Прах прибыл с курьером от душеприказчика²⁶, оформлявшего завещание.

– Так где же кремировали тело?

– То мне неведомо, – протоиерей остановился и внимательно посмотрел на гостя. – В последнее время месье Шерно часто посещал наш храм. Делал щедрые пожертвования. Каялся, что грешен. Что никакие молитвы не смогут искупить этот грех. Не было покоя в его мятущейся душе, как и в душах многих прихожан. Время сейчас такое. Кто сейчас не грешен? Сатанинский морок поглощает людей, – священник перекрестился и поклонился на церковь. – Я не думаю, что отсутствие в прахе нательного крестика станет препятствием при захоронении. Вы можете купить его у нас в лавке, и формальность будет соблюдена.

Отпевание было скорым. Протоиерею помогали два молодых послушника. Потом вся небольшая скорбная процессия прошла из храма в русскую часть кладбища. Там прах старшего Шерно был предан земле на участке для захоронения кремированных. Ник распорядился поставить небольшую надгробную плиту, рассчитался за службу, сделал щедрое пожертвование и покинул территорию кладбища.

По дороге в Париж в голову лезли всякие мысли. Насколько он помнил, отец был далеким от религии материалистом. Что его толкнуло в церковь? Какой грех? Где было кремировано тело? Как-то много вопросов возникает вокруг этой смерти. Полный сил шестидесятилетний ученый, привитый-перепривитый, умирает от ковида. Перед смертью резко принимает бога. Кается. Но, вопреки церковным обычаям, тело кремируется, причем не там, где он будет похоронен. Странно все это. Возможно, встреча с нотариусом, оформлявшим завещание, все прояснит. В письме он как раз фигурирует как душеприказчик.

Время для встречи у нотариуса нашлось только на следующий день. Однако разговор никак не прояснил ситуацию, а только еще больше все запутал. Оказывается, отец оставил ему в наследство студию в центре города, новый Рендж Ровер и солидный счет в банке. Откуда у старика появились деньги, было непонятно. Работал он научным руководителем одной из лабораторий Национального института исследований в области сельского хозяйства, питания и окружающей среды. Должность, конечно, значимая, и зарплата, наверно, была неплохая, но ее явно недостаточно для того, чтобы купить дорогую машину и квартиру в престижном районе Парижа. Однако нотариус заверил, что все абсолютно легально и никаких проблем у отца с налоговой не было.

Получалось, что после странной смерти отца Ник стал единственным наследником весьма солидного, по его личным меркам, состояния. Он, конечно, был всему этому рад. Но все же чувствовал себя немного растерянным, смущенным и виноватым от того, что так мало общался с отцом. К тому же нотариус сказал, что в соответствии с процедурой наследник может пользоваться квартирой и машиной уже сейчас, а вот для вступления во владение средствами в банке понадобится некоторое время. Он передал оставленную отцом коробку с документами, ключами и несколькими конвертами и сказал, что окончательное оформление наследства займет около недели.

Перед тем как уйти, Ник спросил о месте кремации отца. Порывшись в компьютере, душеприказчик сообщил, что эта процедура была выполнена в городке Антоний пригородного департамента О-де-Сен, где работал доктор Шерно.

После нотариуса растерявшийся от такого неожиданного счастья капитан решил не осматривать сразу полученную в наследство недвижимость. Вместо этого он снял люкс в дорогущем Cheval Blanc²⁷, заказал бутылку шампанского и, устроившись на огромной кровати, достал из сумки коробку отца. Высыпал содержимое на покрывало, сел по-турецки и грустно вздохнул. Папа, папа, что ж ты сам не позвонил. Ты же был мудрее и опытнее меня, тридцатилетнего подростка.

Терзаемый угрызениями совести за то, что не уделял отцу внимания, Ник посмотрел на неаккуратную кучку вещей, высыпавшихся из коробки. Пара ключей от машины. Два ключа с пультами от ворот гаража – скорее всего, в доме, где находится квартира. Флешка. Пара старых видеокассет. Простенький нательный крестик. Не тот ли, о котором вчера упоминал протоиерей? Несколько небольших иконок из православных святынь в Греции и Сербии. Четыре конверта формата А4 и один маленький. В одном сертификат о номинации на премию Сальмана Ваксмана²⁸. Во втором… Твою мать! Письмо от французской Академии наук о номинации на Нобелевскую премию по физиологии и медицине за 2018 год. Вот это новость. Отец, оказывается, был реальным светилом. Не каждому ученому удается добиться номинации на самую престижную научную премию мира. Что ж он такого натворил?

Внимательно прочитав письмо из академии, Ник недовольно поскреб подбородок. Информации был минимум: создание манипуляционных механизмов для атипичных белковых соединений. Хрень какая-то. Атипичных или аномальных белковых соединений куча. Большая часть из них была нестабильна и быстро распадалась. Зачем ими манипулировать и стоит ли это номинации на Нобелевку, оставалось загадкой.

Выяснилось, что не стоит. В том же конверте был ответ от управляющего комитета премии: «Ввиду сомнительности методологии и неоднозначности результатов, требующих дальнейшего экспериментального подтверждения, не можем принять номинацию». Но все равно номинацию Ваксмана отец получил. А это самая престижная премия по микробиологии и вирусологии после Нобелевки. Пусть ее в тот год дали другому, но сам факт говорит о признании его успеха научным сообществом.

В следующем конверте были три предложения о работе от американских фармкомпаний. Причем не просто «не хотите ли рассмотреть возможность», а «вы нам нужны завтра, согласны на любые условия». Это тоже много значит. Там же визитка замдиректора DARPA²⁹ и еще одна от директора Агентства по уменьшению угрозы Министерства обороны США³⁰. Видно, разработки старика очень сильно заинтересовали американских генералов. Следующий документ порадовал. Отец как истинный патриот проигнорировал домогательства американцев и подписал контракт с французским Национальным институтом исследований в области сельского хозяйства, питания и окружающей среды. Впрочем, судя по тому, что ему и там платили неплохие деньги, он не прогадал.

Шерно задумчиво посмотрел на ключи от машины и квартиры, лежащие в стороне, и вскрыл последний маленький конверт. Там была всего одна старая фотография. Улыбающиеся папа, мама и маленький, сияющий от счастья Николя с огромным белым хохлатым попугаем на плече. Где-то на залитом солнцем берегу моря. Может, Ницца или Канны. Боже, сколько лет прошло. Он был настолько мал, что не помнил, кто и когда сделал этот снимок.

Несколько минут Ник вглядывался в счастливые лица родителей, пытаясь запомнить их именно такими. У него почти не было семейных фотографий. После гибели матери в приют его забрали с минимумом вещей. Зато теперь есть одна главная, способная заменить целый альбом.

Оказалось, что не одна. На флешке были сотни сохраненных семейных фотографий, а на двух кассетах для видеомагнитофона, судя по надписям и датам на этикетках, оказались несколько часов семейного видео. Целый архив. Надо будет все оцифровать и собрать на одном носителе, чтобы потом оставить детям.

Повалившись на кровать, капитан поднес к глазам фотографию и, стараясь получше рассмотреть лица родителей, дал себе слово, что будет хорошим отцом. Хотя в то время он не имел четкого представления, что это значит и как вообще сложится его судьба. Возможно, если бы родители были более терпимы друг к другу, развода удалось бы избежать. Тогда они жили бы одной счастливой семьей. Мама была бы жива, и отец тоже. И ему не пришлось бы провести детство в приюте, а молодость в скитаниях по дешевым ночлежкам.

Размышления Ника о возможном прервала ненавязчивая трель телефонного звонка. Он снял трубку и услышал голос оператора отеля.

– Прошу прощения, месье Шерно, у нас входящий звонок от отца Константина, настоятеля церкви в Сент-Женевьев-де-Буа. Желаете, чтобы вас соединили?

– Месье Николя Шерно, – раздался в трубке глубокий, полный важности и значимости басок. – Приношу свои извинения, что не смог лично проследить за тем, чтобы праху раба божьего вашего батюшки были отданы должные знаки уважения перед тем, как он был предан земле.

– Не стоит извинений. Ваш помощник сделал все, как надо.

– И все же. Если бы вы предупредили о приезде, я бы отложил церковные дела, чтобы пообщаться с вами лично.

– Спасибо, – ответил Ник, сбитый с толку таким вниманием.

– В любом случае примите мои соболезнования и благословение, – священник на секунду умолк и продолжил: – Вы знаете… После того как курьер доставил прах вашего батюшки, к нам пришла молодая особа. Дочь человека, с которым месье Шерно был дружен. Она просила передать вам визитку в надежде, что вы сможете с ней связаться. Если не возражаете, я вышлю ее по мессенджеру.

– Не возражаю, – покачал головой Ник.

Через минуту на смарт пришло две фотографии. На лицевой стороне простенькой визитки имя «Сандра Лекур» и номер телефона, на оборотной от руки «Прошу вас, свяжитесь со мной. Это очень важно».

– Хм… – Ник поскреб подбородок, размышляя, что это все могло бы значить.

Молодая особа, дочь человека, с которым был дружен отец, хотела с ним встретиться, чтобы поделиться чем-то важным. История становилась все интересней. Заинтригованный, он набрал указанный на визитке номер. Долгое время никто не отвечал, затем чуть хрипловатый женский голос, пробивающийся сквозь шум оживленной улицы, произнес: «Я вам перезвоню через пару минут», – и в трубке послышались гудки.

Может, девушка была за рулем или ей было неудобно говорить. Положив телефон рядом, Ник снова повалился на спину на кровать. Он был немного разочарован, потому что подсознательно ожидал услышать нежный, волнующий голосок молодой особы, а тут легкая прокуренная хрипотца на фоне навязчивых звуков забитой трафиком улицы. Провалявшись в ожидании минут десять, послал девушке СМСку: «Это Николя Шерно. Перезвоните». Почти тут же завибрировал смарт. В трубке тот же чуть хрипловатый слабеющий голос:

– Месье Шерно. Помогите мне. Мне очень плохо.

– Как плохо? – опешил Ник. – Вы больны? Вызовите скорую помощь.

– Нельзя скорую помощь. Месье Шерно. Я должна вам что-то передать. Подберите меня на набережной Орсе. Там, на Сене, у Моста Инвалидов, небольшое кафе как раз напротив общественного туалета. Только торопитесь, – девушка отключилась.

– Твою мать, – тихо выругался капитан.

Вот так свидание напротив общественного туалета. А может послать все к черту и забуриться спать, а потом вечером обзвонить старых подружек, поужинать и устроить себе горячую ночку. Он посмотрел на широкую кровать, на бутылку шампанского в ведерке со льдом, потом перевел взгляд на смартфон. Что-то внутри него настойчиво толкало ехать на набережную Орсе к общественному туалету. Тем более, что от его гостиницы до моста Инвалидов было минут десять на машине, не больше. Приняв решение, Ник позвонил консьержу, заказал Мерседес с шофером и уже через пятнадцать минут был на месте.

Кафешка располагалась на старой барже рядом с павильоном современного искусства. Четыре зонта. Десяток столиков. Почти все свободны. За дальним молоденькая девушка с опущенной головой. Около нее пара фликов³¹. Он достал смарт и набрал номер. Девушка за столом встрепенулась, потянулась к телефону, но офицер ее опередил и взял смарт. Шерно тут же сбросил звонок и, тихо выругавшись, направился к столу.

– Сандра, девочка моя, что с тобой? – импровизируя на ходу, спросил он, раскинув руки в притворном удивлении.

– Месье Шерно, – прохрипела она и уронила голову на грудь.

– Что здесь происходит? – обратился он к патрульным, продемонстрировав твердый командный голос.

– А вы, собственно, кто? – спросил старший.

– Николя Шерно. Друг отца этой девушки. Боже мой! Тебе плохо, – Ник потрогал ее за плечо.

– Эй-эй. Притормози, – полицейский бесцеремонно отвел его руку. – Документы есть?

Ник достал удостоверение личности Министерства обороны.

– О… Месье капитан. Первый парашютный. Прошу прощения, – тон блюстителя правопорядка резко изменился, он подобрался и поправил пояс с обвесом. – Нас вызвал хозяин кафе. Девушка сидит тут с утра, ни на что не реагирует. Совершенно невменяема. Возможно, пьяна, но скорее всего, под наркотиками.

– Сандра, девочка моя, – Шерно присел перед ней на колени, взял ее руку в свои ладони. – Ты меня слышишь? Это я, Николя Шерно. Друг твоего отца. Что случилось?

– Месье Шерно, – она снова подняла на него глаза. Взгляд затуманен, зрачки сужены, губы посинели, пульс бешеный. Точно наркотик. – Мне плохо.

– Надо вызвать скорую, – предложил патрульный. – Мы пробили ее по базе. Залетов нет. Медстраховка, соцкарта в норме, так что помощь окажут. Судя по поведению и реакциям, обкурилась спайсом. Нужен детокс. Пусть врачи разбираются.

– Не надо скорую, – простонала девушка и снова уронила голову на грудь.