– Может быть, это и хорошо, – взглянул на него Фадей. – Если знать тянется к роскоши, значит, ее легче будет купить.

– О да. И знать, и придворные, и префекты – все жаждут получить рашват⁴⁶.

– Тем легче будет наш путь наверх. Ты, почтенный ас-Сафах, распорядись, чтобы приказчик оплатил пошлину. Потом мы с тобой сойдем с корабля и отправимся на небольшую прогулку в город. Ты, Абу Барак, – он жестом подозвал командира личной охраны, – дашь нам четверых телохранителей. Сам же останешься на борту следить за товаром. Да, и пошлите кого-нибудь в порт, чтобы достал нам коней.

– Это невозможно, мудрейший. Здесь только императорская кавалерия может ездить по улицам на конях и колесницах. Улицы слишком узки и многолюдны. Кони создают массу неудобств.

– На чем же они перемещаются по городу?

– Пешком или на паланкинах.

– Хорошо. Тогда найдите мне паланкин побольше, чтобы мы вдвоем могли поместиться. А я пока пойду переодеться в местное платье.

Прогулка по городу заняла почти весь день. Паланкин оказался вполне удобной для двоих небольшой каретой на четырех колесах, которую спереди и сзади толкали по два невольника, державшиеся за недлинные жерди. По мощеным камнем улицам, заполненным горожанами, двигался он медленно, со скоростью пешехода, давая возможность через закрытые крупной сеткой широкие окна рассмотреть, что творится вокруг. Впереди шел важный глашатай, скорее всего, хозяин паланкина и невольников. Он оглашал окрестности громкими криками, давая всем понять, что едет знатная уважаемая персона, и бесцеремонно расталкивая зазевавшихся или не в меру нерасторопных прохожих. Справа и слева от паланкина, держась за специальные ручки, шли по паре телохранителей Абу Барака без щитов и мечей, но в легких доспехах и с висящими на поясе длинными кинжалами.

Гавань Феодосия покинули через восточные Иудейские ворота, ближе к которым пришвартовались корабли Фадея. По довольно узкой улочке, заставленной лавками и лотками портовых торговцев, продававших всякую мелочь, прошли на север до Форума Быка⁴⁷. Там остановились, чтобы посмотреть окружающие площадь роскошные дома богатых торговцев и людей, суетящихся вокруг статуи медного быка размером в два человеческих роста.

– Что они делают? – спросил Фадей глашатая (греческий язык, как и многие другие, был частью великого дара, полученного от Источника).

– О! Сегодня четвертый день недели. Завтра пятый – день применения Эклоги⁴⁸, день, когда вершится суд. Это, – византиец потыкал пальцем в сторону бронзового быка, – это Bovem Aereum⁴⁹ – страшное орудие казни для тех, кто совершил тяжелые преступления. Видишь, под ним люди раскладывают хворост и дрова. Внутри бык полый. На его спине есть крышка. Через нее в утробу быка садят приговоренного к смерти. Потом внизу разводят костер и человек в быке жарится заживо, оглашая округу страшными криками, которые вырываются наружу через открытый рот быка.

– Ужасная смерть, – покачал головой Фадей.

– Именно такая ужасная смерть удерживает многих от того, чтобы предать веру и императора.

– Когда казнь? – на ломаном греческом спросил ас-Сафах.

– Бык огласит округу своим ревом завтра вечером.

– И кого казнят?

– Десяток грабителей и одного молодого звездочета и математика по имени Дука. Я его хорошо знал. Он учил грамоте детей портовых торговцев. Этот несчастный юноша осмелился утверждать, что Земля не является центром мироздания. Что она всего лишь круглый камень, который летит в пустоте.

– Да? – поднял брови Мудрейший. – Он это утверждал?

– Я не силен в науках, – пожал плечами глашатай. – Именно так объявлено в вердикте, вывешенном на столбе у площади. Завтра вечером его казнят. Бедный юноша. Он был совсем безобидный. Бесплатно учил детей портовых торговцев грамоте и счету. А они, неблагодарные, даже не смогли собрать на выкуп горсть нумий⁵⁰ и выступить поручителями.

– Отчего же такая неблагодарность?

– Торговцы не хотят идти против церковного трибунала. Преступление против веры, публичное оспаривание постулатов – страшный грех, караемый смертью. Так что если сегодня к вечеру никто не поручится за беднягу и не внесет залог, то завтра его, к радости толпы, вместе с десятком других преступников зажарят в медном быке.

– Понятно, – медленно проговорил Фадей, задумчиво глядя, как люди раскладывают дрова под быком и тянут к нему стоявший поодаль постамент. – Где же держат этого несчастного юношу?

– В Первой Претории⁵¹. Той, что к северу от Софии⁵², – глашатай показал рукой вдоль Месы – широкой магистрали, пересекавшей город с запада на восток.

– Почему бы нам не прогуляться в ту сторону. По-моему, эта дорога ведет к центру.

– О да! Эта дорога ведет к Ипподрому, Святой Софии и Большому дворцу⁵³.

Дорога до Ипподрома, за которым находилась София, заняла больше часа. Невольники тянули паланкин вдоль пышных дворцов местной знати, развернувшихся на площадях пестрых рынков и величавых соборов. Через затянутое сеткой окно Фадей рассеянно смотрел на все это богатство и думал о бедном юноше, которого завтра ждала мучительная смерть. Как никому неизвестный математик мог прийти к выводу, что Земля не является центром Вселенной, а движется в пустоте по определенному Всевышним маршруту? Он сам, звездочет и астролог, не раз задавался вопросом о движении светил по небу, а ответ нашел, только познав истину у Источника. Этот молодой ученый заслуживал внимания и явно стоил больше горсти медных монет.

Первая Претория располагалась чуть севернее Месы между Форумом⁵⁴ Константина и Софией. Дворец префекта, управляющего городскими делами, впечатлял. Помпезное двухэтажное здание с портиком из колонн и статуй, окруженное большим садом, где среди деревьев располагались дома для прислуги и охраны. С обратной стороны дворца была пристроена базилика. Рядом с ней находилось здание суда и собраний совета города, а за ним – похожая на конюшню тюрьма.

– Судя по тому, что здание тюрьмы такое небольшое, преступников в огромном Константинополе почти нет, – заметил Фадей, разглядывая Преторию.

– Как бы не так, – ухмыльнулся глашатай. – Преступников хватает. Просто их не держат в тюрьмах. Самых страшных бандитов, разбойников, тех, кто открыто пошел против веры и императора, казнят. Тем, кто помельче, – воришкам, казнокрадам, клеветникам – отрубают кисти рук и отпускают. Но пусть здание тюрьмы вас не обманывает. Сверху над землей только комнаты надзирателя и охраны, да еще малый зал суда для мелких преступлений, не требующих присутствия трибунала. А внизу три этажа мрачных сырых подземелий с камерами для лиходеев.

– Я должен поговорить с настоятелем, – Фадей взглянул на византийца. – Я хочу выкупить беднягу Дука и спасти его от смерти.

– Зачем он вам? – удивился глашатай. – То, что иноземец хлопочет за вероотступника, может надзирателю показаться подозрительным.

– Этот юноша математик. Мне как раз нужен хороший счетовод. А насчет подозрительности не беспокойся. Я умею убеждать людей.

Византиец просто пожал плечами и, прислонившись к паланкину, с любопытством принялся наблюдать за тем, как Фадей из Иерусалима пройдет пару легионеров, охранявших вход в тюрьму. Он ожидал, что легионеры его остановят хотя бы для того, чтобы спросить, куда он идет и с какой целью. Но торговец, проходя мимо охраны, просто взмахнул рукой, и те остались стоять, как вкопанные, не обратив на него никакого внимания.

– Чудеса, – уважительно покивал он и посмотрел на стоящего рядом ас-Сафаха.

Тот лишь пожал плечами и присел на ступеньку паланкина.

Внутри Фадей быстро нашел комнату старшего надзирателя. Тот играл в кости с одним из надсмотрщиков.

– Уважаемые, – вежливо поклонился мудрейший, без стука войдя в дверь. – Я прошу прощения, что прерываю ваше очень важное занятие. Но у меня дело к надзирателю.

– Какое еще дело? Как ты прошел через охрану, иноземец? – удивился надзиратель.

– В ваших застенках томится осужденный юноша. Математик по имени Дука.

– Как ты прошел охрану, я тебя спрашиваю! – надзиратель с угрожающим видом поднялся и положил руку на меч.

– Успокойся. Сядь. Я не желаю вам зла, – взглянул ему в глаза торговец и, когда тот повиновался, перевел тяжелый взгляд своих карих глаз на тюремщика. – Ты тоже оставайся на месте.

– Как ты смеешь! – начал было византиец, но остановился на полуслове, сел и уставился на странного гостя широко открытыми глазами, словно увидел ангела во плоти.

– Так вот. Я пришел, чтобы поручиться и внести выкуп за юношу по имения Дука. Он ведь находится у тебя в темнице?

– Сейчас проверю, – откашлявшись, сказал смотритель, подошел к рабочему столу и раскрыл толстую книгу из листов папируса в затертом кожаном переплете. – Да. Дука Феодосийский мой узник. Условно приговорен к смерти. Завтра, если никто за него не поручится и не внесет выкуп, он будет объявлен казненным и пойдет гребцом на галеры, где проведет остаток жизни прикованным к веслу.

– Так вы не собираетесь его жарить в быке? – поднял брови торговец.

– Нет, – покачал головой надзиратель, – там в списке еще десяток убийц и грабителей. За его преступление, конечно, можно было бы и казнить на потеху толпе. Но, судя по виду, этот щуплый парнишка окочурится от страха еще до того, как его подведут к быку.

– Тогда зачем было объявлять о его казни?

– Трибунал так делает всегда, когда преступление не очень опасное, но попадает под казнь и есть надежда получить выкуп.

– Какой выкуп назначен за юношу?

– Выкуп – один солид⁵⁵.

– Целый солид? – поднял брови Фадей. – Я слышал, осужденный не стоит больше горсти медяков.

– Солид. За него трибунал назначил выкуп в целый солид, – надзиратель потыкал пальцем в одну из строчек.

– Хорошо. Солид, так солид. Ты можешь оформить поручительство и принять от меня выкуп?

– Могу, уважаемый.

– Но, прежде чем я оставлю здесь свое золото, я бы хотел поговорить с узником.

– Конечно, – покорно склонил голову надзиратель и рявкнул на сидящего с открытым ртом тюремщика. – Эй ты, бездельник! Чего тут расселся! Проводи господина к Дуке Феодосийскому.

Подземных этажей, вырубленных в скалистом основании, оказалось не три, а два. Они спустились на самый нижний. Судя по длине тускло освещенного факелами коридора, камер было десятка полтора. Каждая три на три метра. В некоторых набились до дюжины узников. Другие были вообще пусты. В нескольких, прикованные кандалами к стенам, сидели три-четыре заключенных.

– Вот Дука из порта Феодосия, который сеял богопротивную крамолу среди своих учеников, – тюремщик остановился у камеры, где в разных концах на цепях сидели два человека. Один, старый и немощный, лежал у стены, не подавая признаков жизни. Другой, совсем юный, в простых одеждах, грязный, со ссадинами на лице, отвернулся от света факела и выставил вперед руку, словно защищаясь от удара.

– Этот? – спросил Фадей и, заметив, что византиец кивнул, приказал: – Отопри дверь. Я хочу с ним поговорить.

Видя, что к нему направляется знатный господин в дорогих одеждах, паренек затрясся и попытался отползти в сторону, до упора натянув пристегнутую к стене цепь.

– Не бойся меня, юноша, – торговец поднял руку, и Дука обмяк, глядя на него испуганными глазами. – Скажи мне, за что тебе назначили такое суровое наказание?

– Я… Я… Я рассчитал движение светил по небесной сфере и пришел к выводу, что Земля не является центром мироздания. По воле божьей она вращается вокруг Солнца, а Солнце само несется по небесной сфере по известному только создателю пути. Да это и не сфера вовсе. Она имеет глубину бесконечную и заполнена эфиром невесомым, в котором, как в океане, плавают небесные тела. Но меня приговорили не за мои расчеты, а за то, что я рассказывал о них своим ученикам.

– Что же позволило тебе произвести расчеты?

– Звезды на небосводе двигаются по кругу вокруг Стелла Марис⁵⁶. Планеты плывут по небу каждая своей дорогой. Я рассчитал скорости их движения и пути по небу и понял, что это не небосвод вращается вокруг Земли, а, скорее всего, Земля находится внутри океана, заполненного эфиром. Она сама похожа на шар, который вращается вокруг своей оси и вокруг Солнца. Вместе с ним они плывут по эфиру среди других тел.

– Очень интересно, – Фадей присел перед узником на корточки. – А Луна? Где в этой картине ее место?

– Луна? – юноша покусал пересохшие губы. – Луна не подходит ни под одно мое вычисление. Я до сих пор не смог понять, что заставляет ее идти по ночному небосклону и менять свой облик, являя его и ночью, и днем, и в ранние часы. Мне нужно больше времени.

– Дука из порта Феодосия, я хочу тебя поздравить. Ты рассчитал угловые скорости планет и пришел к выводу, до которого не могли додуматься все астрологи мира. Ты прав. Земля – это шар. Он вращается вокруг Солнца. Солнце – тоже огненный шар, дышащий небесным жаром. Движимые волей Всевышнего Солнце и Земля несутся сквозь небесный океан в облаке звезд.

– Значит, мои расчеты верны, – улыбнулся детской улыбкой юноша и тут же сник. – Но сейчас это уже ничего не меняет.

– Хочешь посмотреть, как выглядит то, что рассчитал? – в глазах торговца тускло сверкнули отражения факелов. – Дай мне свою руку и не отводи глаз.

Юноша положил дрожащую руку на ладонь торговца, секунду помолчал, а потом прерывисто всхлипнул, словно у него перехватило дыхание.

– О боже, – выдохнул восхищенный Дука, не в силах отвести взгляд.

Перед его глазами возникла картина центральной части Константинополя с высоты, словно он оседлал гигантскую птицу и наблюдал за всем из облаков. Потом божественная птица могучим рывком поднялась выше и показала весь город, и Мраморное море, и часть Черного. Потом еще рывок, и он уже видит все Черное, половину Средиземного моря и всю Малую Азию. Затем еще один взмах могучих крыльев, и его взору предстает голубая планета в дымке белесых облаков, плывущая в пустоте пространства, из которого на него удивленно взирали звезды. А справа ярким светящимся оком сияло солнце. Через миг оно превратилось в точку среди тысяч и тысяч таких же точек. Потом птица ушла в бесконечность, явив величественное зрелище звездной спирали с закрученными отростками, сияющими россыпью мириадов самоцветов. И каждый из этих самоцветов был огненным шаром, похожим на Солнце. Вся эта божественная конструкция медленно вращалась вокруг своей оси в полнейший тишине и бесконечности мироздания.

– Что это? – прошептал завороженный чудесным видением Дука.

– Это мир, которой создал Всевышний. Мы лишь крохотная его часть. Нам предстоит узнать столько всего, что ни в одном языке нет слов, чтобы это описать. Хочешь ли ты, Дука из порта Феодосия, быть частью этого познания? Хочешь ли увидеть и узнать то, что не дано другим. Хочешь ли нести людям свет божественной истины?

– О мудрейший! Я не мыслю для себя доли и судьбы более высокой и благородной, нежели служить этой миссии.

– Тогда встань и пошли со мной к свободе, – Фадей помог юноше подняться и приказал тюремщику: – Освободи его. Я забираю этого юношу с собой.

Когда Фадей вышел из тюрьмы, ведя, как ребенка, за руку щуплого юношу, глашатай уважительно поцокал языком.

– А этот торговец из Иерусалима совсем непрост, – проговорил он, взглянув на поднявшегося с откидных ступенек паланкина ас-Сафаха.

– Ты и представить себе не можешь, насколько непрост, – пренебрежительно хмыкнул тот.

– Как вам удалось уговорить тюремщиков отпустить бедолагу? – спросил византиец, когда мудрейший с юношей подошли.

– Пришлось заплатить целый солид, – ответил тот.

– За него? Золотой солид? И зачем вам такой худой и немощный невольник? Да еще за целый солид, – возбужденно замахал руками глашатай.

– Поверь мне. Он стоит заплаченных денег, – Фадей бросил на глашатая быстрый взгляд, и тот сразу стих, отступил в сторону.