Нельзя было игнорировать ее одержимость Тимом. В то же время я понимала, что она выступала в роли анестезии и ослабляла боль от скорой смерти Дэвида. Одержимость также помогала Кейтлин заглушать ее самоощущение. Драма с Тимом не должна была отвлекать меня от ее боязни остаться одной, из-за которой Кейтлин продолжала вредить себе. Если бы она смогла успокоить своего внутреннего испуганного ребенка вместо того, чтобы бросаться в слабые объятия Тима, она была бы в большей безопасности. Фактически мне нужно было научить ее заботиться о себе. Кейтлин сравнивала себя с пинтой «Гиннеса»: все видели только верхний слой пены, но самое главное находилось в темноте под ним. Мы смогли вместе заглянуть в эту «темноту». «Горе ударило по моей уверенности, – призналась Кейтлин. – Это как ездить по городу с пустым топливным баком. Все стало сложнее, чем обычно. Мне кажется, все мои действия обречены на провал. Я все время злюсь и не вижу этому конца». Мы обсуждали способы борьбы, например ежедневное выполнение несложных успокаивающих действий: покупка вкусной еды, приготовление семейного ужина. Все это помогало Кейтлин обрести контроль над собой.

Я поняла, что Дэвид не смог реализовать свой потенциал в профессиональном плане: потеря уверенности и алкоголизм подорвали его талант. Теперь из-за болезни он не мог работать. Радиотерапия ослабляла симптомы, но не могла продлить жизнь. В течение нескольких дней после процедуры Дэвид чувствовал себя очень уставшим, но затем ему становилось легче. Хотя Дэвид больше не пил, на фоне обезболивающего он вел себя так, словно пьян. У Кейтлин это вызывало не меньшую тревогу, чем его запои.

Кейтлин сообщила мне, что они не говорили о его смерти. Дэвид не хотел участвовать в наших сеансах. Он явно хотел прожить как можно дольше ради своих детей и вел себя так, словно все изменится к лучшему. Кейтлин часто говорила со слезами на глазах и гордостью в голосе, как храбро и стойко держится Дэвид, несмотря на ужасную болезнь. Он любил пошутить, и чувство юмора, которое изначально привлекло Кейтлин, теперь объединяло их на этом тяжелом пути. Дэвид говорил: «Слава богу, умираю я, а не ты. Это было бы настоящим КОШМАРОМ!» Одним из самых сложных моментов сложившейся ситуации была неопределенность, незнание, когда он умрет, а также понимание, что после его смерти жизнь Кейтлин лишь ухудшится.

Мы с Кейтлин продолжали видеться в течение 18 месяцев – до смерти Дэвида. Она одна содержала семью. Работа, забота о Дэвиде и детях легли на ее плечи. Добавьте сюда еще борьбу с ее собственным внутренним хаосом. Ей пришлось тяжко. Кейтлин постоянно беспокоилась и не видела выхода из ситуации, «только черный страх». Но в итоге она научилась жить с этим. Самая хрупкая часть личности Кейтлин всегда недооценивала ее стойкость: Кейтлин была гораздо сильнее, чем считала. Она понимала это на подсознательном уровне и отрицала, потому что не хотела сожалеть или испытывать чувство вины (ее базовые эмоции) после смерти Дэвида. Она пообещала себе относиться к Дэвиду с добротой, не злиться на него, как было в прошлом. Кейтлин преодолела сложности их отношений. Она купила масло с потрясающим ароматом и втирала его в руки и ступни Дэвида. Она гладила его по щеке, и их объятия были окутаны настоящей любовью.

В какие-то моменты Кейтлин приходила на сеанс разбитой и изливала все свои проблемы. В других ситуациях она могла лишь кричать на Дэвида и детей. Она вполне обоснованно гордилась тем, чего смогла достичь. Кейтлин часто не удавалось заснуть, что негативно сказывалось на ее самочувствии (бессонница часто возникает в тяжелых ситуациях). Мы вместе справились с этой проблемой.

Иногда Кейтлин ходила на вечеринки и безрассудно отдавалась незнакомцам, что позже вызывало угрызения совести. Часто гнев мешал ей заснуть. Ее гнев был «многоуровневым»: она злилась на алкоголизм Дэвида, на то, что это спровоцировало его болезнь. Злилась на себя за то, что выбрала его в качестве отца своих детей. Злилась на ситуацию в целом, которую она не могла изменить. Настроение Кейтлин постоянно менялось. Иногда она чувствовала, что может бороться, а иногда испытывала страх. Все это сопровождалось чувством ненависти к себе.

Кейтлин никогда не задумывалась, не завидовал ли ей Дэвид – ведь она будет жить. Обычно пары избегают таких сложных тем, не желая портить отношения. Реальность смерти и зависть, которая может возникнуть, вполне понятны, но люди отрицают их. Даже если умирающий человек не признается в своей зависти, скорее всего, он ее испытывает.

Здоровье Дэвида постепенно ухудшалось. Правда, в некоторые дни он был энергичным и участвовал в семейной жизни: играл с Джоби и Китти, встречался с друзьями. В другие дни он чувствовал себя слабым и почти все время лежал на диване. Дети бежали к нему, и он шутил, щекотал и обнимал их. Они вместе смотрели любимые телепрограммы, укутавшись в плед. Последняя фаза болезни наступила очень быстро. Хотя она была ожидаемой, Кейтлин все равно испытала потрясение. Дэвиду стало хуже, и он перестал вставать. Они вместе с врачом решили, что ему будет лучше в хосписе. Медсестры полюбили Дэвида за шутки и заботились о нем, а самое главное – следили, чтобы он не испытывал боль. Позже Кейтлин поделилась одним из самых прекрасных и мучительных воспоминаний, когда она прочитала сообщения Дэвида, которые он трясущейся рукой написал в книгах для своих детей.

Я очень хорошо помню день его смерти. Было по-весеннему тепло. Я взглянула на телефон и увидела сообщение: «Дэвид мирно скончался сегодня утром. Он держал меня за руку». Я позвонила Кейтлин и спросила, видели ли дети тело отца. Она сказала, что нет. Я предложила ей сделать фотографии (как бы странно это ни звучало), потому что позже они понадобятся ей и детям.

В ночь перед погребением Кейтлин позвонила мне из похоронного агентства. Она говорила тихо и медленно. Она сказала, что Дэвид выглядел умиротворенным. Кейтлин оставила прощальное письмо у него на груди, а дети положили в гроб по мягкой игрушке. Голос Кейтлин был спокойным и уверенным. Она поблагодарила меня за мои советы и сказала, что испытывала «гордость и чувство завершенности». Кроме того, она испытала неожиданное чувство облегчения. Сбылось ее самое большое опасение, и ее семья справилась с ним. В свою очередь я испытала гордость за Кейтлин и ее детей.

Зачастую все, что мы можем сделать, столкнувшись со смертью, – это проявлять изобретательность и оставаться живыми. Кейтлин была творцом, источником силы. Она направила свою энергию на похороны Дэвида и отдала дань уважения его жизни. Семья и многочисленные друзья продемонстрировали абсолютную любовь. Трагедия показала лучшие качества Кейтлин – ее глубокую привязанность и преданность Дэвиду и детям. Я могу лишь уважать и восхищаться этими ее удивительно мощными качествами.

Кейтлин любила Дэвида при жизни и очень скучала по нему, когда его не стало. «Он вовсе не был идеальным мужем, но он был МОИМ», – сказала она. Теперь Кейтлин осталась одна. Она грустила из-за опустевшей постели. Она зарывалась покрасневшим от рыданий лицом в его футболку, чтобы почувствовать его запах. Но в смерти Дэвида было что-то чистое и ясное. Между ним и Кейтлин не осталось сожалений. Они заботились друг о друге и о своих детях. Его болезнь с достоинством исправила все ошибки.

Боль накрыла Кейтлин спустя шесть недель после смерти Дэвида, когда оцепенение начало проходить. Она остро почувствовала утрату, и это ошеломило и опустошило ее. Она плакала. На одном из сеансов Кейтлин достала фотографию Дэвида, которую сделала после его смерти, и сказала: «Мертвым он казался спокойнее, выглядел округлым и бежевым». Она скучала по нему, потому что смогла отбросить «дурацкие моменты из прошлого»: «Как бы я хотела снова прижаться к его грязной шее, за которую так часто его ругала. Это очень меня успокаивало».

Иногда Кейтлин отрицала свою боль и срывалась, чем подвергала себя опасностям. Например, она ходила на вечеринки или ругалась с коллегами. Секс – естественный механизм выживания человека, и она решила воспользоваться им. Кейтлин лишилась интимной близости и теперь делала все, чтобы вернуть ее. Секс по своей сути связан с созданием жизни. Это противоположность смерти. Кейтлин не могла жить без секса, но редко получала удовольствие. Она часто чувствовала себя использованной. В отношениях с мужчинами она всегда стремилась давать, но в итоге оставалась неудовлетворенной. У Кейтлин был друг, дружба и секс с которым ее устраивали. Встречи с другом на бегу между работой и домом отражали то, что поколение моих родителей называло cinq à sept^[1]. Секс был приятным, отношения легкими, и это нравилось Кейтлин. Но в тени постоянно маячил Тим.

Он кормил ее обещаниями, которые ни к чему не вели. Он помог Кейтлин составить речь на похороны Дэвида. Она была благодарна ему за это, но Тим не мог дать ей желаемое внимание. Он лишь усугублял ситуацию.

Кейтлин применяла стратегии, которые, по ее опыту, хорошо работали. Она гуляла с детьми в парке, готовила вкусные блюда, слушала аудиомедитации перед сном, читала книги. Она приучила себя не оставлять телефон в спальне и перестала маниакально искать Тима. И самое главное – она регулярно виделась с друзьями, которые любили ее, смеялась и плакала вместе с ними.

Мы много говорили о Джоби и Китти. Они инстинктивно тянулись к братьям Дэвида, которые приходили поиграть с ними в футбол или забирали с собой на целый день. Дети скучали по объятиям Дэвида, и любая мелочь могла легко расстроить их и вызвать истерику. Кейтлин старалась не нарушать их привычный распорядок дня и правила поведения. Я сказала ей, что для детей нужно установить границы ради своей безопасности. По ночам они вместе зажигали «свечу папочки» и часто рассказывали забавную историю о нем. Кейтлин видела в детях Дэвида: «Джоби ведет себя как его папа, мимика и все такое». Она называла это «природой, воспитанием и Ницше». Она вспомнила, что ругала Дэвида за то, что он неправильно держал нож. Теперь Китти держала нож точь-в-точь как он, но Кейтлин не делала ей замечаний. Кейтлин просила Дэвида не класть жареное яйцо на тост, и когда теперь дети так делают, они весело говорят: «Так делал папочка». Эти моменты позже позволили им найти отца внутри себя. Моменты, состоящие из жареных яиц.

Иногда Кейтлин пугалась своей огромной любви к детям. Это напоминало ей о матери: «В одну минуту она была милой и приятной, а в другую впадала в ярость». Кейтлин живо помнила, как завтракала с матерью в родительской постели. Через минуту ее мать рвала и метала, крича о том, какой беспорядок у них в доме. «Я рыдала, у меня было красное от слез лицо, мне пришлось надеть все, что валялось на полу в доме, – вспоминала Кейтлин. – Она словно сошла с ума и извергала желчь. Я никогда так не поступлю». Это осознание останавливало волну гнева, способную спровоцировать жестокость. Кейтлин делала глубокий вдох или считала до десяти. Она просила детей уйти к себе в комнату, потому что ей нужно больше личного пространства ради их безопасности. Она придумала стратегии, которые позволили ей измениться и стать таким человеком, которым она хотела быть.

Мы обе признали, что она пришла в нормальное состояние примерно через 18 месяцев после смерти Дэвида. Кейтлин вернулась к повседневной жизни: стала лучше спать и иногда чувствовала себя счастливой. Увеличение перерывов между сеансами стало нашим общим решением. Мы решили посмотреть, как она справится с меньшим количеством сеансов. Кейтлин знала, что иногда будет «давать крен» – испытывать страх. Но она также понимала, что у нее все в порядке на работе, дети хорошо учились в школе, и она наконец-то отдалилась от Тима, хотя он все равно остался другом. У нее появился новый мужчина, пусть и не идеальный, но, по словам Кейтлин, «джентльмен». Он был добрым, надежным и сексуальным. Им было хорошо вместе.

Я сравниваю жизнь Кейтлин с мозаикой на римских виллах. Некоторые плитки потерты или поцарапаны, другие – полностью разбиты. Третьи нетронуты и составляют идеальную картинку. Способность Кейтлин давать и принимать любовь объединяет эти хрупкие, но драгоценные плитки. Смерть Дэвида разрушила часть мозаики, но благодаря щедрости и природному упорству Кейтлин рисунок по-прежнему ярко сияет во тьме.