Понимание горя

Что такое горе?

Горе – это эмоциональная реакция на утрату, в данном случае на смерть человека. Оплакивание позволяет нам адаптироваться к новой реальности. Как показывает эта книга, переживание горя – это очень личный, противоречивый, хаотичный и непредсказуемый внутренний процесс. Если мы хотим справиться с ним, нам нужно понять главный парадокс: мы должны принять реальность, в которую отказываемся верить.

Это вынуждает нас осознать собственную смертность, которую мы всегда отрицали (зачастую делали это путем создания порядка). Нам казалось, что если в нашей жизни порядок, значит, она предсказуемая, а самое главное – контролируемая. Смерть лишает нас этого контроля. Окончательная власть над нами принадлежит ей, и мы не можем смириться с этим фактом.

Чтобы пережить горе, нужно перетерпеть боль утраты и перестать бороться или блокировать ее. Для этого необходима поддержка – любовь и забота членов семьи и друзей. Кроме того, нужно понять сам процесс.

Процесс переживания горя

Люди постоянно говорят о процессе переживания горя, который происходит не только внутри человека, но и снаружи. Зачастую его изображают в виде айсберга: наши слова, выражение лица – словом, то, что находится над поверхностью, – представляют собой лишь треть всех чувств. Скрытый от посторонних глаз процесс отражает борьбу между болью утраты и нашим инстинктом выживания. Мы постоянно переходим от чувства утраты к восстановлению и наоборот. Печаль, слезы, страдания, мысли об умершем человеке чередуются с повседневными делами, работой, надеждами на будущее и кратковременным забыванием о горе. Со временем мы все больше привыкаем к реальности смерти. При этом мы становимся чуть более эмоционально открытыми и полностью возвращаемся к жизни. Процесс переживания горя – одновременно осознанный и неосознанный – поначалу интенсивен, но со временем слабеет, ведь мы учимся управлять своим горем.

Парадокс горя

Парадокс горя заключается в том, что именно умение жить со своей болью позволяет нам исцелиться. Борьба с чувством горя не предполагает погружения в него. Это скорее преодоление боли, которая зачастую обрушивается на нас, словно буря, а затем отдых от нее (помогают разные способы отвлечься, дела, которые нас успокаивают). Когда мы перемещаемся от одного полюса к другому, то адаптируемся к неприятной реальности, в которой нашего любимого человека больше нет.

Суть горя заключается в том, что смерть вынуждает нас столкнуться с реальностью, которую мы отвергаем. Чтобы отгородить себя от этого неразрешимого конфликта, мы часто используем привычные схемы поведения, но они могут работать как нам на благо, так и против нас.

Боль инициирует перемены. Эту концепцию сложно понять, но мы знаем: если все идет по плану и мы довольны жизнью, у нас не будет стимула что-то менять. Но если в повседневной жизни мы страдаем от интенсивных чувств (дискомфорт, скука, гнев, тревога или страх), рано или поздно мы спросим себя: что идет не так? У нас проблемы в отношениях или на работе? Что нужно изменить, чтобы вновь почувствовать радость и счастье? Когда умирает близкий человек, мы сталкиваемся с необходимостью перемен. Наша боль усиливается и вынуждает нас адаптироваться к новому внутреннему и внешнему миру.

Зачастую нам больше всего вредит поведение, которое помогает избегать боли. В раннем возрасте мы вырабатываем особое поведение, которое защищает нас от эмоциональной боли. Оно становится нашим автоматическим способом преодоления сложностей. Но такое стандартное поведение помогает не всем. Разговор с другом, когда нас что-то тревожит, – пример позитивного поведения. Попытки заглушить боль алкоголем – пример негативного поведения. Наша задача – разделять их и искать новые схемы поведения, которые укрепят нашу способность терпеть и выражать свою боль.

Нам кажется, что умерший человек жив, даже если мы знаем, что это не так. Мы мысленно представляем его живым. Мы думаем, одиноко ли ему, холодно ли, страшно ли… Мы мысленно разговариваем с ним и просим направлять в жизни. Мы ищем его глазами на улице, восстанавливаем с ним связь, слушая его любимую музыку или нюхая его одежду. Умерший человек живет внутри нас, но в то же время в окружающем мире его нет. Нам может казаться, что отношения продолжаются, хотя мы знаем, что ничто не изменится. Когда мы не признаем этого или отрицаем это, то рискуем запутаться или потерять внутреннее равновесие. Но если мы поймем эту реальность, то испытаем облегчение.

Мы должны научиться чередовать чувства отпускания и удержания. Такие ритуалы, как похороны или посещение могилы, формируют чувство отпускания. Это признание того факта, что человек умер и его больше нет в мире. Многие думают, что должны полностью забыть умершего человека, и позднее испытывают чувство вины. Им кажется, будто они бросили его. Однако отношения с ним продолжаются, пусть и в абсолютно другой форме.

Смерть крадет будущее, которого мы ждали и в которое мы верили, но она не может отнять у нас отношения. Связь с умершим человеком сохраняется благодаря воспоминаниям, и это, пожалуй, самый ценный дар, который только можно получить. Воспоминания становятся частью нас и нашими проводниками в жизни.

Возможно, мы хотим снова стать счастливыми и знаем, что это правильно и справедливо. Но при этом мы испытываем чувство вины, потому что счастье кажется нам чем-то неправильным. Зачастую между разумом и сердцем возникает конфликт, например мы понимаем, что произошла ужасная автокатастрофа, но в глубине души нам кажется, что мы что-то сделали не так. Между разумом и сердцем может происходить борьба, оставляющая нас опустошенными и обессиленными. Эти противоположности должны найти способ сосуществования. Если мы поймем, что должны принять и то и другое, нам станет гораздо легче.

Общество одобряет, когда скорбящий человек ведет себя храбро и продолжает жить, и не одобряет, когда он сдается и отказывается бороться. Как ни парадоксально, наибольшие опасения должны вызывать люди, которые слишком быстро преодолели свое чувство горя, например, с помощью самолечения. Как члены одного общества мы должны поддерживать здоровое чувство горя и помогать людям понять, что каждый движется в своем темпе.

Наша культура пропитана убеждением, что можно «починить» почти все, а если нельзя, значит, нужно «выбросить» вещь или чувство и начать все заново. Горе опровергает это убеждение: его нужно преодолевать, а не избегать. Оно вынуждает нас принять тот факт, что некоторые вещи в этом мире не исправить.

Когда умирает спутник

Любовь нарушает привычный уклад нашей жизни, меняет планы и ведет к политическим заговорам. Ей поклоняются и ее порицают, ее ждут и ее боятся. Мы идем на огромные риски, когда вступаем в любовные отношения, и на еще бо́льшие, когда сторонимся их. Так или иначе, мы должны найти способ жить с любовью.

Колин Мюррей-Паркс

Кейтлин

Я с любопытством ждала Кейтлин на прием. Какая она, какова ее история? С лестницы послышался энергичный голос с легким ирландским акцентом. Когда она вошла в кабинет, я увидела высокую улыбающуюся женщину с рыжими кудрявыми волосами и голубыми глазами. Ей было около пятидесяти, и она уверенно направилась ко мне, остановившись на секунду, чтобы поправить смявшийся коврик.

Кейтлин говорила быстро и забавно размахивала руками. Я не сразу распознала хрупкость за ее уверенной внешностью. У нее была непростая история. Ее мужу Дэвиду, с которым она жила 10 лет (вместе они были почти 20 лет), поставили смертельный диагноз «рак печени». В свое последнее посещение больницы Кейтлин заставила врачей признаться, сколько осталось жить ее мужу. Оказалось, от 8 до 18 месяцев. Дэвид предпочел знать как можно меньше, но сама Кейтлин нуждалась в более подробной информации. Ее дерзкая сторона личности уверенно говорила: «Мы в одной лодке, и я должна знать, с чем столкнулась» (хотя Кейтлин плакала, пока рассказывала мне об этом). Между ними были сложные отношения, на которые повлияла его алкогольная зависимость, но Кейтлин все равно любила Дэвида.

Больше всего она беспокоилась за детей – девятилетнюю Китти и шестилетнего Джоби. Она не сказала им о том, что их отец умирал. Кейтлин испытывала огромный страх, который исходил от нее волнами: страх неизвестного, страх выживания, страх того, справятся ли она и дети, страх из-за денег, страх за детей и, конечно, страх из-за смерти Дэвида. Кейтлин была в полной растерянности. Она хотела защитить детей, ведь они были такими маленькими. Она уже врала им, пытаясь скрыть алкогольную зависимость Дэвида. Теперь Кейтлин боялась, что он умрет неожиданно и у нее не будет времени подготовить детей к этой печальной новости. Я спросила у нее, что, по ее мнению, знали дети. Она ответила, что ничего. Я сомневалась в этом. Дети умны: они сразу же понимают, что что-то идет не так, даже если не знают, что именно. Так и вышло. Позже Кейтлин повторила слова детей: «Папочка стал поменьше».

Я спросила, будет ли Дэвид участвовать в этом разговоре, и Кейтлин сразу же сказала, что нет. Мы решили, что она должна в первую очередь спросить у детей, что они знали о болезни папы. Со временем ей придется рассказать им правду – не разом, а мелкими порциями. Кейтлин должна отвечать на вопросы детей точно и правдиво. Если дети чего-то не знают, они додумают сами, и их выдумки могут быть страшнее правды. Если сказать им правду, они поверят маме. Правда станет основой поддержки, которая понадобится им в сложное и пугающее время после смерти отца.

На последующих сеансах Кейтлин сказала, что сообщила детям о надвигающейся смерти Дэвида. Вот как она объяснила это им: «Папочка очень болен. Врачи обычно помогают людям, но папа очень, очень болен, и врачи не могут ему помочь». Сначала дети не плакали, но Кейтлин расплакалась сама, и дети следом за ней. Она показала им, что плакать – это нормально, и лучше делать это вместе. У детей было много вопросов. Папа умрет? Они тоже умрут? Кейтлин старалась быть честной и мягкой. Она сказала им: «Папа умрет, когда его тело перестанет работать. Мы не знаем точно, когда это произойдет. Но я обещаю, что скажу правду». Затем их обычная семейная жизнь продолжилась – чаепития, купание, обмен историями с дополнительной порцией объятий, которые успокаивали детей. Тот душераздирающий разговор был не единственным за последующие недели, но Кейтлин храбро справилась с ним.

Я была уверена, что смогу выстроить отношения с Кейтлин. Она была похожа на заведенный мотор и нуждалась в доверии, чтобы замедлиться и почувствовать себя в безопасности. Безопасность была ключевым словом, которое регулярно повторялось на наших сеансах. Кейтлин нуждалась в надежном человеке, который бы внимательно выслушал ее и спокойно воспринял ее историю. Человеке, который бы дал ей психологические инструменты, чтобы она могла управлять своими страхами. Кейтлин любила мужа и одновременно ненавидела за все, что он сделал для семьи. Она описывала его алкогольную зависимость как «разбрызгивание яда на всю нашу семью». При этом она чувствовала, что его смерть сломает их.

Тревога и волнения всегда сопровождали Кейтлин. Она влетала в мой кабинет и начинала тараторить. Казалось, чем быстрее она говорила, тем дальше она могла отодвинуть боль. Она словно прыгала по горячим углям. Кейтлин почти не знала, как успокоиться в порыве тревоги, и это лишь усиливало ее стресс. Она часто рассказывала о своей матери, с которой часто виделась и которую очень любила. Но вскоре я поняла, что мать была довольно эксцентричной. Она, как и Дэвид, страдала алкогольной зависимостью, а это означало, что Кейтлин не могла доверять ей. Кейтлин поделилась со мной детскими воспоминаниями. Когда ей было 10 лет, мама часто забирала ее со школы с опозданием. Кейтлин приходилось прятаться за автобусной остановкой. Она сгорала от стыда и чувствовала себя очень одинокой. Это чувство никогда не покидало ее. Воспоминания Кейтлин объясняли ее мировоззрение. В любой стрессовой ситуации Кейтлин думала, что останется одна. Слова «стыд» и «страх» часто звучали на наших сеансах. Но Кейтлин любила свою мать и колебалась между теплыми чувствами к ней и болезненным гневом. Мне показалось, что она придерживалась детского «магического мышления» и надеялась, что ее любовь будет контролировать периоды запоя ее матери. Кейтлин не соглашалась с моей трактовкой. Она верила, что если будет вести себя хорошо, то и мать будет вести себя хорошо. Раз ее мать напивалась, всему виной была Кейтлин. Разумеется, Кейтлин считала себя испорченной.

Эту проблему вызвала трагедия, произошедшая, когда Кейтлин было семнадцать. Ее любимый отец лишился рассудка и повесился в лесу рядом с домом. Его смерть вызвала глубокую депрессию. Кейтлин сказала, что после смерти отца она словно «носила пузырек цианида» в желудке. По ее словам, отец был «отличным человеком» и она его очень любила. Пока она говорила, я чувствовала нарастающее головокружение: история была слишком тяжелой. Я сказала Кейтлин об этом, и она расплакалась. Что-то в моих словах позволило ей признать груз ее истории. Шок после смерти отца жил с ней десятилетиями. Наши сеансы позволяли Кейтлин прикасаться к нему, но ненадолго. Мне казалось, что горе обожгло ее изнутри. Несмотря на то что оно было вызвано скорой утратой мужа, я посчитала, что время разбираться с этими ранами еще не настало. Это бы пошатнуло ее равновесие в тот момент, когда она должна была оставаться сильной (перед смертью Дэвида и массой негативных последствий).

Кейтлин была самым молодым членом большой ирландской семьи. У нее было много близких друзей. Но с мужчинами отношения не складывались. Ей казалось, что они должны оценить ее и дать ей почувствовать себя любимой. Кейтлин считала, что ей нужно устраивать шоу ради них. Она ставила во главу угла приоритеты мужчины и игнорировала собственные, из-за чего в итоге чувствовала себя опустошенной и использованной. В этот период жизни ее одержимость мужчинами превратилась в одержимость Тимом. Кейтлин призналась, что любила Дэвида: он был добр к ней, выбрал ее из многих и стал отцом ее детей. Но из-за его алкогольной зависимости она перестала уважать его. Это разрушило доверие между ними и рассеяло чувства Кейтлин.

Тим был объектом ее желаний. При этом чуткая Кейтлин понимала, что он был совершенно неподходящим для нее. Тим работал маркетологом и был весьма привлекательным. Недавно он пережил второй развод, и теперь его финансы и эмоциональная жизнь были на грани краха: ему нужно было платить алименты на троих детей, а также аренду своей квартиры. Кейтлин знала, что он не в состоянии дать ей то, в чем она нуждалась, но ничто не могло повлиять на ее поведение. «Я словно ракета, – призналась она. – Постоянно жду сообщений от него, планирую наши встречи, вновь и вновь обдумываю, что сказать, чтобы он захотел меня». Кейтлин представляла, как он поймет, что «без ума от нее», и страстно признается ей в любви. Она постоянно прокручивала в голове два диалога: в ходе первого он признаётся ей в любви и она отвечает ему взаимностью, в ходе второго он говорит о своей любви, но она просит его оставить ее. Однако реальность была суровой. Во время встреч Тим был непредсказуем: иногда милым и соблазнительным, манящим к себе, а иногда пренебрежительным. Кейтлин волновалась: она нуждалась в нем, постоянно проверяла, не пришло ли новое сообщение от Тима, и не могла сосредоточиться в ожидании его сообщения. Когда сообщение приходило, она перечитывала и анализировала строчки, пытаясь извлечь смысл, которого зачастую не было. Разочаровавшись, она ждала следующего сообщения. Этот паттерн, в соответствии с которым Кейтлин отвергала Тима в надежде, что он побежит за ней, часто встречается в отношениях. Один человек просит оставить его в покое, что на самом деле означает: «Сражайся за меня, подойди ко мне, покажи, что ты меня хочешь». Такой тип поведения также часто встречается в отношениях между детьми и родителями.

Как католичка Кейтлин хотела стать такой, чтобы гордиться собой. Но при этом она не могла отказаться от потребности быть желанной. Тим словно магнит притягивал Кейтлин. Из-за него она чувствовала себя ребенком, который отчаянно желает материнского внимания. Своим переменчивым характером Тим напоминал ей мать. Из-за этого Кейтлин продолжала считать себя испорченной и недостойной любви. На сеансах Кейтлин говорила, опустив глаза в пол, а затем оглядывалась, проверяя, что я все еще рядом. Она боялась, что я начну ее осуждать. Позже она призналась, что именно на сеансах она наконец почувствовала, что кто-то увидел ее настоящую, такую, какая она есть. Она не слышала критики, и эта свобода от суждений укрепила наши отношения. В какой-то момент я предложила пройти тест, чтобы понять, как продвигается наша работа, и Кейтлин не выдержала. «Ты тоже собираешься бросить меня, как и все?» – воскликнула она и расплакалась. Она решила, что я собираюсь закончить наши сеансы. Я объяснила, что не могу принять решение об окончании сеансов самостоятельно. Мы обе должны решить, когда пора прощаться. Мне следовало дать ей понять, что я не собираюсь повторять паттерн, начатый ее отцом и мужем: внезапно исчезать из жизни. Эмоциональная броня, которой Кейтлин окружила себя еще в детстве, напоминала слой лака – непроницаемый и невидимый. Он мешал принимать и удерживать позитивные чувства, блокировал заботу, в которой она так нуждалась. Фактически Кейтлин отстранилась от настоящей искренней любви, хотя притворялась, что всегда стремилась к ней. В результате нашей работы она постепенно поверила в то, что ее любили.