Отзывы на книги автора «Джулиан Барнс»

Спасибо в квадрате Shiloh и Sunrisewind , которые в один день и приблизительно даже в одно время в две разные мои подборки включили данную книгу! Я, знаете, современную литературу читаю редко, все больше классику, причин три: 1) учеба на филфаке, где каждый семестр по два списка литературы, которую нужно прочесть, эдакие вынужденные флешмобы (потому я и не думала даже участвовать в местном); 2) легкое ханжеское недоверие к одной литературе и викторианское тяготение ко второй, проверенной веками; 3) мне почему-то приятней осознавать, что автор уже почил, а не живет одновременно со мной и пишет такие прекрасные вещи, когда я ничего еще толком из себя не представляю. Фух, покаяние закончено - приступаю непосредственно к рецензии.

"Завлекашки" (комментарии рядом с добавленными книжками) вышеназванных девушек меня заинтриговали: разрушающийся брак, любовный треугольник, в котором принимают участие к тому же друзья детства... Диспозиция содержится уже в аннотации: "скромный банковский служащий, талантливый неудачник и средней руки художница-реставратор", Стюарт, Оливер, Джилиан. По нраву мне пришлись два пункта: 1) стиль повествования - часто забавный, зачастую ироничный, но вместе с тем... "милый" что ли, но не в розовато-душистом смысле этого слова, а в теплом, согревающим душу (примечаю гуманизм Барнса), а цвета... ну вроде того нежно-зеленого свадебного костюма Джил; 2) повествование от лица каждого из главных героев, а кроме и героев посторонних, что дает возможность прочувствовать сложившуюся жизненную ситуацию с разных сторон, узнать правду каждого, "правду", которая, по замечанию Олли, не имеет рифмы в русском языке. Цитат не будет, книга сама едва ли не вся - сплошная цитата, а вот любимый свой отрывок приведу, не удержусь:

– Давай-ка, браток, перепихнемся по-голландски, – сказал он мне.
Выражение это мне было незнакомо и, возможно, оскорбительно, поэтому я не ответил. Оливер наклонился ко мне, вынул у меня из пальцев курящуюся сигарету, стряхнул пепел, раздул докрасна кончик и прикурил свою сигарету от моей. В том, как он все это проделал, было что-то отвратительное.
– Это и называется, браток, перепихнуться по-голландски, пояснил он с наглой, омерзительной ухмылкой.
И тут я решил, что с меня довольно. Еще и «браток» вдобавок. Я встал и спросил:
– Оливер, а ты целоваться по-эдинбургски никогда не пробовал?
Он, очевидно, решил, что мы обсуждаем новые выражения, и может быть, даже подумал, что я даю ему совет, как обращаться в постели с моей женой.
– Не пробовал, – ответил он, оживившись. – Я в столице скоттов не бывал.
– Я тебе покажу.
Я встал и показал рукой, чтобы он тоже поднялся. Он встал рядом, покачиваясь. Я взял его за грудки и заглянул ему в лицо, в страшное, потное лицо того, кто … мою жену. Когда? Когда последний раз? Вчера? Третьего дня?
– А вот это поцелуй по-эдинбургски, – сказал я и с силой боднул его головой прямо в лицо.

За всем этим следующие пунктики:
1) полюбоваться любимой Шарлоттой в экранизации и не упустить фильм Трюффо (!!), упоминаемый героями-мужчинами;
2) добраться когда-нибудь до продолжения;
3) разглядеть Джулиана Барнса, "не указанного в титрах", "играющего самого себя" в "Дневнике Бриджет Джонс"; никто не знает, где конкретно искать? на презентации "Мопеда Кафки" что ли?

Это же прелесть, что за книга! Барнс просто прекрасен, второй раз убеждаюсь, что он талантище с великолепным чувством юмора. Большую часть романа хочется растащить на цитаты, но, увы, тогда часть из них будет грубо вырвана из контекста, а жаль. Они чудесны, как и сама книга.

Садитесь поудобнее, и приготовьтесь узнать как все было на самом деле. Всю правду расскажут не абы кому, а именно вам. Дада, я ничего не преувеличиваю, читатель в этой истории занимает определенное место, он непосредственный участник всех событий и именно ему одному раскрывают свои души и тайные желания главные герои любовного треугольника и те, кто оказался свидетелями бушующих страстей.

Жили-были два друга, Стюарт и Оливер. Первый - неприметный и нерешительный, любящий точный счет, второй - красавчик и повеса, играющий словами и собственной жизнью. Они такие разные, между ними постоянно возникают какие-то разногласия и недомолвки, но их дружбе уже не один десяток лет, они постоянно вместе и кажется, что так будет всегда. Ан нет. Как-то раз тюфячок Стюарт получил от жизни удивительный подарок, на который уже было и не надеялся - он нашел себе жену! Вот тут все и закрутилось, вот где все и началось...

В этой книге нет однозначно плохих или хороших, нет одной исключительно верной версии произошедшего. Каждый из непосредственных участников любовного треугольника расскажет вам свой вариант правды. Это будет либо исповедь отчаявшегося брошенного мужа, напивающегося в хлам и выкуривающего сигарету за сигаретой, либо путаную историю запутавшейся в своих отношениях молодой женщины, либо разухабистый рассказ бывшего паяца, который в кои-то веки вляпался в реальную жизнь и теперь ему от нее не отвертеться. Чтобы факты, излагаемые этой троицей, были максимум достоверными, к ним периодически будут подключаться те, кто были рядом с ними, когда началось все самое интересное, либо те, кто хоть как-то в свое время повлияли на судьбу Оливера, Стюарта и Джил.

История, где даны два м и одна ж, стара как мир, но Джулиан Барнс придумал как сделать ее не похожей на все остальные, и у него это получилось просто замечательно, с непередаваемым английским шармом и иронией (про максимально убедительный эффект погружения созданный автором я вообще молчу, он выше всяких похвал). Очень здорово, правда.

Как по мне, роман "Как все было" закончился так, как и должен был закончиться - не убавить, не прибавить, но, как оказалось, у него есть продолжение. С одной стороны, хочется оставить эту троицу в этой книге и не знать, что с ними стало дальше, но, с другой стороны, это же Барнс и его превосходное чувство юмора, как тут можно устоять? Нет, все-таки буду читать вторую часть.

Некоторые мужчины умеют потрясающе точно разгадывать загадочные женские души. Ну почему они не ходят со мной по одним улицам?.. НЕ НАСТОЯЩИЙ ВОПРОС.

Атмосфера первых частей романа вызывает стойкие ассоциации со "Случайной женщиной" Джонатана Коу (забавно, они были написаны с разницей всего в один год). Джин по сути еще одна случайная героиня, почти что среднестатистическая женщина, в чью жизнь вписывается несколько Эпизодов и серая рутина между, тонна не заданных вопросов без ответа, утраченные иллюзии, маленькая деревушка и не менее маленькие, мелкие люди вокруг. На мой взгляд, она более живая, чем Мария, но не менее одинокая. А может, Джин просто ближе мне. Может, я тоже в детстве задавалась вопросом "Почему норки так живучи?". Пожалуй, единственная вещь, которую я так никогда и не пойму: зачем юные неопытные девушки быстренько выскакивают замуж за первого встречного, не испытывая к нему особых чувств.

Но есть еще третья часть романа. И она в каком-то смысле еще более хороша извечными рассуждениями о смерти и существовании высших сил и попыткой слегка заглянуть за шторку будущего: особенно меня восхитила всезнающая КОН, которая вполне может сравниться с нашей не менее всезнающей (здесь должна быть ирония) википедией.

Несколько идей показались не доведенными до совершенства, но Барнс, без сомнения, снова показал высший класс.

Феноменология динамики представлений о смерти в контексте обычного индивидуума.

1. Когда пришла бабушка и сообщила новость, я впервые услышал странную фразу " пригласили на поминки". В тот момент (Класс 7ой) фраза показалась мне верхом глупости. В этом возрасте в моем понимании пригласить могли только на торжественное и веселое мероприятие. На поминки приходить должны добровольно люди. А меня потащили туда за компанию, хотя до этого мужа-деда подруги бабушки я не видел.
Воспоминания кусочкообразные. Лежит неизвестный мне человек в гробу, кто-то плачет, мужики сурово молчат в ожидании стакана. Какой-то хаос разрозненных чувств, испытываемых разными людьми. И на все это я смотрю как-будто со стороны. Мне было просто напросто интересно, потому что случилось со мной в первый раз. Это были мои первые поминки, и я еще не выработал алгоритм поведения в этой ситуации. Я отстранено ел кутью, грибной суп, не совсем понимая, что же такое произошло. Да, у кого-то первое столкновение со смертью несет в себе чуть ли не равнодушие, донося отголоски состояние других людей. Я тихо ходил, ел, слушал. но я не скорбел. Для меня человек в гробу был всего лишь размытым абрисом былой личности. К тому же, в то время старые люди воспринимались мной достойными смерти. Хватит, вкусили уже радости жизни. Они казались мне неспособными воспринимать жизнь на том уровне, на котором ее воспринимал ее я. У них остались только старые ворчливые мысли, не достойные претворения их в жизнь. Такое странное равнодушное знакомство со смертью, будто тысячный знакомый знакомого.

2. Был хороший летний солнечный день. Можно даже сказать, квинтэссенция всех дней моего детства, т.к. оно видится в моей памяти именно такими днями. Мы с моими тогда друзьями (которые воспринимались на всю жизнь) шли мимо девятиэтажки. И вот вдруг суета и столпотворение вокруг угла дома. Сквозь коридор из озабоченных спин людей я увидел тело на земле с малинового цвета лужей вокруг головы. Было это в тот же год, опосля зимних поминок. И опять мои мысли были похожи на размышления стороннего наблюдателя: кто этот человек, что заставило его прыгнуть, что он думал в момент полета. Какие-то рассудочные мысли, без толики чувств. Опять этот интерес, рожденный перманентной любознательность. Не прочувствовать, а узнать. Мне было непонятно сборище всех этих людей, посторонних, непонятно что здесь делающих. В принципе, тоже шоу, реалити по самые помидоры. Не было во мне никаких чувств окромя любопытства, в отличие от эмпатии к соседской девушки, у которой отец 6 часов просидел в застрявшем лифте. Ее слезы, оплакивающие непонятно что, помню до сих пор. Вот так внешнее проявление влияет на наши ощущения.

3. Я стиснул зубы от злости, когда моя подруга, захлебываясь в истерике от переизбытка солоноватых ручьев, рассказывала о смерти свое собаки, прожившей в ее семье более 20 лет. И все приговаривала, что ее никто не будет так любить, кроме Джека. Черт, как же бесил ее эгоизм. Плохо было ей. Ее никто не любит. А пес умер, его бытие прервалось. Он не сможет больше лаять на бездомных псин. Нехитрое занятие, но было его любимым. А она со своей тупой боязнью, что ее никто не будет больше так любить. Вот тогда я понял, что смерть - это проявление эгоизма и недовольства внесением в размеренный порядок вещей отсутствия чьей-то личности. Мы плачем не о возможностях и чаяниях умершего, а о своих неудобствах, приносимых его смертью.
Да, я не смогу больше гладить Джека. Он всегда радовался моему приходу, совершенно искренне, любил чес подбородка (подпастника?), не прося всего этого, а наслаждаясь при наличие. Я понимаю, что так радоваться моему приходу больше никто не сможет. И горюю по этому, ненавидя себя за это. Потому что ничем не отличаюсь от хозяйки пса.
Умереть стоит хотя бы потому, чтобы в твоем присутствии помолчали.

Елена: Признаюсь, что начинать знакомство с автором не стоит со второй книги цикла. Но что сделано, то сделано. Прошлого назад не воротишь. Я ни капли не жалею - может, даже и к лучшему, что я не имела чести лицезреть события десятилетней давности. Но вы лучше меня знаете, что там, да как. Мне сполна хватило любовного треугольника. И, если выбирать, то лучше все-таки знать, чем дело закончиться, чем владеть исходными данными и не иметь желания ознакомиться с продолжением. А две книги я бы не осилила. Уж увольте.

Джулиан: Обидно это слышать, скажу я вам. Все-таки я не какой-то там заурядный писака. У меня премии имеются - одного Букера завались. А вы тут брюзжите.
Елена: Не хотела никого обидеть. Просто 300 страниц потока сознания от всех участников любовного треугольника и парочки их знакомых - вполне достаточно, чтобы проникнуться перипетиями банальной истории.
Джулиан: А философский подтекст?
Елена: Ах, простите! В избытке. Некоторые мысли хотелось даже записать.

Джулиан: Ну, вот. А я думал не заметите...
Елена: Как можно? Мы же с вами интеллигентные люди.
А вообще, доложу я вам, - это был интересный опыт. Обычно все приходится додумывать самой. А тут - как на ладони. Первый муж, второй муж и жена. А ты чувствуешь себя как на сеансе психотерапии. При чем психотерапевт - ты сам. А они тебе все рассказывают. Одни и те же ситуации с разной точки зрения. Но все равно совсем непонятно, как заварилась подобная каша.

Одержимость Стюарта (ну что ему не хватало?), манипуляции Джиллианны (а хотелось же как лучше, ну да), слабохарактерность Оливера (отталкивающее зрелище)... И из отдельных монологов вырисовывается картина полного краха.
Какие-то неприкаянные души, стремящиеся заполнить пустоту внутри себя.
Джулиан: Удалось?
Елена: Как бы не так...
И, черт побери, где же здесь любовь? Я видела только "и так далее". Только не судите строго.

А написано красивым языком, этого не отнимешь. И читается легко. Но все эти полочки. И посудомойка. В этом же весь Стюарт.
А еще - улыбка Джиллианны. Так мало, и одновременно так много. Только с Оливером поди разберись.
Джулиан: Ну и каков же вердикт?
Елена: Наше с вами знакомство в чем-то удалось, а в чем-то нет. Попытаюсь еще раз. Позже. Нужно выдохнуть и отделаться от этого щемящего чувства в груди. Но вы не давите. Я созрею сама. И приду, когда буду готова.
Джулиан: Вот и поговорили...

Я почти уверен, что все наши страхи, начиная со страха перед публичным выступлением и заканчивая страхом сойти с ума, произрастают из страха смерти. Я также почти уверен, что не я один пришел к такому выводу, и, что не я один боюсь смерти так, что порой зубы сводит. Этот страх преследует нас всю жизнь, определяет многие наши поступки и зачастую ограничивает нас в своем выборе.

Мысли о том, что с нами будет происходить в процессе умирания и что будет после него, приводят большинство людей в ужас и для того, чтобы избавиться от этого кошмара, или хотя бы немного его притупить, мы прибегаем к различным уловкам. Мы обращаемся к психотерапевтам, экстрасенсам, шаманам и астрологам. Мы выполняем ежедневные ритуалы, принимаем таблетки, находим утешение в стакане с водкой, читаем книги, терзаем докторов. Но самой большой уловкой, которую придумал человек с целью избавления от страха смерти, является религия с ее обещаниями загробной жизни в обмен на то, что люди будут любить и почитать Господа Бога нашего и усердно замаливать свои грехи. Я, конечно, сейчас рассуждаю как дилетант, но я убежден, что религия не только не ослабляет страх перед смертью, а как раз, наоборот, во сто крат его усиливает.

В общем, вопрос, касающийся того, что будет с нами после того, как мы умрем и, что мы будем испытывать во время перехода в мир иной, волновал не одно поколение людей. Многие мыслители и ученые головы прошлых столетий посвящали свои труды рассуждениям на эту извечную тему, многие писатели в своих произведениях прямо и откровенно делились своими чувствами и ожиданиями, связанными с неизбежной кончиной. К этому числу принадлежит и Джулиан Барнс.

С обложки своей книги он говорит нам: "Нечего бояться". Но эта фраза является ни ободрением и ни утешением. Барнс сам не знает, да и никто не знает, что будет там, в огромном бескрайнем ничто, когда оно окутает нас и увлечет за собой. Барнс не знает, будет ли смерть выглядеть как старуха с косой или как сладкоголосая сирена, он лишь говорит о том, что не перестает о ней думать. "Нечего бояться" – эта фраза, которая является заголовком книги, указывает на то, что мы, ничего не зная о смерти, можем лишь принять ее как данность, как неизбежный факт, и сопроводить эту фразу, произнесенную в контексте рассуждений о конце своего существования, любимым Тургеневским жестом - легкий взмах рукой, означающий "да гори оно все синем пламенем, будь, что будет".

Я не ожидал, что книга меня так увлечет, ведь с этим писателем я раньше не был знаком. Книга хоть и небольшого размера, но читается долго и тяжело, нужно вдумываться практически в каждую строчку. Однако, она не перестает быть интересной до самого конца. Барнс обильно сдабривает повествование своими воспоминаниями из прошлого, знакомит читателей с членами своей семьи и дает им запоминающиеся характеристики. Но, в основном, на страницах книги он размышляет о том, что ждет нас впереди, за порогом жизни, рассказывает о, казалось бы, малозначительных фактах из жизни некоторых своих коллег, философов, художников и композиторов, фактах, которые указывают на их отношение к смерти, на то, какой они ее представляли и что от нее ожидали.

Прочитав эту книгу, мы можем сделать свои выводы, можем сформировать свое видение этой проблемы, можем мысленно поспорить с писателем, но перестать бояться мы не сможем. Эта книга не является сборником психологических приемов, призванных побороть страх перед кончиной. Это прежде всего трезвый незамыленный взгляд зрелого человека на жизнь и смерть, человека, старающегося разобраться в своих переживаниях, обладающего такими же страхами как и большинство людей и имеющего талант живо и ярко их описывать.

Дружите со своими страхами, ведь они призваны нас защищать.

С Барнсом у меня...ммм...сложные отношения. Ему-то всё равно, а я после каждой его книги думаю, что ближайшие лет ..дцать не буду его больше читать. И тем не менее я возвращаюсь и возвращаюсь...

Проза Барнса не слишком образна, а моментами откровенно эссеистична. Среди его "умных" мыслей полно шаблонов. Но оторваться от книги, если уже поймал её настроение, невозможно. В этом романе Барнс пользуется своим стандартным приёмом: второстепенная, но яркая историческая личность, окруженная, будто туго прилегающим корсетом, своим временем.

Веселая Англия, золотой век, Прекрасная эпоха: такие блескучие ярлыки всегда навешиваются задним числом. Году этак в 1895-м или 1900-м никто в Париже не говорил: «Мы живем в Прекрасную эпоху, нужно взять от нее как можно больше».

Доктор Самюэль Поцци - центр этой истории. Но, поверьте, ему здесь досталось меньше внимания, чем его другу?знакомцу?покровителю? графу Монтескье, который в парижском бомонде в это время играл роль наподобие той, какая досталась в Лондоне Уайльду. С той лишь разницей, что граф был меньше одарён литературно, зато он стопроцентно был прототипом главного героя нашумевшего тогда романа Гюисманса "Наоборот" - его главный герой дез Эсенс прямо списан с графа вплоть до интерьера его дома и золочёной черепахи. Барнс пишет:

как отмечают многие биографы, нам, к сожалению, не дано выбирать друзей для главного героя.

Друзья, любовницы, пациенты - всё окружение Поцци - яркие люди, составлявшие богемную,а иногда и политическую верхушку Парижа. Почему все так желали лечиться у него, при том, что постоянно ходили слухи о том, что он соблазняет пациенток и т.п.? Наверно, суть это явления кроется в том, что вот так воспринимал Поцци долг врача:

Я хотел бы научить молодых врачей, которые будут стажироваться в этой клинике, осматривать больных, не вызывая у них страха, и беседовать с ними, в зависимости от ситуации, мягко или сурово, но не допуская ни фамильярности, ни грубости.

И вообще это было время медицинского прорыва и постоянных открытий. Не поверите, но после этой книги я окончательно уверилась, что бедный Шарик, превращённый рукой хирурга в человека, - скорее всего лишь преувеличение, а не чистая фантазия Булгакова. Вот на каких показах приходилось бывать доктору Поцци:

...собака с перевязанной шеей – сонные артерии были удалены и заморожены для последующих пересадок; две собаки, каждая с пересаженной от третьего животного передней лапой; еще пара собак – с пересаженными друг от друга почками. Была там и собака, у которой изъяли левую почку, чтобы в течение часа выдержать этот орган в растворе Локка, вживить обратно, а потом окончательно удалить правую почку; и что поразительно: собака не только выжила после этих манипуляций, но впоследствии еще и принесла одиннадцать щенков. Каррель продемонстрировал Поцци свою методику венесекции, пережатия и сшивания сонной артерии.

Сам же Поцци всеми силами добивался и добился открытия кафедры гинекологии при университете, был одним из пионеров лапаротомии, в конце концов - он был среди первых сторонников дезинфекции рук хирургом перед операцией. Помимо этого, это был коллекционер редкостей, любовник Сары Бернар, которого она называла Доктор Любовь, человек, который в почтенном возрасте и при всех врачебных регалиях отправился на войну, вездесущий парижский бонвиван, без которого не обходились дуэли, сплетнические посиделки в мансарде братьев Гонкуров, и одновременно - глубокий интеллектуал, учёный. А ещё, по словам принцессы Монако, Поцци был "отвратительно красив".

И если принять во внимание лихорадочную, озлобленную, стервозную природу той эпохи, можно только удивляться, что за всю свою карьеру он нажил сравнительно мало врагов.

Но враги тоже были, причём непримиримые, хотя я так до конца и не поняла, где он им дорожку перешёл. Например, журналист Жан Лоррен лет так двадцать не упустил ни одной возможности куснуть его в какой-нибудь своей статье, Леон Доде - писатель и сын писателя - так выражался о нём в своих воспоминаниях:

Говорят, у него легкая рука. Лично я не пришел бы к нему даже на стрижку, особенно перед зеркалом: не ровен час, он, залюбовавшись собственным отражением, перережет мне горло.

Попутно с историей доктора мы узнаем о дневниках Эдмона Горкура, где записаны все парижские сплетни, о тех, кто эти сплетни вызывал своим эпатажным или не одобренным обществом поведением, о положении в медицинской науке по обе стороны Ла-Манша и даже в Америке, о сварах в кругах художников, об ампутированной ноге Сары Бернар и ещё много-много всего.

Какие моменты больше всего зацепили меня? Те, которые показывают, что мир, рьяно двигаясь вперёд, далеко не убежал. Смотрите: вот так появилась мода на девочек, гремящих всеми косточками - это про Сару Бернар.

...уже слыла восходящей звездой: эта актриса воплощала новый тип естественности (такой естественности, которая, естественно, была целиком ей подконтрольна) и непривычный физический тип: сцена еще не знала такой стройной и миниатюрной главной героини.

А вот корешки вкладышей или игрушек в сладостях:

Он являет собой пример успешного мужчины; его жизнь – жизнь, взятая практикующим хирургом в свои изящные руки, – сохраняет устойчивое равновесие. Пройдет совсем немного времени, и его изображение будут вкладывать в упаковку плиток шоколада фирмы Феликса Потена.

Феликс Потен - французский аналог империи Елисеевых, вкладывал в шоколадки под фольгу специально сделанные для этого фото знаменитостей. Коллаж с Поцци в центре в окружении его друзей и врагов сделан с использованием коллекций Потена, фотографиями из которых щедро иллюстрирована книга.

Ещё в рядовой раз имеем возможность полюбоваться вековой "любовью" между французами и англичанами:

В основном бритты перебирались во Францию для того, чтобы избежать скандала (и продолжить свой скандальный образ жизни): там находили прибежище высокопоставленные банкроты, двоеженцы, шулеры и гомоэротоманы. К нам сюда присылали свергнутых лидеров и опасных бунтарей; мы отправляли туда нашу чванливую шушеру.

Так, кажется я по следам Барнса тоже окончательно отвлеклась от главного героя. Доктор Поцци был интересным человеком. Смерть его вполне нелепа: его застрелил французский клерк, которого, будучи загруженным делами в военном госпитале и валясь с ног после многочисленных операций, он зачем-то взялся лечить.

Убийство донжуана неким субъектом в отместку за неисцеление от импотенции – чем не поучительная история?

Это не единственный вопрос, который возникает при чтении. Но количество архивных, литературных, музейных ( я имею в виду картины) и исторических материалов, переработанных Барнсом для этой книги, поражает воображение. А сам автор мягко напоминает:

«Этого нам знать не дано». Такая фраза, если ею не злоупотреблять, – одна из самых сильных в арсенале биографа.

Прочитав аннотацию к роману, легко решить, что с ним всё понятно и очевидно – она обещает нам детектив в духе "Приключений Шерлока Холмса" с их автором в главной роли. Но довольно быстро становится ясно, что это и правда, и неправда одновременно. С каждой страницей читатель углубляется в пласты повествования, наслоенные Джулианом Барнсом в лучших постмодернистских традициях. И выходит, что "Артур и Джордж" – это и художественная биография сэра Артура Конан Дойла, и судебная драма, и детектив, и весьма острый социальный роман.

С композиционной точки зрения книга очень чётко делится на две части: первая посвящена непосредственно биографиям Конан Дойла и скромного солиситора Джорджа Эйдалджи, вторая же рассказывает нам о деле, которое свело вместе столь непохожих друг на друга людей. Что любопытно, помимо этого "горизонтального" деления повествования, можно говорить и о "вертикальном" разделе – каждая из таких частей представляет собой вполне законченную историю жизни каждого из этих людей, и обе они могли бы играть заглавную партию в собственном романе. Но для автора принципиально важно именно столкновение этих двух фигур – биографическую справку о каждом из них (пусть и написанную не барнсовским слогом) можно за минуту найти в Википедии. Но сухие факты преображаются, когда, казалось бы, параллельные прямые судеб героев пересекаются в одной точке, чтобы снова разойтись навсегда, но оставив в каждом из них след этого события.

Сквозь биографическую часть романа и судебную хронику, которая невольно навевает мысли о "Процессе" Франца Кафки своей абсурдностью, продраться достаточно сложно. Соблазн закрыть книгу и убрать её куда подальше слишком велик, но стоит лишь сделать над собой усилие и преодолеть эту половину, как Барнс вознаграждает своего терпеливого читателя: вторая часть читается на одном дыхании, словно эхо от встречи двух героев настолько сильно, что накладывает отпечаток и на повествование тоже. Но ошибкой будет сказать, что без первой половины романа вполне можно было бы обойтись. Она играет важную роль в раскрытии граней характеров героев, что, в свою очередь, помогает в полной мере оценить момент их столкновения.

Без преувеличения, о Джордже Эйдалджи, несмотря на то, что он является реальным историческим лицом, известно немногим (если исключить историков Англии начала XX века и исследователей жизни и творчества Артура Конан Дойла). И эта фигура выбрана Барнсом не случайно. История человеческого предубеждения в отношении тех, кто отличается от среднестатистического большинства внешностью, расой, взглядами, сексуальной ориентацией, наконец, стара как мир, но не теряет своей актуальности и в начале XXI века. Сквозь историю полукровки-солиситора, рассказанную Барнсом, проступают совсем уж современные нам очертания, которые привычнее видеть в новостных заголовках либеральных интернет-СМИ, чем в романе, где действует литературный отец Шерлока Холмса.

В главах, посвященных Конан Дойлу, поклонник его творчества не найдет никакой новой для себя информации – перипетии судьбы сэра Артура широко известны. Но здесь на первый план выходит своего рода внутренняя биография – развитие его взглядов, самоинтерпретация отношений с окружающими его людьми и с самим собой. В связи с этим очень интересен лейтмотив одиночества, который находит параллель в части, касающейся судьбы Джорджа. Оба мужчины каждый в своей мере испытывают это чувство, однако если в случае с молодым Эйдалджи оно сродни одиночеству "маленького человека", то Конан Дойл одинок в толпе, он стал заложником собственной удачной жизни, своей больной супруги, общественной морали, даже собственного творения – Шерлока Холмса, который тут воспринимается почти как чудовище Франкенштейна, ни больше ни меньше.

Совершенно очевидно, что для Барнса детективная составляющая романа – дело второстепенное. Даже об истинном виновнике событий в Грейт-Уайли он упоминает будто бы вскользь в эпилоге. Что до Эйдалджи, то его автор даже не оправдывает по ходу действия (для этого у него есть Конан Дойл), а априори считает невиновным с первых же страниц, переворачивая логическую хронологию произведения. Как подсказывает нам сам Барнс, "Артур и Джордж" – это роман, "начинающийся концом". Но чтобы его понять, нужно непременно дочитать до последней страницы, ведь он "кончается началом".

«Так себе идея – начинать книгу со сгустка спермы» - подумала я, открыв первую страницу. Потом поняла – самое оно. Отлично передает суть.

Примерно треть, если не половина текста - унылое околофилосовское нытье. Я вообще-то люблю рассуждения о жизни, но здесь – благо рассказчик у нас в солидном возрасте – это натуральное стариковское брюзжание в самом плохом смысле этого слова.

Фабула: когда-то одному мужику очень долго не давала одна телка. Потом, в конце концов, дала. В этом заключается самая соль всего жизненного пути помянутого мужика. Потом у него была еще какая-то телка, потом он женился, родилась дочь, развелся – но всю жизнь вертится вокруг какой-то странной бабы из его молодости. Вся история его жизни – целая человеческая жизнь, черт возьми! – у него уложилась буквально в пару фраз, зато рассказывая о своей Веронике, он даже припомнил, как у него случился запор, но все кончилось хеппи-эндом, просраться по итогам все же удалось. Господи, какое счастье, я так переживала. Может, это был тонкий намек, что наш герой – унылое говно, не знаю.

И даже на старости лет он тратит недели на то, чтобы разобраться в каких-то тухлых «тайнах прошлого». Твою мать, да нахрена так жить? *facepalm* Перед тобой весь мир открыт, а ты добрых сорок лет сначала старательно забываешь, а потом, кряхтя, вспоминаешь обратно, послал ты свою Веронику нахер или промолчал.

В конце концов, буквально на последней странице, нам все-таки преподнесли «тайну прошлого». (Остальные тайны унылы до смешного: например, что Энтони все-таки не сжег свое полное истеричных проклятий письмо, а отправил адресату. Боже, какое глубокое потресение). Но этот «шокирующий сюрприз» про Адриана рядом со всем остальным романам уныл и скучен, честно признаться. Сам по себе поворот сюжета неплохой, но как подумаешь, что ради этой тайны Энтони коптил небо все это время – плакать хочется. А по всему выходит, что именно так – всю дорогу он так или иначе крутился вокруг короткого эпизода из прошлого, вместо того, чтобы жить настоящим.

Увлекательная книжка про борьбу героя со своим склерозом. Одна радость – она короткая.

Это было великолепно! Впрочем, как всегда у Барнса, по моему мнению.
И как всегда весьма затруднительно определить жанр этой очень многогранной книги. В первую очередь, это безусловно – биография сэра Артура Конан Дойла. Биография довольно подробная, и при этом живая и интересная. Автор не только изложил основные события жизни писателя, начиная с раннего детства, но и попытался проникнуть во внутренний мир Конан Дойла. Чувства, переживания, надежды, разочарования, что вызывало гнев, а что приводило в восторг. Образ получился яркий, сочный, живой и очень «масштабный». Действительно, незаурядная и впечатляющая личность. Впрочем, надеяться, что создатель самого великого сыщика всех времен и народов окажется серым и неприметным человечком было бы наивно. Сложные отношения сэра Артура со своим главным персонажем здесь тоже описаны достаточно подробно и со свойственным Барнсу тонким юмором.

Другая грань этой книги – история Джорджа Эдалджи, неприметного юриста, случайно попавшего под жернова британской судебной системы того времени и беспощадно этой системой пережеванного. «Вот только очень ли случайно?» - пытается разобраться Барнс. И здесь у нас и практически детективная история, и целый срез жизни и уклада викторианского общества, со всеми его стереотипами и предрассудками. Мне, если честно, было страшновато и неуютно читать про то, как человека обвинили в преступлении только потому, что он немного не такой как все. Немного темнее кожа (герой - наполовину парс), немного не очень контактный (сейчас бы сказали – интроверт), немного умнее и образованнее окружающих, немного сдержаннее и уравновешеннее. «Белая ворона» одним словом, которую с таким удовольствием и остервенением рвут черные собратья. И что из того, что дело шито белыми нитками и по абсурдности судебные слушания напоминали кафкинский «Процесс». Трагедия «маленького человека», беспомощного перед системой, хаос и уязвимость человеческой жизни – ещё одна грань этой книги.

Но трагедия так и осталась бы трагедией не живи в то же время в Британии настоящий рыцарь без кавычек сэр Артур! Как утверждает Барнс, рыцарство, действительно, не было пустым звуком для писателя. Всю свою сознательную жизнь сэр Артур прожил, соизмеряя свои мысли и поступки с кодексом рыцарской чести. История борьбы Конан Дойла с неповоротливой системой правосудия за восстановление честного имени неприметного Эдалджи, несомненно, центральная сюжетная линия книги. А есть ещё и любовный сюжет, и немного семейной саги, и глубокий психологический роман. А можно читать это как исторический роман про викторианскую эпоху, или как детектив, или судебную драму. В любом случае – это интересно, ярко и незабываемо!

Сэр Артур Конан Дойл.