Глава первая
Из Лебедяни в Санкт-Петербург (1884–1906)

Ну, что же? Я – свободен. Далеко позади безмолвные, томительные стены, железный звон замка, кусочек голубого неба, изрезанный безжалостно решеткою суровой, товарищей угрюмые, измученные лица, немые, серые, холодные, как камень, дни… Все потонуло в той пучине, что зовется прошлым. Свободен я. И вместо сводов небо надо мной раскинулось весеннее, лазурное, и ласковый, и теплый шопот ветра – вместо молчанья каменного стен. Не вижу я Борьбы, с ее жестоким, гордым, страданьем искаженным лицом. Бороться не умеют здесь. Дешевенькое, маленькое счастье кругом: в болоте мягком и удобном мирно дремлют люди. Я уже начинаю понемногу заниматься. Музыка почему-то не привлекает меня, как всегда, пение – тоже. Сижу один с своими книгами, с своими… фантазиями. Мои фантазии? Вы думаете, они пройдут? Как они пройдут, если я не хочу, чтобы они проходили, если, верней, я не могу, не в силах хотеть этого? Как может вылечиться больной, если он не хочет лечиться, принимать лекарств? Да разве нужно лечиться?^[3]

Автором этих слов был молодой, двадцатидвухлетний человек, только что (в марте 1906 года) выпущенный на свободу после трехмесячного срока, проведенного в одиночной камере петербургской тюрьмы по подозрению в революционной деятельности. Прежде всего, он надеялся удивить благородством своих чувств и тем самым произвести впечатление на девушку, с которой он познакомился всего за несколько недель до ареста. Теперь же, по указанию властей вынужденный уехать за тысячу километров в свой семейный дом в Лебедяни, расположенный на таком же расстоянии к юго-востоку от Москвы, что и сама Москва от Петербурга, он злился и переживал.

Лебедянь – небольшой провинциальный город в самом центре европейской части России. Евгений Иванович Замятин родился там 20 января 1884 года^[4]. В тот период в городе насчитывалось около 800 домов и примерно 6000 жителей. За прошедший век число жителей выросло всего до 20 000 человек. Этот маленький городок раскинулся на холмистых склонах, ведущих к верховьям реки Дон. Дон здесь еще довольно узок и лишен ярко выраженной набережной, поэтому на его берегах – кустики, тростник, среди которого плавают утки, иногда попадаются небольшие островки. Как правило, у домов местных торговцев и других горожан были пристройки – небольшие веранды, выходившие на дорогу, где можно было пить чай в жаркую погоду. У Ивана, отца Замятина, были золотые руки, и он много сделал, чтобы благоустроить свой скромный одноэтажный деревянный дом на пыльной Покровской улице. Он вырастил фруктовый сад на участке земли, сбегавшем по крутому склону прямо к Дону: этот район, граничащий с Черноземьем, известен многочисленными сортами хрустящих, сочных яблок. Внизу, у реки, также был теннисный корт, а рядом с ним – купальня.

Берег Дона в Лебедяни. Сад дома Замятина простирался до берега реки справа (фото автора)

Позже Иван построил еще один дом рядом – для младшей и единственной сестры Евгения Александры (1885–1957) в связи с ее замужеством [Стрижев 1994: 103; Комлик 1997: 109]^[5].

Так как Лебедянь расположена на Дону, в месте, где сходились пять губерний (Тамбовская, Воронежская, Рязанская, Орловская и Тульская), она быстро стала процветающим торговым городом. С конца семнадцатого века здесь три раза в год устраивалась крупная ярмарка лошадей, в город приезжали торговцы экзотическими товарами, шулера и цыгане. И. С. Тургенев описал Лебедянскую ярмарку в одном из своих коротких рассказов из цикла «Записки охотника» (1852): «Окончившие сделку спешили в трактир или в кабак, смотря по состоянию… И всё это возилось, кричало, копошилось, ссорилось и мирилось, бранилось и смеялось в грязи по колени» («Лебедянь») [Тургенев 1979:174]. В письме к Кате (возможно, кузине), написанном, когда мальчику было восемь лет, Евгений сообщает, что мама купила ему на январской крещенской ярмарке новый мячик за 75 копеек и что купили нового пони. По-видимому, семья имела относительно хороший достаток по меркам того времени: в том же письме мальчик говорит, что его отец был назначен председателем Комитета по голоду и приобрел весы, чтобы распределять овес и рожь, которыми местные власти снабжали сельских священников, чтобы те раздавали их голодающим. Железная дорога была проведена в город в том же 1892 году^[6].

Дом Замятина на Покровской улице в Лебедяни, перестроенный в 2009 году под музей Замятина (фото автора)

В отдельных отрывочных воспоминаниях о своем детстве Замятин описывает себя погруженным в книги, одиноким ребенком, который уже в четыре года гордо зачитывал своим родителям газетные заголовки: чтение и письмо, как и правописание, давались ему «удивительно-легко, инстинктивно»^[7].

Замятин в раннем детстве (середина 1880-х годов)(публикуется с разрешения Международного научного центра изучения творческого наследия Е. И. Замятина)

Сохранилось несколько длинных и очень ласковых писем к «милой маме», написанных еще до того, как он научился отделять слова друг от друга. В одном, написанном в конце 1880-х или начале 1890-х годов, он сообщает, что у его сестры Саши (Александры) болят гланды, что коза «стала брухаться», что астры в банке начали распускаться, и что он ест постное (яйца) и пьет молоко [РНЗ 1997:420-21]. Его мать, Мария Александровна, урожденная Платонова (1864–1925), была дочерью местного священника; она получила хорошее образование, была музыкально одарена и любила исполнять произведения Шопена, Брамса, Бетховена и Шумана. Замятин вспоминает, как он лежал под роялем и читал, а за окном, обрамленном геранями, барахтались в пыли поросенок и цыплята. Его отец, Иван Дмитриевич Замятин (1853–1916), также был из семьи священников, жившей в соседнем Липецке. В 1883 году, после женитьбы, он был назначен священником церкви Покровского прихода в Лебедяни. Эта должность досталась ему непосредственно от тестя, который умер в том же году. Таким образом, молодая пара обустроилась и стала жить в семейном доме Марии, где также обитали ее овдовевшая мать Анастасия (1836–1914) и младшая сестра Варвара (Варя, 1872–1931). Об Иване Дмитриевиче известно, что он был добрым человеком с легким заиканием, прихожане его любили, а церковь вознаграждала за образцовое служение на протяжении всей карьеры.

Замятин и его сестра Александра (начало 1890-х годов) (Дом-музей Е. И. Замятина.

Публикуется с разрешения Н. С. Замятиной)

В семье соблюдались церковные обряды и праздники, читалось Священное Писание, совершались поездки в близлежащие монастыри. Дом посещали прихожане и местные священники, летом семья участвовала в крестных ходах «…с запахом полыни, с тучами пыли, с потными богомольцами, на карачках пролезающими под иконой Казанской. Бродячие монахи, чернички, юродивый Вася-Антихрист, изрекающий божественное и матерное вперемежку…» [Стрижев 1994: 103; Автобиография 1931 года, Каталог выставки 1997: 5].

Замятин запомнил несколько тяжелых моментов из раннего детства. В возрасте восемнадцати месяцев его держали перед окном, чтобы он смог увидеть багровое солнце – он болел и, видимо, был близок к смерти. Он помнил чувство отчаяния, испытанное примерно через год, когда в церкви соседнего Задонска потерял своих родителей в людской толпе. Еще одно воспоминание: его мать и тетя Варя спешат закрыть двери в дом, в то время как по улице перевозят больных холерой. Он также запомнил собственную гордость, когда, облачившись в длинные брюки, первый раз пошел в местную гимназию. Его отец, Иван Дмитриевич, преподавал латынь и каллиграфию в нескольких местных школах и отвечал за религиозное образование учеников. Когда ему было одиннадцать и он поправлялся от кори, Евгений создал свой собственный журнал «Калейдоскоп». После пяти лет обучения в школе в сонной Лебедяни, получив сертификат, подписанный учителями (в том числе и отцом), где упоминались его очень хорошее поведение, работоспособность и успехи, и книгу в подарок, юный Замятин в возрасте двенадцати лет переехал в интернат при гимназии в Воронеже, губернском городе в ста километрах к югу^[8]. Как и Лебедянь, Воронеж расположен на шумном Дону, одной из главных водных артерий России.

Описывая свои школьные годы в Воронеже, с 1896 по 1902 год, Замятин упоминает случай из своей школьной жизни: однажды, когда ему было четырнадцать лет, его укусила бешеная собака и он решил никому не рассказывать об этом, а выждать две недели, в течение которых могло проявиться заражение бешенством. Это было мальчишеское испытание собственного характера – в течение этого времени он вел дневник, чего больше не делал никогда. Когда он рассказал о случившемся, его сразу отправили в Москву на курс инъекций, но все оказалось хорошо. В возрасте семнадцати лет он написал письмо своей сестре Александре, которая училась в другом городе. В письме видны как привязанность, так и некоторое важничание: он описывает игру на фортепиано и поход в театр, перечисляет отличные отметки, полученные по всем предметам, рассказывает, как ему понравился вышедший в 1863 году роман Г. П. Данилевского «Свобода» (в нем описывались проблемные стороны манифеста об отмене крепостного права 1861 года). Он обещает предоставить сестре несколько идей для письменного сочинения, которое ей нужно было написать (ему самому тоже задали сочинение о лирических отступлениях в «Мертвых душах» Гоголя), а конец письма, по просьбе сестры, посвящает долгому (и несколько помпезному) размышлению об истинной природе любви^[9]. Несмотря на высшие оценки, которые он регулярно получал за русский и сочинение, он «…не всегда легко ладил с математикой. Должно быть, именно потому (из упрямства) я выбрал самое что ни на есть математическое: кораблестроительный факультет Петербургского Политехникума». Но в итоге в рекомендательном письме из Воронежа отмечаются его «отличные успехи в науках, в особенности же в русском и древних языках и математике» [Галушкин и Любимова 1999:2] (Автобиография 1922 года); [Брюханова 2008: 24].

Замятин признавал, что возможность путешествовать по миру, которую предлагала кафедра судостроения для своих студентов, была важным стимулом при выборе курса для высшего образования. Ведь несмотря на то, что до ближайшего выхода к морю было около 1000 километров как к северу, так и к югу, река Дон около Лебедяни и Воронежа с семнадцатого века была важнейшим центром судостроения, так что эта область не была вовсе неизведанной для Замятина [Галушкин и Любимова 1999: 3] (Автобиография 1923 года); [Голикова 2009: 2].

Замятин – выпускник Воронежской гимназии (1902 год) (публикуется с разрешения Международного научного центра изучения творческого наследия Е. И. Замятина)

Будущий писатель окончил учебу в Воронеже в 1902 году с «золотой медалью», полученной за высшие оценки на всех выпускных экзаменах; ему скоро придется заложить эту медаль за 25 рублей в Санкт-Петербурге. Он также получил справку о том, что в дневнике поведения записей о нем не было и что «в нравственном отношении Замятин Евгений совершенно безупречен» [ЦГИА СПб. Ф. 478. Оп. 1. Д. 765] (Студенческое дело). Однако в последний день школьный инспектор предупредил его о поведении бывшего ученика П. Е. Щеголева, который позже станет выдающимся литературоведом: «“Вот тоже кончил у нас с медалью, а что пишет! Вот и в тюрьму попал. Мой совет: не пишите, не идите по этому пути”. Наставление не помогло…» [Автобиография 1931 года, Каталог выставки 1997: 5]. Щеголев был старше Замятина на семь лет и позже стал одним из его близких друзей в Санкт-Петербурге.

Поступая в Политехнический институт в рамках первого набора студентов в октябре 1902 года, Замятин задавал себе высокую планку: на 25 мест на факультете судостроения поступало 500 человек, и те, кто был допущен к собеседованию, должны были продемонстрировать выдающиеся успехи в учебе, знание иностранных языков (Замятин изучал греческий и латынь, а также французский и немецкий) и иметь рекомендацию, подтверждающую их «надежность». Институт, созданный под покровительством министра финансов графа Витте для содействия промышленному и экономическому развитию, размещался в великолепных, только что построенных корпусах. Все студенты жили в одноместных комнатах в комфортабельных общежитиях в Сосновке, на окраине города, и сам институт был обеспечен оборудованием и учителями для обучения цвета молодого поколения. Подобно Пушкину, ставшему учеником первого набора Царскосельского лицея столетием ранее, будущий писатель получал лучшее образование, доступное в России. Задачей кораблестроительного факультета был выпуск специалистов, «природному уму и таланту которых высшее образование должно указать новые пути открытий и изобретений» [Голикова 2009: 2].

Студент Замятин со своей сестрой Александрой (начало 1900-х годов) (Дом-музей Е. И. Замятина. Публикуется с разрешения Н. С. Замятиной)

Замятин переехал в Петербург в августе 1902 года и с 1 октября начал студенческую жизнь. Однако через несколько недель после приезда он выражал в письме к своей сестре Александре беспокойство, что, возможно, сделал неправильный выбор, предпочтя судостроение экономике. Проблема была не в трудности учебы, хотя он описывал свое напряженное расписание с лекциями от 9 до 17 часов и перерывом на полтора часа, не считая домашней работы, а в том, что ему казались более интересными темы, которые изучали экономисты – они нравились ему больше, чем математика. В любом случае, он собирался посетить лекцию по средневековой истории для экономистов, прежде чем попросить о смене курса обучения^[10]. Но очевидно, что вскоре он вновь примирился со своим первоначальным выбором.

Чувство собственной цели и склонность искать на первый взгляд парадоксальный, менее очевидный путь заметны как в этих эпизодах из его молодости, так и в размышлениях Замятина из того первого письма к его девушке, которое он написал после выхода из тюрьмы в 1906 году. В письме, напомним, он поднял вопрос, стоит ли «вылечить» себя от фантазий и творческих импульсов. Необычное стремление к бурной свободе, а не безмятежному счастью, было ключевой темой Достоевского и станет одной из основных тем в творчестве Замятина.