Теперь я буду знать, Лори, что ты опасная женщина и с тобой надо быть настороже.

Какого хрена я сморозил подобную ерунду?! Так говорят только герои отстойных телесериалов. А ведь я хотел сказать совсем другое. Что-то типа «давай будем друзьями». Похоже, вместо головы у меня задница. Еще один пример школьного остроумия, вряд ли достойный журналиста. Но что делать, видно, таков он, мой удел, – строить из себя дурака. Кстати, в школе я занимался этим с упорством, достойным лучшего применения. Учителя так и писали в характеристиках: «Если бы Джек отдавал учебе энергию, которую он тратит на глупые выходки, то сумел бы многого добиться».

Льщу себя надеждой, что моей энергии хватало на все. По крайней мере, школу я окончил с хорошими оценками и смог поступить в университет. Надо признать, мне повезло в том смысле, что память у меня почти фотографическая. Достаточно пробежать глазами страницу учебника – и можно идти на экзамен. К тому же у меня, как говорится, язык без костей. Правда, когда я оказываюсь в обществе Лори, в нем сразу появляются кости.

– Итак, Лори, теперь я знаю: если я обижу твою лучшую подругу, ты от меня мокрого места не оставишь. Что еще я должен знать о тебе?

Вопрос, похоже, застал ее врасплох. И неудивительно. Подобные идиотские вопросы я задавал только на вечеринке «быстрых свиданий». Кстати, на такую вечеринку меня занесло единственный раз в жизни, и это была жесть.

– Ммм… – мямлит Лори. – Знаешь, сказать особенно нечего.

Вид у нее смущенный, словно она на собеседовании у потенциального работодателя.

– Давай, Лори, постарайся ничего не утаивать. – Я буравлю ее нарочито пронзительным взглядом. – Сара хочет, чтобы мы с тобой стали закадычными друзьями. А у друзей нет друг от друга тайн. Расскажи три самых шокирующих случая из своей жизни, и я отплачу тебе тем же.

Она прищуривается, подбородок ее слегка дрожит.

– Нет, давай так: один случай я, один случай ты.

– Идет. Но ты первая.

Внушаю себе, что затеял этот разговор по одной-единственной причине: Сара хочет, чтобы мы с Лори подружились. Но, честно говоря, дело не в этом. Точнее, не только в этом. Я хочу узнать о ней побольше потому, что она меня волнует, и еще потому, что мне нравится сидеть на диване рядом с ней. Может, все дело в том, что мы оба немало выпили. Но мне кажется, мы и в самом деле можем стать друзьями. А разве платоническая дружба между парнем и девушкой невозможна? Знаю, многие люди считают это полной чушью. Но попробовать никогда не мешает.

Так или иначе, я намерен завоевать доверие Лори и подружиться с ней. Таковы мои далекоидущие планы, леди и джентльмены.

Лори в задумчивости барабанит пальцами по стакану. Предвкушая ее рассказ, я умираю от любопытства. Она допивает последние капли вина, поднимает глаза и смеется:

– Так и быть. Я первая. Мне было тогда лет четырнадцать, может, пятнадцать… – Лори умолкает, качает головой и проводит рукой по щеке, вспыхнувшей румянцем. – Вот уж не думала, что расскажу тебе об этом… – Она нервно хихикает и опускает ресницы, так что я не могу смотреть ей в глаза.

– Давай, Лори. Ты обещала, – канючу я.

Она глубоко вдыхает, словно собираясь прыгать в холодную воду:

– Мы с Эланой, моей лучшей подругой, пошли на школьную дискотеку. Строили из себя крутых девчонок. У нас даже была с собой пачка сигарет, хотя никто из нас не курил. – (Я киваю, ожидая продолжения.) – Был в нашей школе один парень, который мне страшно нравился. Половина девчонок в школе по нему вздыхала, но, как ни странно, ему, похоже, нравилась я.

Мне хочется сказать, что в этом нет ровным счетом ничего странного, но я молчу.

– Дискотека уже подходила к концу, когда он наконец пригласил меня танцевать, и я, напустив на себя равнодушный вид, приняла его приглашение. Все шло отлично до того момента, когда он резко опустил голову, а я столь же резко подняла. В общем, я ударила его башкой по лицу и сломала нос. Кровищи было, ужас! – Лори делает страшные глаза и фыркает со смеху. – Пришлось вызывать «скорую»!

– Вижу, свидания с тобой – это серьезное испытание для мужчины, Лори.

– До свиданий дело не дошло, – возражает она. – Я очень хотела с ним встречаться, но после этого случая он шарахался от меня, как от зачумленной. Его можно понять. – Она стучит себе по черепу костяшками пальцев. – Крепкий, как железо.

– Итак, передо мной главарь мафии ниндзя с исключительно крепким черепом. Понимаю, почему Сара в таком восторге от тебя.

– Думаю, рядом со мной она чувствует себя в безопасности, – говорит Лори, и я не могу понять, прикалывается она или нет.

– Кто бы в этом сомневался! Тебе стоит подумать о том, чтобы открыть охранное агентство.

Лори ставит стакан на стол, усаживается, поджав под себя скрещенные ноги, убирает прядь волос за ухо и пристально смотрит на меня. Когда я был маленький, мы всей семьей каждый год ездили в Корнуэлл. Мама покупала там крошечные статуэтки фей и эльфов, как правило восседавших на поганках или столь же изысканных предметах. Сейчас Лори, сидящая в безупречной позе лотоса, напоминает мне об этих феях. Внезапно я ощущаю приступ тоски по детству, короткий и острый. Чувство такое, будто мы с Лори знакомы давным-давно, хотя это не так.

– Теперь твоя очередь рассказывать, – улыбается Лори.

– Боюсь, у меня нет в запасе столь же шокирующей истории, – говорю я. – Никогда не отрабатывал на женщинах удар головой.

– Поразительно. Что же ты за человек такой?

Она делает вид, что страшно разочарована. И хотя мы оба валяем дурака, ее вопрос я воспринимаю серьезно.

– Что я за человек? Надеюсь, не слишком паршивый!

– Я тоже на это надеюсь! – смеется она.

Ясное дело, Лори не хочет, чтобы ее драгоценная подруга связалась с отвратным типом.

– Кажется, вспомнил кое-что подходящее! – резко меняю я тему. – Если не возражаешь, расскажу тебе о своем шестом дне рождения. Представь себе малолетнего пацана, который, оказавшись в бассейне с шариками, так перепугался, что его папе пришлось бросаться к нему на выручку. Я провалился в эти чертовы шарики на три фута и орал так громко, что меня вырвало. Потом весь бассейн пришлось мыть.

Рассказывая, я припоминаю этот жуткий эпизод во всех подробностях. Удивленные взгляды детей, которых привели на мой день рождения. Гримасы, застывшие на лицах их родителей. Нарядное платье какой-то девчонки, которое я заблевал шоколадным кремом.

– Как ты понимаешь, после этого случая никто из одноклассников долго не хотел приглашать меня на свой день рождения.

– Какая печальная история, – произносит Лори, однако в голосе ее не слышится ни малейшей издевки.

– Ну, я же мужчина, – пожимаю я плечами. – Сумел это пережить. Видно, я сделан из крепкого материала.

Лори снова стучит по своей голове костяшками пальцев:

– Как и я. Хотя я женщина.

– Железная женщина, – киваю я.

– Именно так.

Некоторое время мы молчим, переваривая то, что узнали друг о друге. Теперь я знаю, что она бывает застенчива с парнями и от застенчивости становится неуклюжей. А она знает, что я способен впасть в панику и от страха заблевать все вокруг. Лори берет у меня из рук ложку и пустое ведерко из-под мороженого и наклоняется, чтобы поставить все это на кофейный столик. Я делаю над собой усилие, чтобы отвести взгляд, но мужское мое естество оказывается сильнее. Я пожираю глазами ее грудь, обрисовавшуюся под футболкой, небольшую ложбинку в начале спины. И зачем только женщинам все эти причиндалы? Из-за них мы, мужчины, просто дуреем. Я хочу, чтобы между мной и Лори завязалась платоническая дружба, а при этом пялюсь на нее, мысленно нанося ее рельеф на карту. И не исключено, ночью, во сне, я воспользуюсь этой картой и совершу обзорную экскурсию по ее… так сказать, достопримечательностям. Потом, проснувшись, стану вновь убеждать себя, что мы всего лишь друзья. Но когда я сплю, мое сознание неподвластно решениям моего разума.

Честно говоря, Лори снилась мне уже много раз. Во сне я вдоволь налюбовался ее сливочной кожей и голубыми, как незабудки, глазами. Идиотское сравнение, но что я могу поделать, если это так. Глаза у Лори в точности такого цвета, как чертовы незабудки, которые летом растут на краю поля. Теперь я будут видеть во сне эту крошечную ложбинку на ее спине. И пухлую нижнюю губу, которую Лори, задумавшись, слегка прикусывает. А еще веселые искорки, что пляшут в ее глазах, когда она выпьет. В общем, моя хваленая фотографическая память схватывает не только тексты из учебников. Разумеется, Лори не единственная женщина, которую я вижу во сне. Но должен признать, в последнее время она является мне чаще, чем остальные. Только не подумайте, что я какой-нибудь маньяк и на уме у меня одни женские сиськи. И вообще, хватит об этом, иначе у меня крыша поедет.

– Я так понимаю, сейчас моя очередь, – говорит Лори.

Я киваю, радуясь тому, что она прервала поток моих мыслей, который движется в сторону сексуальной озабоченности.

– Неужели у тебя есть в запасе еще более страшная история, чем первая?

– Боюсь, что нет, – качает головой Лори. – Удар головой мне надо было приберечь под конец. – Она задумчиво прикусывает губу.

Я пытаюсь прийти ей на помощь и подсказываю:

– Может, тебе случалось в ветреный день выйти на улицу без трусов, но в широкой юбке? – (Лори усмехается и качает головой.) – Или отравить кого-нибудь своей стряпней? А может, ты когда-нибудь целовалась с парнем своей сестры?

Взгляд ее устремляется в пространство, в нем светится печаль или какое-то другое чувство, которое я не могу идентифицировать. Черт! Кажется, я ляпнул что-то не то. Лори начинает усиленно мигать, словно пытаясь прогнать слезы.

– Господи боже! – бормочет она и яростно трет глаза тыльной стороной ладони. – Прости, пожалуйста.

– Это ты прости, – лепечу я, совершенно не понимая, чем вызвал подобную реакцию. Мне хочется взять ее за руку, погладить по коленке, как-то утешить, успокоить, но я не двигаюсь с места.

– Ты тут ни при чем, – качает она головой.

Жду, когда она немного успокоится, и спрашиваю:

– Хочешь поговорить об этом?

Лори опускает взгляд и тихонько пощипывает собственную ладонь, как видно, пытаясь физической болью заглушить боль душевную. Мой брат Элби – настоящая заноза в заднице – для этой цели носит на запястье резинку, которой в критические моменты хлопает себя по руке.

– Моя младшая сестра умерла, когда ей было шесть лет, – произносит Лори. – Мне тогда едва исполнилось восемь.

Блин! Мой братец, слава богу, жив! Он моложе меня на четыре года, и, как я уже сказал, второй такой занозы в заднице днем с огнем не сыскать. Но все равно я люблю этого паршивца и не могу себе представить, как жил бы без него.

– Господи боже, Лори, прости!

По щекам ее вновь струятся слезы. Но я уже вышел из ступора и вытираю их большим пальцем руки. Лори начинает всхлипывать, а я глажу ее по волосам и бормочу что-то нечленораздельное, словно мамочка, успокаивающая малыша.

– Сама не знаю, что это я так расхныкалась, – говорит она через пару минут и прижимает к щекам ладони. – Я давным-давно не плакала из-за этого. Наверное, выпила слишком много. – (Я молча киваю, проклиная себя за бестактность.) – Когда люди спрашивают, есть ли у меня братья и сестры, я обычно отвечаю – только брат. И чувствую себя виноватой за то, что не упоминаю о ней. Но так намного проще.

Лори уже не плачет, лишь изредка тяжело вздыхает.

Понятия не имею, что надо говорить в подобных ситуациях. Но сказать хоть что-то необходимо, иначе она сочтет меня бесчувственным чурбаном. Пытаюсь представить, что она сейчас испытывает.

– А как звали твою сестру?

Лицо Лори смягчается. Я чувствую, как ее боль проходит сквозь меня. Острая боль, горькая и сладкая одновременно. Тоска о том, что утрачено давным-давно. Она вздыхает, откидывается на спинку дивана и обхватывает руками свои поднятые колени. Когда она начинает говорить, голос ее звучит иначе, тише, размереннее. Она словно произносит заранее приготовленную речь на похоронах любимого человека.

– У Джинни был врожденный порок сердца. Но она была очень жизнерадостной девочкой, умненькой, веселой. Мы с ней были лучшими подругами. Никогда не расставались. – Лори крепче обнимает собственные колени, сознавая: то, что она скажет сейчас, доставит ей боль. – Потом она заболела воспалением легких. Только что была здесь – и вдруг исчезла… Наверное, никто из нас так никогда и не смирился с этой утратой. Мои бедные мама и папа… – Лори умолкает, словно не находя подходящих слов.

Да и что тут скажешь? Родители не должны хоронить своих детей. Руку она больше не щиплет. Наверное, на свете не существует физической боли, которая помогла бы забыть о таком.

На экране телевизора Ник Кейдж рассекает по шоссе на мотоцикле, играя накачанными мускулами. Здесь, на диване в крошечной гостиной, я обнимаю Лори за плечи и прижимаю к себе. Она закрывает глаза, опустив голову мне на плечо, тело ее сотрясается от судорожных вздохов. В какой-то момент она засыпает. Это хорошо, сейчас ей нужно забыться. Я не двигаюсь, хотя, наверное, мне следует подняться и идти спать. Но я сижу на диване в компании спящей Лори и ощущаю на своем плече тяжесть ее головы. При этом я чувствую… Трудно сказать, что именно я чувствую. Пожалуй, точнее всего подходит слово «умиротворение».

Но я не прижимаюсь лицом к ее волосам, хотя мне очень этого хочется.