Цитаты из книги «1984»

В наши дни они воюют вовсе не друг с другом. Войну ведет правящая элита каждого государства против собственных подданных, и цель войны не в захвате территорий или его предотвращении, но в сохранении структуры общества. Поэтому само слово «война» лишь сбивает с толку. По-видимому, можно утверждать, что, став перманентной, война перестала существовать. Специфическое давление, которое она оказывала на людей с эпохи неолита до начала ХХ века, исчезло и заменено чем-то принципиально иным. Того же эффекта три супергосударства добились бы, перестав конфликтовать и договорившись о мирном сосуществовании в нынешних нерушимых границах. В этом случае каждое из них также осталось бы изолированной вселенной, навсегда освобожденной от отрезвляющего воздействия внешней опасности. По-настоящему вечный мир ничем не отличался бы от вечной войны. В этом и заключается глубинный смысл партийного лозунга «Мир есть война», хотя подавляющее большинство партийцев понимают его более примитивно…

Богатство, если им обладает каждый, больше не означает исключительности. Конечно, можно представить себе общество, в котором богатство — предметы как первой необходимости, так и роскоши — распределено равномерно, тогда как власть остается в руках небольшой привилегированной касты. Но на практике такое общество не может долго оставаться стабильным. Ведь если свободное время и безопасность есть у всех, огромные массы людей, ранее отупляемых бедностью, станут грамотными и научатся думать самостоятельно. А когда это произойдет, они рано или поздно осознают, что привилегированное меньшинство не выполняет никакой полезной функции, и сметут его.

никто и никогда не берет власть с тем, чтобы потом ее уступить. Власть не средство, а цель. Не диктатуру устанавливают, чтобы защитить революцию, а революцию совершают, чтобы установить диктатуру. Смысл репрессий — в репрессиях. Смысл пыток — в пытках. Смысл власти — во власти.

Уинстон закрыл глаза. То, что он задумал, сложнее, чем подчиниться некоей интеллектуальной дисциплине. Нужно надругаться над собственным достоинством, совершить своего рода членовредительство. Нужно нырнуть в грязь, в самую клоаку. Что в этом ужаснее, отвратительнее всего? Вспомнился Старший Брат. Огромное лицо (все время видя его на плакатах, Уинстон представлял его себе исключительно в метр шириной) с густыми черными усами и неотрывным взглядом темных глаз будто само собой всплыло в его сознании. Какие на самом деле чувства испытывает он к Старшему Брату?

Он склонился над Уинстоном. На таком близком расстоянии его лицо казалось огромным и, поскольку Уинстон смотрел на него снизу, особенно безобразным. Ко всему прочему, лицо это выражало какое-то напряженное, безумное исступление. Уинстону стиснуло сердце. Если бы он мог, вжался бы глубже в койку. Он не сомневался, что О’Брайен сейчас дернет за рычаг — просто так, из прихоти. Но вместо этого О’Брайен отвернулся, прошелся по комнате и продолжал уже без прежнего напора:

Страсть безнадё-ожная моя Прошла, как теплый день в апре-эле. Но сколько счастья и весе-элья Дарила мне любо-овь твоя.

внутренней стабильности совершенно необходимо отсутствие контакта с иностранцами, кроме небольшого числа военнопленных и цветных рабов. Даже к текущему официальному союзнику относятся с глубоким подозрением. Помимо военнопленных, гражданин Океании в глаза не видел ни одного жителя Евразии или Остазии, а иностранные языки ему знать запрещено. Если разрешить ему общение с иностранцами, он обнаружит, что они похожи на него, а россказни о них — по большей части ложь. Закупоренный мир, в котором он живет, расколется, а страх, ненависть и

Пусть говорят, что вре-эмя лечит, Что все забы-ыть мне суждено, Твои улыбки, тва-аи речи Я буду по-омнить все равно!

Страсть безнадё-ожная моя Прошла, как теплый день в апре-эле. Но сколько счастья и весе-элья Дарила мне любо-овь твоя.

Совершил криводум — все, твои дни сочтены.