После семилетней осады, во время которой все пригороды попали в руки врага, греческий гарнизон был настолько деморализован отсутствием какой-либо поддержки со стороны Константинополя – который был занят династической борьбой между враждующими императорами, – что командующий гарнизоном Эвренос, при поддержке других влиятельных греков, сдал город и принял мусульманскую веру. Здесь, на плодородных склонах горы Олимп, османы основали свою первую в истории империи столицу и постепенно превращали ее, наряду с украшением нетленными шедеврами архитектуры, в цивилизованный центр науки и искусства. В дальнейшем, после утверждения династии в Европе, Бурса перестала быть столицей, но навсегда осталась священным городом Османской империи. Но – и это важнее всего – Бурса с ее школами теологии, исламского права и традиций развилась в важнейший центр просвещения, то есть в центр улемы – мусульманского религиозного истеблишмента. Дополняя независимый и часто неортодоксальный воинский дух гази, улема олицетворяла традиционные принципы старого ислама и на протяжении веков оказывала преобладающее влияние, направляющее или ограничивающее, на Османское государство.

Осман был похоронен здесь, в Бурсе, на склоне горы, в усыпальнице, обращенной через море в сторону Константинополя. Вкупе с могилами его наследников она стала центром паломничества мусульман. Эпитафия на его могиле была облечена в форму молитвы, которую на протяжении веков, опоясавшись обоюдоострым мечом Османа, должны были произносить все вступавшие на османский трон наследники: «Будь столь же добродетелен, как Осман!» Он действительно был добродетельным человеком, в духе традиций раннего мусульманства, наставлявшим, находясь на смертном одре, своего сына: «Поощрять справедливость и тем самым украшать землю. Порадуй мою отлетающую душу блистательной чередой побед… Своими руками распространяй религию… Возводи ученость в достоинство, чтобы был утвержден Божественный закон».

Историческая роль Османа – это роль вождя племени, сплотившего вокруг себя народ. Его сын Орхан создал для народа государство, его внук Мурад I превратил государство в империю. Их достижения как политиков были по достоинству оценены одним османским поэтом XIX века, сказавшим: «Мы из племени вырастили державу, подчинявшую себе мир».

Созданием своего государства и, позднее, империи османы были во многом обязаны традициям и социальным институтам гази, тем бойцам за веру, которым они были искренне преданы. Традиции гази уходили своими корнями в жизнь общины, основанную на этических принципах, с корпорациями, или братствами, подчинявшимися своду исламских правил добродетельного поведения. Исходя в первую очередь из религиозных целей, эти правила включали в себя абстрактные концепции с сильным акцентом неортодоксального мистицизма, в итоге принимая конкретные и практические формы. В городах мусульмане приспосабливались к тому, чтобы охватить учением цеха купцов и ремесленников. В пограничных местностях и деревнях они становились боевыми братствами, подобно ахи, или братьями по оружию, которые были движимы воинственным и почти фанатичным энтузиазмом в отношении как религии, так и войны. Эти братства, рыцарские по духу, напоминали известные рыцарские ордена Запада, налагая друг на друга и принимая на себя взаимные обязательства во время встреч в местах, напоминавших те, где собирались мистические братства ислама в прежние времена.

Путешественник XIV века Ибн Баттута писал об этих братствах: «Нигде в мире нельзя встретить кого-либо, сравнимого с ними в их внимательности, заботливости в отношении незнакомцев, в их пылкой готовности покормить вас и исполнить ваши желания, отвести руку тирана, убить агентов полиции и тех негодяев, которые якшаются с ними. Ахи, на их местном языке, – это тот, кого собравшиеся вместе товарищи по роду занятий вместе с другими неженатыми мужчинами и теми, кто дал обет безбрачия, выбирают своим руководителем».

По приглашению сапожника в ветхих одеждах и с войлочной шапочкой на голове Ибн Баттута посетил приют, который он, как шейх ахи, и «примерно две сотни мужчин разного рода занятий» построили для того, чтобы принимать путешественников и других гостей, расходуя при этом на общую цель все, что они зарабатывали в течение дня. Это было «изящное здание, украшенное прекрасными румскими ковриками, с большим количеством светильников из иракского стекла. …Стоя рядами, в зале находилась группа молодых людей в длинных мантиях и обуви. …Их головы были прикрыты белыми шерстяными шапочками с прикрепленными к ним кусками материи длиною в локоть. …Когда мы заняли свои места среди них, они внесли большой торжественный обед с фруктами и сладостями, после которого они начали петь и танцевать. Все в них наполнило нас восхищением, и мы были поражены их щедростью и врожденным благородством».

В Бурсе Ибн Баттута был принят султаном Орханом, «который является величайшим правителем среди всех правителей турок и самым богатым по размерам сокровищ, земель и вооруженных сил. Одних крепостей у него около ста, и большую часть времени он снова и снова объезжает их… Говорят, что он никогда не останавливался ни в одном городе хотя бы на месяц. Он также непрерывно сражается с неверными и держит их в осаде».

Орхан был младшим из двоих сыновей Османа, но именно его Осман назвал своим преемником, учитывая его недюжинные военные способности. По контрасту, его старший сын Ала-ед-Дин был человеком с жилкой ученого, увлекавшимся законом и религией. Легенда гласит, что он отказался от предложения своего младшего брата разделить наследство, по поводу чего Орхан заметил: «Поскольку, мой брат, ты не берешь стада и отары, я предлагаю тебе быть пастухом моего народа. Будь моим визирем». В этой должности тот, вплоть до своей смерти семь лет спустя, занимался управлением государством, организацией армии и разработкой нового законодательства.

Орхан, избравший своей столицей Бурсу, получил титулы «Султан, сын Султана Гази, Гази сын Гази, маркиз героев мира». Здесь он впервые отчеканил османскую серебряную монету, заменившую деньги сельджуков, с надписью: «Да продлит Бог дни империи Орхана, сына Османа». Задачей Орхана было завершить дело отца: объединить в государство смешанное население, которое Осман собрал вокруг себя; закруглить его завоевания и расширить его господство; сплотить воедино всех жителей и тем самым сделать из государства новый центр могущества османов. Более привлекательный внешне, обладающий более цивилизованными манерами, более величественный в своей стати, чем отец, Орхан был столь же прост в своих вкусах, как и благочестив по нраву. По характеру он не был ни фанатиком, ни вероломным или жестоким человеком. Обладая более широким, чем Осман, кругозором и будучи более энергичным в действиях, будь то война или государственное строительство, Орхан добивался целей благодаря своей неистощимой энергии, абсолютной целеустремленности и, главное, редкой способности и к тонкостям управления, и к искусству дипломатии.

Прежде всего предстояло захватить два города – Никею и Никомедию, которые находились за высокими оборонительными стенами и являли собой крепости, которые трудно было взять штурмом. Бурса пала из-за отсутствия поддержки со стороны Константинополя. Когда же Орхан обратил свое внимание на Никею – веком раньше, в период латинской оккупации Константинополя, бывшей столицей империи, – император Андроник III счел своим долгом прийти городу на помощь. Но, раненный в битве с османами при Пелеканоне (нынешний Маньяс) в 1329 году, он поспешно бежал с поля боя обратно в Константинополь, бросив большую часть своей армии, остатки которой бежали вслед за ним. Гарнизон Никеи был вынужден сдаться. То же самое сделал и гарнизон Никомедии восемь лет спустя.

Все три города пали главным образом по экономическим причинам. Чтобы процветать, они нуждались в доступе к окружающей сельской местности. Когда она оказалась в руках османов – не простых налетчиков, а оседлых жителей, – а значит, была оккупированной постоянно, что не оспаривалось Константинополем, брошенные на произвол судьбы горожане не имели особого выбора, кроме как доверить свою судьбу врагу. Немногие из них воспользовались возможностью уехать в Константинополь, в соответствии с согласованными условиями капитуляции. Они предпочли остаться там, где жили, продолжая заниматься своими делами – торговлей и ремеслами, играя свою роль в новом мире, складывавшемся теперь вокруг них вместо старого. К концу правления Орхана население его государства увеличилось, как утверждалось, почти до полумиллиона душ – поразительное отличие от легендарных четырех сотен всадников Эртогрула.

При всей терпимости в отношении христиан по своей сути это было мусульманское государство, проверка на национальность в котором сводилась к религии. Даже с учетом мирного сосуществования различие между мусульманами и христианами должно было сохраняться. В самой своей основе оно проявлялось в вопросе о земле и ее распределении. Только мусульмане были обязаны нести воинскую службу, и в силу этого только они имели право владения землей. Земля распределялась в качестве награды за службу и обеспечивала источник набора в армию в форме военных наделов, освобождаемых от налогообложения. Христиане были освобождены от военной службы и, следовательно, не имели подобных прав на землю. Вместо этого они платили налог с каждой головы на поддержку армии. В сельских районах это давало им статус подчиненных по отношению к обладавшим землей мусульманам. Поэтому христиане стремились жить и работать в городах и поселках, где такого рода ущемления в гражданских правах уравновешивались экономическими преимуществами. Но, добровольно приняв ислам, христианин автоматически становился «османлы», и о его происхождении скоро забывали. Он получал освобождение от налогообложения, право иметь землю, возможности для продвижения и получения доли от доходов правящей мусульманской элиты. Отсюда рост числа обращенных в ислам в Азии на этом этапе османской истории.

Будучи феодальной по своей сути, османская система землевладения, основанная на военных наделах, существенно отличалась от феодальной системы Европы тем, что земельные участки были небольшими и, что особенно важно, редко становились наследственными. Ведь вся земля была собственностью государства. Поэтому на данной стадии во владениях османов не существовало условий для возникновения земельной знати, подобно той, которая преобладала по всей Европе. Султаны сохраняли за собой право на абсолютное владение землей, которую они завоевали. Более того, поскольку они продолжали завоевания, росло количество земельных участков, становившихся доступными в качестве награды для все большего числа солдат. В рамках этой системы Орхан, следуя совету, исходившему от его брата Ала-ед-Дина, организовал регулярную армию под командованием суверена, профессиональную военную силу, находившуюся на военном положении, подобной которой в Европе не могли создать на протяжении последующих двух веков.

Армия его отца, Османа, состояла только из нерегулярных тюркских отрядов, добровольцев-кавалеристов, называвшихся акынджи. Рекрутируемые по деревням под возгласы, призывающие прийти с оружием к определенной дате «каждого, кто хочет воевать», они были опытными наездниками, скакавшими сплошной массой, как стена. Орхан, набирая своих воинов среди обладателей военных наделов, преобразовал это войско в авангард кавалеристов-разведчиков, роль которых заключалась в том, чтобы изучить местность перед намечаемой атакой. Таким образом, они подвергались самой большой опасности, и их преданность гарантировалась самыми богатыми земельными наделами. В поддержку им давались проводники, так называемые чавуши, и регулярные корпуса кавалерии, сипахи, получавшие денежное содержание.

Орхан набирал также нерегулярную пехоту, именовавшуюся азабы – войско, которое можно было не щадить. Его место было на линии атаки, а задача – вызвать на себя первый залп противника. За ними противник, нередко к своему крайнему удивлению, наталкивался на более грозную вторую линию отборных, вымуштрованных войск. Набранные из войска, получавшего жалованье, солдаты – они назывались оджаки капы кулу – были вооруженной силой, хорошо обученной приемам совместного ведения боя под началом командиров, которых они знали и уважали. В отличие от преобладавших в то время наемников они были едины в своей преданности суверену, считая его дело своим собственным и целиком доверяя ему соблюдение своих интересов в смысле продвижения и других наград за службу. В принципе они постоянно находились «у двери султанского шатра», подчиняясь абсолютной власти правителя, служа ему лично, прямо или косвенно, под началом командира, которому поручено действовать от имени султана. Сила этих новых регулярных османских войск заключалась в абсолютной сплоченности и постоянной готовности к бою.

Османы всегда были начеку, их нельзя было застать врасплох. Армия была оснащена первоклассной службой разведки, хорошо информированной относительно того, когда и где может появиться неприятель, дополняемой безукоризненной работой проводников для сопровождения войск по нужному пути. Путешественник Бертран де Брокьер так отзывался об османских войсках: «Они могут внезапно трогаться с места, и сотня солдат-христиан произведет больше шума, чем десять тысяч османов. При первых ударах барабана они немедленно начинают маршировать, никогда не сбиваясь с шага, никогда не останавливаясь, пока не последует приказа. Легковооруженные, они способны за одну ночь проделать путь, на который у их христианских соперников уйдет три дня».

Таковы были военные таланты выносливого, упорного и дисциплинированного народа, веками вырабатывавшего в себе навыки кочевников к скорости и мобильности. Таковы были – также с точки зрения организации и тактики – принципы совершенного инструмента ведения войны, предназначенного, благодаря своей неуязвимости, превратить государство османов в империю. Это был народ, инстинктивно движимый унаследованным импульсом кочевников все время идти вперед по сознательно намеченному в западном направлении пути, в поиске новых пастбищ. После обращения в ислам этот поиск стал «святым делом» и еще сильнее подстегивался религиозным долгом гази, обязанных, согласно священному закону, разыскивать и бороться с неверными на «землях войны», или Дар-аль-Харб. Воины должны были совершать набеги и захватывать земли неверных, их имущество, убивать или брать в плен и подчинять иноверческие общины власти мусульман. Теперь этот поиск к тому же приводился в движение общественной и экономической потребностями в экспансии, обусловленной непрерывным притоком в приграничные местности новых поселенцев, будь то земляки-кочевники, мусульмане неортодоксальных взглядов или искатели приключений из княжеств Центральной Анатолии. Теперь, придя из степей Азии, эти турки должны были пойти на риск и пересечь незнакомую и негостеприимную стихию – море. И к середине XIV века армии ислама уже были готовы к отправке в Европу.