Легенды окружают раннюю историю Османской династии. Традиционно ее основателем считается вождь небольшого племени по имени Эртогрул, который, мигрируя с отрядом из четырех сотен всадников по Малой Азии, заметил битву двух неизвестных ему отрядов. Посоветовавшись со своими людьми, он решил поддержать проигрывавшую сторону, что изменило ход сражения и обеспечило ей победу. Это были войска сельджукского султана Ала-ед-Дина (Аладдина) из Коньи, которые сражались с монголами. Ала-ед-Дин вознаградил вождя Эртогрула земельным наделом вблизи города Эскишехира, где были земли для летнего и зимнего проживания в районе Сугута, к западу от Анатолийского плато. Впоследствии надел был увеличен в обмен на поддержку султана в другой битве – на этот раз против греков. Таким образом, легенда установила для османской линии законную связь с правящей династией, которая позже подтвердилась, когда султан даровал Осману, сыну Эртогрула, регалии суверенитета в виде барабана и стяга.
Легенды, характерные для династической мифологии в Средние века, и даже библейские хроники повествуют также о снах Эртогрула и его сына Османа. Согласно легенде, Осман однажды провел ночь в доме благочестивого мусульманина. Перед тем как Осман лег спать, хозяин дома принес в комнату книгу. Спросив, как называется эта книга, Осман получил ответ: «Это Коран, слово Божие, переданное миру Его Пророком Мухаммедом». Осман, судя по всему, начал читать книгу и продолжал стоя читать всю ночь. Он уснул ближе к утру, в час, согласно мусульманским верованиям, наиболее благоприятный для пророческих сновидений, и, действительно, во время сна ему явился ангел, который сказал: «Поскольку ты читал мое вечное слово с таким уважением, твои дети и дети твоих детей будут почитаться из поколения в поколение».
Следующий сон касался девушки – Малхатум, на которой Осман хотел жениться. Она была дочерью кади (мусульманского судьи) близлежащей деревни, шейха Эдебали, который два года отказывался дать свое согласие на брак. Вот Осману приснилось, что из груди шейха, лежавшего бок о бок с ним, вышла луна. Став полной, она опустилась в его грудь. Затем из его чресел выросло дерево, которое по мере роста стало накрывать весь мир сенью своих зеленых и красивых ветвей. Под деревом Осман узрел четыре горных хребта – Кавказ, Атлас, Тавр и Балканы. От его корней брали свое начало четыре реки – Тигр, Евфрат, Нил и Дунай. На полях зрел богатый урожай, горы покрывали густые леса. В долинах виднелись города, украшенные куполами, пирамидами, обелисками, колоннами и башнями, все увенчанные полумесяцем. С балконов звучали призывы к молитве, смешивающиеся с песнями соловьев и криками ярко окрашенных попугаев, сидящих на переплетенных, сладко пахнущих ветвях.
Листья на ветвях стали вытягиваться, превращаясь в лезвия мечей. Поднялся ветер, направляя их в сторону Константинополя, который, «располагаясь на стыке двух морей и двух континентов, представлялся бриллиантом, вставленным в оправу из двух сапфиров и двух изумрудов, и, таким образом, выглядел как драгоценный камень кольца господства, охватывавшего весь мир». Осман уже готов был надеть кольцо на палец, когда вдруг проснулся. Он поведал о сне Эдебали, тот истолковал его как божественный знак и сразу отдал дочь Осману, предсказав ему могущество и славу их потомству. Церемонию провел, согласно правилам истинной веры, святой дервиш, для которого Осман впоследствии построил монастырь, даровав ему богатые земли и деревни.
Первая из легенд предполагает, что Осман и его люди – османы – еще не были мусульманами, когда осели в районе Эскишехира. Первая волна турецкой иммиграции в Малую Азию, начиная с XI века и далее, состояла в основном из лиц, обращенных в ислам, при посредстве их предыдущей связи с мусульманским арабским миром. Но вторая волна, в XIII веке, состояла по большей части из язычников, и, судя по всему, именно к ней принадлежали Осман и его люди. Многие из них прибыли не как поселенцы, а как беженцы, которых вытесняли на запад языческие монгольские орды. Большая часть их осталась на восточных землях, возможно, чтобы вернуться домой, когда уйдут монголы. Но другие, более воинственные, продолжали двигаться вперед на земли сельджуков.
Среди них были османы, которые таким образом попали под защиту султана Ала-ед-Дина. Он предпочитал не включать их в качестве наемников в свои армии, а давать им земли в беспокойных пограничных регионах, где они могли поддерживать порядок или сражаться за свою новую собственность с византийскими греками. Представляется вероятным, что именно на этой стадии последователи Эртогрула и Османа обратились в ислам. Это обращение вдохновило османов, и без того наделенных кочевническими достоинствами и боевыми качествами туркменских воинов, добавив им новой военной доблести, чтобы отстаивать, как сообщество гази, мусульманское дело против неверных – христиан.
Люди, которые считали себя не просто турками – это название ассоциируется с обитателями Туркестана в целом, – а османами, последователями Османа, тем не менее в те дни обладали лишь немногими качествами, отличавшими их от турецких соседей. Их княжество было всего лишь одним из десяти княжеств-преемников, уцелевших от Сельджукской империи и монгольского протектората, и самым маленьким из них. Своей последующей имперской судьбой османы обязаны географической случайности: стратегически важному положению в северо-западном углу Малой Азии, непосредственно на азиатских границах Византийской империи в момент ее упадка, и, более того, возможности легко достичь моря и лежащих за ним земель Балканского полуострова.
Среди воинов пограничных областей османы доказали свою уникальность. Они оказались способными воплотить плоды своих военных завоеваний в эффективный политический механизм. Осман был администратором в той же мере, в какой был воином, да и ему очень помогала поддержка со стороны его тестя Эдебали, служившего vezir – визирем. Осман был мудрым, терпеливым правителем, которого люди искренне уважали и были готовы преданно служить ему не потому, что он был воином, и уж тем более не из-за некоего исламского полубожественного статуса, а за его спокойствие и притягательность как лидера своего народа. Осману, конечно, было присуще естественное чувство превосходства, но он никогда не стремился самоутвердиться с помощью власти, и потому его уважали не только равные ему по положению, но и те, кто превосходил его способностями, на поле боя или на совете. Осман не вызывал в своих людях чувства соперничества – только преданности, и был человеком, по выражению Г.А. Гиббонса, «достаточно великим, чтобы использовать знающих людей». Приверженцы служили ему добросовестно, сознательно помогали заложить для этого небольшого растущего княжества такие основы, которые гарантировали бы его дальнейшее продолжительное существование. Одновременно они возглавляли свои собственные армии и управляли завоеванными территориями, являясь беями с полуавтономным статусом, но всегда координировали свою деятельность и подчинялись распоряжениям своего вождя.
Проникшийся истинным духом религиозного энтузиазма, Осман сам привнес в свои владения простую веру и рвение ранних мусульман, которых воодушевлял его великий предшественник и тезка халиф Осман. В их традициях он ставил справедливость выше власти и богатства, в то же время управляя княжеством, как и его преемники, на основе неделимой, личной верховной власти. Таким образом, ранние османы были свободны от династической вражды других сельджукских княжеств. Начиная жизнь заново в иной обстановке, они смогли проявить упорство, волю и терпимость; они приобрели практический, конструктивный опыт, чтобы приспособиться к социальным и экономическим условиям территории, которой правили.
Османы развили свои собственные возможности и привлекли ресурсы – интеллектуальные и теологические, производственные и торговые, имевшиеся в более урбанизированном окружении соседних княжеств, а с течением времени – из еще более отдаленных территорий. Они видели в этом пограничном регионе убежище от внутренних беспорядков и перспективу новой жизни и светлого будущего. Более всего другого они заимствовали административные и прочие знания греков, тщательно изучая их методы управления в этом последнем азиатском анклаве умиравшей Византийской империи. Ведь османы, в отличие от того образа исламского мира, каким он воспринимался за границей, начиная со времен первых арабских завоеваний обращались со своими врагами в духе свободном от религиозного фанатизма. Они жили больше в греческом, чем в турецком окружении. Владельцы соседствовавших с Османом деревень и замков были христианами, с которыми он часто поддерживал дружественные отношения. В числе его ближайших компаньонов были греческие семьи Михалоглы и Маркозоглы, сыновей Михаила и Маркоса, когда-то бывших врагов, а затем преданных друзей и сторонников Османа. В результате дружбы с ним они приняли мусульманскую веру.
На территории османов не было всеобщей исламизации христиан, менее всего – в принудительном порядке. Однако некоторые христиане становились мусульманами по собственному выбору, в ответ на собственные побуждения и преследуя собственные интересы. По мере разрушения центральной власти в Константинополе люди все больше чувствовали себя забытыми своими правителями и, действуя в духе реализма, предпочитали относительный порядок и безопасность османского правления наряду с большей свободой выбора для мусульман и освобождением от обременительных налогов. В духовном плане, с падением авторитета ортодоксальной церкви, эти азиатские греки откликнулись на стимулы новой веры. В социальном аспекте они не слишком отличались от своих пограничных соседей-османов происхождением и образом жизни. Обращенные или нет, они легко приспосабливались к жизни османов. Смешанные браки между греками и турками стали обычными, что способствовало зарождению и развитию нового смешанного общества.
Вскоре стало очевидным, что османские турки больше не были простыми кочевниками, они стали оседлыми жителями, творцами и строителями. Со временем они менялись, оставаясь на своей территории – в гористом северо-западном углу Малой Азии, создавая собственную пограничную цивилизацию, основанную на разновидности народной культуры. Эта культура, состоящая из элементов азиатского и европейского происхождения, мусульманства и христианства, турок и тюрок, кочевников и оседлых жителей, была прагматичной в своем мировоззрении и свободной от более ортодоксальных культурных и социальных ограничений феодальных турецких княжеств, лежавших к востоку. Так возник прототип общества, призванного унаследовать и трансформировать Византию. Именно так империя турок-сельджуков заполнила вакуум, оставленный империей арабов. Именно так в свое время Византия наследовала Риму.
Сам Осман не торопился расширять унаследованное им владение за счет соседей. Медленно, но верно осуществляемый, его план заключался в том, чтобы ждать и наблюдать, жить и учиться и лишь постепенно прокладывать свой путь на территорию Византии. Три укрепленных города господствовали на уцелевших землях Византии в Азии. На юге располагалась Бурса, властвовавшая над богатой Вифинской равниной со склонов горы Олимп; в центре, в верхней части озера находилась Никея, фактическая столица региона; на севере, в верхней точке протяженного залива, стоял порт Никомедия, контролировавший морской путь в Константинополь и сухопутный путь к Черному морю. Все они были в пределах дневного перехода от столицы Османа. Но сначала он не напал ни на один из них. За шестьдесят лет спорадических крестьянских волнений, начиная со времени правления Эртогрула, османы продвинулись всего лишь на 60 миль от города Эскишехира – «старого города» до «нового города» – Енишехира. Его захват блокировал сообщение между Никеей и Бурсой.
Однако Осман, зная о прочности крепостных укреплений в этом столь жизненно важном для Константинополя районе и об относительной слабости собственной армии, продолжал ждать своего часа. Тем временем численность его войска постепенно увеличивалась, пока из отряда в четыреста воинов при Эртогруле оно не выросло, по слухам, до четырех тысяч человек всадников и легкой пехоты. Источником пополнения его рядов были искавшие заработка воины из соседних княжеств и даже сами акриты, греческие крестьяне-воины из приграничных земель Малой Азии, часть которых была склонна изменить своим убеждениям из-за пренебрежения, изъятия доходов и притеснений Константинополя.
Только в первый год XIV столетия, через двенадцать лет после своего прихода к власти, Осман вступил в прямой конфликт с императорскими войсками Византии под Коюнхисаром (греческим Бафеоном). Греки, стремившиеся остановить османский набег на расположенную перед Никомедией плодородную долину, были легко разбиты быстрой и решительной кавалерийской атакой, сломившей их боевые порядки. Это поражение императорских войск, нанесенное малоизвестным тюркским вождем, встревожило Византию, которой пришлось теперь рассматривать княжество Османа как фактор, с которым необходимо считаться. Поражение Византии принесло Осману известность, и воины со всей Анатолии начали собираться под его знамена, гордые тем, что станут османами. Теперь его княжество прочно стояло на ногах.
Однако Осман не предпринял попытки развить свой успех, напав на Никомедию, и его войска ограничились разорением окрестностей города. Только через семь лет он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы атаковать крепости Акхисара, господствовавшие над рекой Сакарья (греческий Сангариус), стекавшей в долину за Никомедией. Он захватил их, открыв османам путь к морю. Османы впервые появились на берегах Босфора и стали постепенно покорять гавани и крепости на прибрежной черноморской полосе полуострова к востоку от пролива и в конце концов проникли в Мраморное море, захватив остров Калолимини. Так Осман блокировал морской путь из Бурсы и еще один – из Никомедии в Константинополь, изолировав два города друг от друга. После этого Бурса неоднократно подвергалась нападению со стороны суши и в 1326 году пала, когда Осман уже лежал при смерти.
О проекте
О подписке