Посвящается Джози
В день, когда
ноша камнем
ляжет тебе на плечи
и ты споткнешься,
пусть земля
пустится в пляс,
чтобы тебе не упасть.
А когда твои глаза
застынут за серым стеклом
и тебя настигнет
призрак утраты,
пусть вихрь красок —
синь, багрянец, зелень, лазурь —
разбудит в тебе
радость свежих лугов.
Когда у твоей лодки
истреплется парус мысли,
а океан ляжет перед тобой
черным пятном,
пусть желтая лунная дорожка
рассечет поверхность воды
и укажет тебе путь домой.
Да напитает тебя земля,
да будет с тобой прозрачность света,
да будет с тобой быстрота океана,
да будет с тобой помощь предков.
И пусть легкий ветер
несет тебе вслед
эти слова любви,
и да хранит тебя
их невидимый покров.
Памяти моего отца, Падди О’Донохью, который был поэтом в резьбе по камню, и моего дяди Пита О’Донохью, который любил горы.
И моей тети Бриджид.
Памяти Джона, Уилли, Мэри и Элли О’Донохью, которые эмигрировали и теперь лежат в американской земле.
Я хотел бы поблагодарить Диану Реверанд, моего редактора в издательстве HarperCollins, за поддержку и помощь; Ким Уизерспун и ее агентство за веру в мою работу и участие в ее воплощении; Тами Саймон и Майкла Тафта из Sounds True за заботу и поддержку, а также Энн Миноуг за то, что она познакомила меня с ними; Джона Девитта, который прочел рукопись и подробно прокомментировал ее, высказав замечания по содержанию и стилю; Мэриан О’Бейрн, читавшую все варианты рукописи, за поддержку, бесценные редакторские советы и внимание; Дэвида Уайта за братскую заботу и сердечность; Эллен Уингард за помощь и уверенность в успехе; моих родных – за чудеса, которые они творят каждый день, и за смех! Благодарю этот край и моих предков; äo mo cáirde a iugfoscaä agus solas[2].
Странно чувствуешь себя здесь. Тебя никогда не покидает ощущение тайны. По ту сторону твоего собственного образа, под твоими словами, над твоими мыслями – тишина иного мира. В тебе – целый мир. Только ты можешь рассказать себе об этом внутреннем мире. Открывая рот, мы выпускаем наружу звуки той горы, которую венчает наша душа. Эти звуки – слова. Мир полон слов. Люди всё время произносят слова – громко, тихо, в домах, на улице, по телевизору, по радио, со страниц газет и книг. Шум этих слов сохраняет для нас то, что мы называем миром. Мы берем друг у друга звуки и складываем из них узоры, предсказания, благословения, проклятия. Изо дня в день род человеческий скрепляет этот мир своими словами. Изреченное слово свидетельствует, что каждый из нас неустанно творит. Каждый из нас – художник. Все мы извлекаем слова из тишины и уговариваем незримое стать зримым.
Люди здесь недавно. Над нами, летя в бесконечность, кружатся галактики. Под ногами у нас – древняя земля. Нас вылепили из этой глины, придав нам прекрасные очертания. И всё же самый маленький камень старше нас на несколько миллионов лет. Молчащая вселенная ищет отзвука в наших мыслях.
Неведомый мир взыскует осмысления. Слова – хитрые зеркала, удерживающие твои мысли. Ты вглядываешься в эти слова-зеркала и улавливаешь отблески смысла, сопричастности, гостеприимства. Но под их сияющей поверхностью – темнота и молчание. Слова подобны двуликому Янусу: они смотрят одновременно вовне и внутрь.
Если мы привяжемся к чему-то внешнему, наше внутреннее не даст нам покоя. Мы почувствуем голод, который никакой образ, никакой человек, никакая деятельность утолить не в силах. Чтобы сохранить целостность, мы должны оставаться верными своей хрупкой сложности. Чтобы удерживать равновесие, нам следует соединять в себе внутреннее и внешнее, зримое и незримое, знакомое и неведомое, временное и вечное, старое и новое. Никто не сделает этого за тебя. Ты – единственный порог своего внутреннего мира. В такой целостности – святость. Быть святым – значит быть самим собой и равно принимать миры, уравновешивающие друг друга внутри тебя. За фасадом своего образа и его искажений каждый человек – художник в этом изначальном и неизбежном смысле. Каждый из нас обречен и удостоен быть своим внутренним художником, который на ходу творит неповторимый мир.
Пребывание человека на земле – тревожное таинство творчества, зримый знак незримой милости. Здесь мы получаем сокровенный и пугающий доступ к тайне. Дружба – радостный дар, наделяющий нас смелостью сделать шаг навстречу этому приключению, не пропустить его, принять в нем участие. Моя книга устроена как хитрое зеркало, в котором вы, быть может, разглядите присутствие и влияние дружбы – как внутренней, так и внешней. Дружба – созидательная и преобразующая сила. Она обнаруживает, что сближение – тайный закон жизни и мироздания. Путь человека – постоянное преображение. Состояние дружбы позволяет всему неведомому, безымянному и пугающему в конце концов открыть нам свое тайное родство с нами. Как художник, человек постоянно вызывает к жизни это откровение. Воображение – великий друг неведомого. Оно непрестанно взывает к силе возможности и осуществляет ее. Дружба, таким образом, не сводится к тесным сердечным отношениям между людьми; она гораздо более всеобъемлющая и мощная сила.
Мышление кельтов не было ни логическим, ни системным. Однако в своих поэтических умозаключениях им удалось выразить высшее единство жизни и человеческого опыта. Сознание кельтов не было сковано дуализмом. Они не разделяли взаимосвязанного. Воображение кельтов позволило ясно выразить ту внутреннюю дружбу, которая объемлет Природу, божественное, потустороннее и человеческое в их единстве. Тот дуализм, что разделяет зримое и незримое, время и вечность, человеческое и божественное, был совершенно чужд кельтам. Их чувство онтологической дружбы открывало им мир опыта во всем его многообразии, неопределенности, символичности, фантастичности. Эта возможность творческой и объединяющей дружбы – дар кельтов нам, страдающим от мучительной разобщенности.
Кельтское понимание дружбы черпает вдохновение и достигает своей кульминации в возвышенном понятии anam ċara. Слово anam на ирландском значит «душа», ċara – «друг». Таким образом, anam ċara – это «друг души». Anam ċara называли человека, с которым делились самым сокровенным. Дружба понималась как акт приятия и сопричастности. Дружба с anam ċara была вне каких-либо условностей и категорий. Между человеком и другом его души возникал древний и вечный союз. Вдохновляясь этой идеей, в первой главе мы рассмотрим дружбу как межличностные отношения. Прежде всего мы сосредоточимся на взаимном приятии и пробуждении близости между двумя друзьями. Поскольку сердце человека всё время переживает процесс рождения, любовь – это постоянное рождение творчества в нас и между нами. Мы рассмотрим тоску как знак божественного присутствия и душу как вместилище сопричастности.
Во второй главе речь пойдет о духовной дружбе с телом. Тело – бренный дом человека, его единственный дом во вселенной. Душа вмещает в себя тело, вот почему оно священно и заключает в себе высокое мистическое начало. Чувства – это преддверие божественного. Мистика чувств – мистика преображения. В третьей главе мы поговорим об искусстве внутренней дружбы. Когда человек перестает страшиться одиночества, в нем просыпается жажда творчества. Начинает проявляться его внутреннее богатство, о котором он забыл или которого не замечал. Он становится собой и приучается оставаться таким. Мысли – это наши внутренние ощущения. Погружаясь в тишину и одиночество, они помогают нам разгадать то, что находится внутри нас.
В четвертой главе мы обратимся к труду как поэтике роста. Незримое стремится обрести очертания, воплотиться в наших действиях. Так рождается внутренняя жажда труда. Когда между нашей внутренней жизнью и внешним миром труда возникает дружба, воображение просыпается и происходят значительные перемены. В пятой главе мы перейдем к дружбе с временем жатвы – старостью. Мы рассмотрим память как тайное хранилище ушедших дней нашей жизни и увидим, что страстное сердце не стареет. Время – это замаскированная вечность. В шестой главе мы попытаемся сказать несколько слов о неизбежной дружбе с нашим первым и последним спутником – смертью. Смерть – незримый спутник, сопровождающий нас на дороге жизни с момента рождения. Смерть – огромная рана мироздания, исток всех страхов и тревог. Дружба со смертью дает нам возможность славить вечность души, для смерти недостижимой.
Кельты любили круг. Они видели, что опыт, природа, проявления божественного цикличны. Вот почему и у моей книги кольцевая композиция. Сначала дружба рассматривается как пробуждение, затем мы переходим к чувствам как непосредственным проводникам в мир творчества. Это позволяет нам увидеть плодотворность одиночества; оно, в свою очередь, стремится выразить себя во внешнем мире труда и действия. Постепенно наши физические силы идут на убыль, и мы заглядываем в лицо старости и смерти. Композиция книги соответствует жизненному циклу, в котором человек шаг за шагом движется к смерти, а сама книга – попытка выявить заключенный в этом цикле глубинный смысл.
Главы замыкаются в кольцо вокруг скрытой, ненаписанной седьмой главы, которая отсылает к извечной невыразимости глубин человеческой души. Эта глава – о том, что нельзя назвать или описать. По сути, моя книга представляет собой попытку феноменологии дружбы в абстрактно-поэтической форме. Источником вдохновения для нее послужила поэтическая метафизика кельтской духовности. Перед вами не структурированный анализ того, что нам известно о кельтах, а размышления на более широкую тему, диалог с кельтским сознанием, попытка представить заложенную в нем философию дружбы, ее духовное понимание.
Если вам случалось выходить на улицу рано утром, до зари, вы наверняка заметили, что темнее всего бывает прямо перед рассветом. Сумрак сгущается, всё кажется безликим. Если вы никогда раньше не видели мира и не знаете, что такое дневной свет, вы не сможете представить себе, как рассеивается тьма, как являются тайна и краски нового дня. Свет неизмеримо щедр и в то же время ласков. Посмотрите, как встает солнце, и вы поймете, что свет умеет уговаривать тьму. Сперва свет словно едва касается горизонта пальцами – и вдруг ловко стягивает с мира одежды сумрака. Перед вами – тихая тайна нового рассвета, нового дня. «Никто и не подозревает, что дни – это боги», – говорит Эмерсон. Одна из трагедий современной культуры в том, что мы утратили связь с этими первоначалами природы. Урбанизация современной жизни заставила нас благополучно забыть о плодотворном родстве с матерью-землей. Мы созданы из праха, мы – души в бренной оболочке. Нам необходимо чувствовать ритм нашего внутреннего, «бренного» голоса, нашей тоски. Но в современном мире расслышать этот голос уже невозможно. Мы даже не осознаём своей утраты, и боль нашего духовного изгнания тем острее, что по большей части непонятна нам.
Ночью мир отдыхает. Деревья, горы, поля, лица свободны от оков формы и посторонних взглядов. Под защитой сумрака каждая вещь возвращается в свою первоначальную природу. Темнота – древнее лоно. Ночное время – время материнского чрева. Наши души резвятся на воле. Темнота освобождает от всего; утихает стремление выделиться и произвести впечатление. Ночью мы отдыхаем. Рассвет придает нам сил, это пора возможностей и надежд. Всё в природе – камни, поля, реки, животные – вдруг обновляется в сиянии нового дня. Как темнота дает покой и облегчение, так рассвет несет с собой пробуждение и обновление. Среди повседневной рутины и развлечений мы забываем, что нам даровано жить в необыкновенном мире. Изо дня в день рассвет открывает нашим глазам тайну мироздания. Рассвет заставляет нас снова и снова удивляться, он дает нам почувствовать «нездешнесть» окружающей нас природы. Удивительно нежное сияние вселенной окутывает всё вокруг. Уильям Блейк очень точно сказал, что «краски – это раны света». Краски заставляют ощутить присутствие таинственного в самом сердце природы.
В кельтской поэзии много говорится о красках природы, ее силе и мощи. Какие прекрасные слова находит она для ветра, цветов, волн, бьющихся о берег. Кельты почитали луну и обожествляли животворящую силу солнца. Многие кельтские боги считались источниками плодородия и связывали человека с природой. Кельты были детьми природы, и мир природы постоянно им сопутствовал. Природа питала их, они чувствовали себя ее частью и испытывали к ней глубокую привязанность. Кельтская поэзия природы исполнена тепла, удивления и чувства общности. Одна из древнейших кельтских молитв известна как «Лорика святого Патрика»; другое, тайное ее название – «Крик оленя». В ней не проводится граница между человеком и природными стихиями. Наоборот, именно силы природы направляют человека и помогают ему устремиться ввысь:
Я окружаю себя ныне
силою Небес,
светом Солнца,
сиянием Луны,
славой Огня,
быстротой Молнии,
порывом Ветра,
глубиной Моря,
постоянством Земли,
крепостью Камня.
Мир кельтов пронизан ощущением непосредственной взаимосвязи, сопричастности. Кельты благоговели перед светом. И это одна из причин, почему кельтская мистика в наше время – всё равно что новое созвездие на небосклоне. Мы одиноки, мы потерялись в своей бесплодной ясности. Мы отчаянно жаждем нового, ласкового света, в котором наша душа могла бы укрыться и вернуться к древнему чувству сопричастности. Нам нужен свет, сохранивший свое родство с темнотой. Потому что мы сыновья и дочери темноты и света.
О проекте
О подписке