Охотник уже приготовился рухнуть в снег, но по инерции его развернуло, и тот врезался в дерево, хотя могло показаться, что его лицо встретилось с кулаком сержанта Тана. Рассеченную бровь и струйки крови он не заметил, зато отчетливо различил звук рвущегося плаща.

Так Тархельгас освободился из захвата, следом парировав бросок исхудавшей когтистой лапы.

Или же это было не парирование? Скорее блок по касательной с уходом в сторону, так чтобы разогнать клинок вокруг собственного корпуса, придав металлу максимальное ускорение.

Движение, отточенное годами, едва не ставшее для него рутиной, затухание голосов в голове, полное спокойствие, несмотря на опасную близость духа котла, и он обрушивает меч на шею костяника.

Скрежет. Хруст, сменяющийся надломом, и голова существа падает на землю, пролетев полдесятка шагов. Уже после на бок заваливается и тело, освобождая зажатый топор.

Еще одна отрубленная голова на счету охотника.

Осознание случившегося пришло к Тархельгасу далеко не сразу. Он стоял, тяжело дыша, стараясь успокоить взбесившееся сердце.

Все осталось позади. Он выжил. Как и всегда.

Подобная мысль всегда приходила лишь на мгновенье позже, чем возвращались голоса. В остальном – полная отрешенность.

Зажав меч меж плеча и предплечья, охотник вытер клинок от крови, масла и серебра, убрав в ножны. Нечто подобное проделал с топором, счищая все о лоскуты оборванного плаща.

К Балесу Тархельгас подходил скорее по привычке – отдать почести погибшему в бою с гниющим. Иллюзий он не питал.

Исход был очевиден.

– Помогите, – вдруг прохрипел парень, подняв руку над землей, и тут же без сил та рухнула обратно.

Он дышал. Слабо. Распоротое плечо, рана на лице, разорванная куртка и грудь. И все же жизнь до сих пор теплилась в нем, не позволяя холоду поглотить его.

Тибурон присел рядом с Джувенилом, уже сжимая в руке кинжал. Слов о помощи тот будто не слышал. Собирался прекратить бессмысленные мучения.

Ему уже не раз приходилось проделывать подобное.

Охотник поднес металл к шее парня, когда его взгляд задержался на ранах, что располосовали грудь, чуть дольше положенного.

Заминка.

И Тархельгас начал опять проклинать все на свете.

7

Тархельгас проклял все на свете, но дотащил Балеса до врат, бросив носилки, едва оказался под защитой каменных столпов.

Лошадей ожидаемо не оказалось. Хотя охотник и не рассчитывал на удачу. Куда больше его беспокоила причина, по которой Таги вдруг покинула место, где ее оставили. Может, дело в костянике?

Хотя рано думать об этом.

Тархельгас вновь склонился над Балесом, переводя дыхание и восстанавливая силы. Носилки, сделанные наспех из срубленных веток и висельных веревок, выдержали переход, а вот охотник после схватки с костяником едва преодолел весь этот путь.

– Живой?

– Не знаю, – прохрипел Джувенил, стараясь говорить как можно меньше. Он был мертвецки бледен и слаб. Глаза мутные.

Тархельгас еще у тела костяника влил в него остатки спирта, прежде обработав каждую рану и уже после перевязав тем, что было под рукой. Осмотрев порез на плече и три рваных неглубоких следа на груди, он не обнаружил никаких осколков ни от хвоста, ни от когтей. Но это ровным счетом ничего не значило.

Не считая шока, состояние Балеса казалось стабильным, и чтобы оно таким и оставалось, охотнику были нужны мази из сумок Таги. В лучшем случае его следовало доставить к поселению и лекарю, если в Лихих Каида он вообще был.

– Держись. – Тархельгас приподнял свой потрепанный плащ, которым укрыл Балеса. К его облегчению, изорванные тряпки пропитались кровью недостаточно сильно, чтобы начать беспокоиться. – Еще немного – и подлатаем тебя.

Искать Таги было лишено всякой логики. Она найдет его сама. Поэтому, толком не восстановив силы, охотник перекинул петлю носилок через плечо и потащил Балеса к поселению.

Прерываясь на краткий отдых и по возможности перебрасываясь с парнем обрывками фраз, он прошел треть пути, когда в очередной раз остановился.

– Подыхать рано, – проговорил Тархельгас, говоря уже больше с собой, чем с ним, – поселение близко.

Он только успел подойти к Балесу, как вдруг услышал шорох меж деревьев. Не с вырубок. Со стороны леса.

Охотник уже было развернулся, вытащив меч наполовину, когда увидел Таги, медленно идущую сквозь деревья и снег.

– Если бы не твоя польза, подумал бы, что ты мое проклятье.

Тархельгас убрал клинок, пойдя к лошади навстречу. Она как раз вышла на вырубки.

Так охотник заметил, что ноги лошади от копыт до колен вымазаны кровью. Ее было немного – снег почти не оставил следов, а вот алые шлейфы на морде уже успели засохнуть.

Ран на теле он не заметил. Значит, Таги кого-то добротно приложила. Возможно, убила.

– Вижу, ты смогла постоять за себя. – Он подошел к сумкам, доставая еще одну небольшую флягу со спиртом, чистую ткань и мазь, за которую торговец заломил металла как за четыре отрубленные головы. – Нам тоже оказали теплый прием. Кому-то – больше положенного. – Кивок в сторону парня.

Лучшим вариантом было как можно скорее добраться до поселения, но охотник знал, как критичны в таких случаях могут быть первые часы. Он не собирался позволить духу котлов решать судьбу парня.

– Что ты видишь? – Тархельгас задал весьма странный вопрос.

– Снег, – не сразу ответил Балес. Охотник стянул плащ. Срезал грязные тряпки. – Небо. Лик Матери. Деревья.

Он дал ему немного выпить.

– Холодно, – голос почти поник.

Раны казались чистыми, насколько мог судить Тархельгас при тусклом свете Луна. И все же тот еще раз промыл их, а потом стал наносить масло из листьев дерева, которое росло далеко на юге, за пределами владений Высших. Оно помогало. Почти всегда. Убивало всякую дрань и ускоряло заживление тканей. Так Балес продержится, пока им не займется лекарь.

У Тархельгаса был еще припасен порошок, полученный из плесени, но гарантировать, что тот сработает, он не мог. Если ему не удастся предотвратить заражение, парню не выжить.

Охотник перетянул раны. Укрыл Балеса всем, что нашел в седельных сумках, и стал привязывать носилки к лошади, когда Таги, заржав, мотнула головой. Она была обеспокоена, а Тархельгас научился верить ее чутью.

Первое, о чем он подумал, был второй гниющий, но те редко сбивались в группы, предпочитая обособленность, и держались подальше даже от себе подобных. Лишь их атаки на крепость Воющего Ущелья носили массовый характер.

Таги стала топтаться на месте, после чего до Тархельгаса донеслись первые звуки приближающейся опасности.

Нет. Это был не гниющий или костяник. Гораздо хуже.

По вырубкам к охотнику приближались люди. Десятка два или три, не больше. Каждый третий – с факелом. Среди них были и лесорубы, и простые жители. Все без разбору.

В первых рядах охотник заметил и лошадь Балеса.

– Мы слышали крик, – бросил кто-то из толпы.

– Вы убили зверя.

– И теперь должны заплатить за его смерть.

Тархельгасу был знаком культ зверя, которому негласно следовали если не все местные, то большинство. Именно поэтому он до последнего не хотел вступать в бой с костяником.

– Нужно привлечь нового зверя…

– Который будет отгонять других.

– Да! – криками поддерживали друг друга местные жители.

Охотник отметил про себя, что с ним разговаривало только трое немытых волосатых мужиков с массивными топорами в руках. Определенно лесорубы.

– Вы уже взяли, что вам причитается, – Тархельгас кивком указал в сторону лошади Балеса. Пытаться вернуть ее обратно было глупо.

– Этого мало.

– Достаточно, – спокойно и твердо ответил охотник, без лишних слов обнажив меч. Свою позицию он обозначил предельно четко.

– Ты один.

– Но четверых из вас забрать успею. – Он перекинул щит со спины, пристраивая его на левом предплечье, что ужасно ныло после схватки в лесу.

Тархельгас пытался сделать это обыденно. Так, будто был уверен, что сам перебьет всех мужчин и женщин, пришедших на вырубки. Словно резня, которая могла произойти, лишь небольшое осложнение в рутине его пути.

И это подействовало, хоть и не в достаточной степени.

– А я – пятого.

Опираясь на Таги, сжимая в руке кинжал своей касты, с носилок поднялся Балес. Пусть он был ранен и выглядел ослабленным, но он скорее походил на злобного духа гор, что спускается в котел в самые жуткие метели за человеческой плотью.

На фоне потрепанного охотника, с лицом наполовину в крови из-за рассеченной брови, смотрелся он достаточно устрашающе, учитывая ситуацию и то, через что им пришлось пройти.

– Никто из вас не встал на защиту соседей, когда тех вешали и потрошили, однако нашли в себе храбрости угрожать нам?

Прозвучавшие слова подействовали не хуже угроз, сказанных охотником. Кто-то из жителей стал прятать глаза. В свете факелов это было видно особенно четко.

Однако совесть мучила далеко не всех.

– Вы убили нашего зверя.

– Защитника. Того, кого мы знали.

– И остается лишь надеяться, что нам повезет с новым порождением котла.

– Отдайте вторую лошадь.

– Заплатите за беды, что теперь обрушатся на нас.

Толпа заметно оживилась.

– Сделайте хотя бы шаг, – предупредил Тархельгас, – и я заберу то немногое, что вы уже имеете.

Охотник встряхнул щитом, с трудом проигнорировав боль, и сам двинулся вперед.

– Оставьте лошадь себе. Одну и только одну. Иначе после меня будет столько трупов, что все создания котлов стянутся к вам. Оставьте лошадь и надейтесь, что привлечете еще одного гниющего. Тогда вам повезет. Или же запах паленой конины приманит волколака, который в кровавый лун перегрызет половину поселения. Будущее покажет. Но сейчас я спрошу: кто из вас готов рискнуть неизвестно чем и уверен, что не станет одним из пяти?

Он остановился.

Может, среди трех десятков поселенцев из Лихих Каида и были желающие испытать удачу, отобрать пожитки и завладеть лошадью незнакомца, но никто не хотел стать первым.

– Давайте! Нет желания стоять и мерзнуть здесь, пока нас не засыплет снегом, – охотник ударил мечом по щиту, сделав еще шаг им навстречу. – Ну же!

Первые ряды невольно отстранились. Попятились назад. Кто-то жался друг к другу. Три десятка страшились одного.

– Расходитесь, – Тархельгас отмахнулся от толпы, уже не сомневаясь, что у них не хватит духа, – расходитесь и выживайте дальше, покуда сможете.

Факелы с задних рядов отделились от общей массы, уходя в сторону деревни. Сперва их было несколько, но постепенно становилось больше, пока и зачинщики не повернулись спиной к охотнику, уводя за собой единственную лошадь.

На заснеженной вырубке вновь стало темно. Даже лун – и тот почти скрылся за облаками.

Лишь многим позже Тархельгас убрал меч и, скрепя зубами, снял щит. Предплечье просто полыхало.

– Полезай на носилки, пока не свалился замертво, – проговорил охотник, проходя мимо Балеса. – Местные еще могут одуматься.

8

Изначальный план Тархельгаса заключался в том, чтобы добраться до пристанища, и тот дошел, дотащив Джувенила. Вот только парню не стало лучше, как казалось поначалу. Его бросало то в жар, то в холод, сердце билось с неестественной быстротой. Парня рвало, и от него несло трупным смрадом.

Несмотря на все старания, у Балеса пошло заражение крови. Причина стала понятна, едва Тархельгас запалил все факелы, что нашел в пристанище, и тщательно осмотрел раны. В одной из них, кроме образовавшегося гнойника, он обнаружил осколок порченого когтя костяника.

Тархельгас с большим трудом удалил его и вырезал весь гной, после чего зашил парня. Несмотря на слабость, тот бился в агонии боли. Сопротивлялся, всячески мешаясь. Вновь открылась рана на плече. Охотнику ничего не оставалось, как использовать самый надежный способ. Прямой удар в лицо вырубал Балеса на какое-то время, прежде чем тот вновь приходил в себя.

Однако уже на третий раз Тархельгас подумал, что скорее парня убьет он, чем яд костяника. Лицо заплыло синяками.

К счастью, больше этого не потребовалось.

Охотник использовал весь белый порошок, полученный из плесени, засыпав гнойные раны, не надеясь, что он подействует. Так же вышло с маслом из стебля южных стран, банка которого опустела слишком быстро.

Потом, прокипятив тряпки, пропитавшиеся кровью, он перевязал парня.

Так прошел их первый лик в пристанище.

Балесу вроде стало лучше. А когда лун взошел второй раз, лихорадка вернулась. Позже появился гной.

Джувенил был обречен.

Верным решением оставалось бросить его, однако Тархельгас, следуя зову голосов, собирался если не спасти его, то пробыть до самого конца. Тогда-то именно они напомнили, что охотнику известен еще один способ. Невозможный для понимания жителями столицы и местных, однако дававший призрачный шанс.

Или смерть куда жуткую, чем обещало подарить ему гниение заживо.

Тархельгас вновь перебрал седельные сумки в поисках лекарств и мазей. Дважды. Будто это могло что-то изменить. Ведь иначе он обрекал парня на бесконечно долгие муки ломающихся от натуги мышц костей, полное беспамятство и крохи прежнего сознания, если организм отвергнет лечение.

С другой стороны, охотник мог в любой момент прикончить Балеса, когда печальный исход станет очевиден.

И Тархельгас решился.

Как ни странно, все необходимые компоненты были вокруг. Да и нужно не так много. Лишь вода из намоленного снега, кровь живого создания, которое родилось и выросло в котлах, да огонь. Три простых компонента.

Тархельгас растопил миску снега, пустил кровь Таги, благо за столько кровавых пар с ним она и не вздумала сопротивляться, а после смешал все, оставив котелок остывать. В воздух поднимался едва заметный пар, когда охотник присел рядом и начал проговаривать давно заученные слова.

Именно тогда Джувенил пришел в сознание.

Он видел охотника, склонившегося у огня. Хотя парень не был точно уверен. Возможно, это было какое-то существо, больше напоминавшее тень с черными изогнутыми клинками, торчавшими из спины лезвиями наружу. Оно говорило на непонятном языке, а низкий голос напоминал хор мертвецов. Словно речь одного и тысячи одновременно.

Парень не знал, кто это, но, может, именно так выглядел дух котлов?

А потом он вновь увидел охотника, повторяющего слова о лунах и крови, смерти и жизни, тлене и вечности.

И вот Тархельгас поднялся, взяв с собой котелок. Направился к Балесу.

Охотник знал, что тот в сознании, но едва он присел рядом, парень стал отбиваться от него, почти кричал, сопротивлялся. Тот снова на какой-то миг увидел жуткую тень с пылающими глазами и ртом, полным раскаленных углей.

Он не собирался принимать варево из его рук.

Тархельгасу пришлось приложить усилие и потратить время, чтобы парень смог хоть ненадолго мыслить адекватно. Выглядел он отвратно. Лишь немного лучше недельного мертвеца.

– Тебе придется это выпить, или я волью все сам.

У Джувенила не осталось сил сопротивляться. К тому же он вновь видел перед собой человека. Не духа.

– Что это?

– Оно остановит заражение.

– Или? – Балес отчего-то не сомневался, что было то, о чем Тархельгас умолчал.

– Или оставит тебя калекой, прежде проведя через тропу чудовищных мук.

– Но мне лучше, – слабая попытка возразить и подняться. Все тщетно.

– Сначала часть симптомов накатывает волнами. Особенно после моих попыток спасти тебя. Чувствуешь ноги?

Парень не ответил. В глазах на мгновенье застыл испуг.

– Я слышал, вы молились.

– Всего лишь слова.

– Безликие жрецы считали, что слова наполнены силой, дарованной богами.

– Хорошо бы, чтобы так оно и было.

Тархельгас вложил ему в руки остывающий котелок, но тот не спешил пить.

– Почему вы не дали мне умереть?

– Ты не должен расплачиваться ни за грехи отца, ни за ложь кодекса каст.

Но в этом ли была причина? Или просто голоса не могли позволить Балесу умереть, заставляя сделать все, чтобы он выжил?

Охотник подумал, что парня устроил ответ, потому как тот поднял котелок, сделав три больших глотка. На деле Джувенил вновь увидел тень и попытался от нее избавиться, надеясь, что напиток поможет.

– Теперь, пожалуй, самое время для вашей истории. Я ведь выжил.

– Напомнить, кто тебя вытащил?

– И все же я жив.

Иронично слышать подобное от человека, чье лицо заплыло синяками, ноги отказали, а сам он сгнивал заживо.

– Надолго ли?

Балес еще раз приложился к мерзкому солоноватому вареву, прежде чем ответить.

– Может быть, на час или чуть больше, – он наконец допил все до последней капли, – но я предпочту, чтобы вы говорили все это время. Умирать в тишине нет особого желания.

Тархельгас не понимал, откуда в парне столько силы и стойкости. В бою с костяником или даже при виде тех же трупов тот метался по всему лесу, а сейчас, когда у него все шансы умереть, он так спокойно принимал происходящее.

Охотник не мог больше ничего сделать для Джувенила. Лишь выказать уважение его храбрости. Поэтому и начал говорить. Сначала мало. Лишь обрывками фраз, словно с непривычки. Дальше пошло легче. Он рассказывал все, не прячась за удобной ложью о том, что те события давно затерялись в прошлом. Он не врал из уважения и потому как знал, что Джувенил из касты Балес, скорее всего, не доживет до утра.