В Льеже, в соответствии с составленными заранее планами, мы встретились с графом Абердином². Он тоже решил отправиться в путешествие на байдарке и построил для этого лодку на фут длиннее и на два дюйма уже, чем «Роб Рой». Сделана она была из пихты, менее прочной по сравнению с дубом.

Потихоньку спустив наши лодки на реку, вскоре мы оставили Льеж вдалеке и бросили вызов палящему солнцу. Компания из двух путешественников, каждый из которых был совершенно свободен в своей лодке, была очень приятной. Иногда мы плыли под парусами, затем гребли милю или две, иногда объединяли свои усилия, чтобы перетащить лодки через плотину, или для разнообразия вели их за собой, идя по берегу.³

Каждый выбирал берег, который ему больше нравился, и мы шествовали по обеим сторонам реки, переговариваясь через водную гладь. Встречавшиеся на берегах степенные местные жители сильно удивлялись странным ораторам, особенно если один из нас был скрыт кустами или камышом.

Бывало, что разговор переходил в не слишком благозвучное, но энергичное хоровое пение. Вообще-то мы, британцы, люди скромные и стеснительные, но уж если решим, что вырвались на свободу…

В августовский полдень солнце быстро лишит вас свежих сил; вот и мы решили остановиться в одной из деревень, чтобы запастись хлебом и вином.

Когда я снова сел в лодку, внимание привлек пронзительный жалобный крик с реки. Кричал маленький мальчик, который каким-то образом упал в воду, видимо с идущей мимо большой баржи, и теперь делал попытки за нее уцепиться. Естественно, я бросился его спасать и так разогнал лодку, что ее нос поддал несчастному сорванцу и зацепил за рубашку, да так удачно, что когда он вскрикнул и вырвался, то вцепился в свою баржу и полез на борт. Таким образом, помощь, хоть и грубая, подоспела вовремя.

На большинстве бельгийских, немецких и французских рек встречаются превосходные плавучие купальни – очевидное удобство, которого нет ни на одной реке в Британии, хотя летом у нас столько же купальщиков, сколько здесь.

Состоят эти купальни из деревянного каркаса футов 100 длиной, закрепленного в русле на цепях, и натянутого внизу на прочных рамах искусственного дна из железной сетки, которое на одном конце мельче, а на другом глубже. Вода свободно протекает через все сооружение, а купальщика течение не унесет. По сторонам вокруг сделаны кабинки, лесенки и доски для прыгунов с разной степенью умения.

Юноши и мальчишки на Рейне хорошо плавают, а многие и ныряют. Иногда встречается и дамская купальня аналогичной конструкции, из которой доносится весьма живой шум находящихся в веселом настроении прекрасных купальщиц.

Из расположенных у реки летних военных лагерей регулярно водят купаться солдат; однажды мы проплыли мимо большого лагеря молодых рекрутов. Пока одни купались, другие тренировались в стрельбе по мишеням.

Мы видели три картонные мишени на деревянных стойках. Рядом с ними сидел защищенный толстым щитом наблюдатель, который мог видеть результат стрельбы по всем мишеням. Стреляли по три человека, каждый в свою мишень. Пули пробивали картон, оставляя четкие отверстие, и зарывались в землю позади. У нас ставят железные мишени, и пули разлетаются осколками во все стороны, представляя большую опасность для наблюдателя и всех вокруг.

Когда все трое выстрелили, раздался сигнал, и стрельба прекратилась. Наблюдатель показал следы пуль на каждой мишени, залатал дыры, вернулся в свое укрытие, и стрельба возобновилась. Такой способ тренировки намного лучше того, что используется на наших стрельбищах.

Однажды за поворотом показалось целое стадо коров, плотной колонной переплывавшее реку. Я заплыл прямо в середину стада, чтобы посмотреть, как они примут незнакомца.

На Ниле утром и ночью можно видеть черных волов, плывущих по течению, что напоминает библейскую историю о сне фараона. Помню, в детстве рассказ о выходящих из реки коровах приводил меня в замешательство, пока старшие не объяснили его смысл, в котором нет ничего абсурдного. Библия – книга, которая несет свет, но и на нее бывает нужно пролить свет, чтобы увидеть скрытые истины.

В то утро мы задержались с отплытием, поэтому сумерки сгустились прежде, чем достигли намеченного места отдыха. Это был голландский город Маастрихт, по старинке считающийся одним из самых укрепленных городов в Европе. Да, век назад эти высокие стены были неприступны, но тогда не было пушек Армстронга-Уитворта.

Приближаясь к городу уже ночью, мы видели, что река хороша и течет быстро – и все! Никаких огней. Выйдя из-за деревьев, мы оказались посреди города, но где же дома? Не видно ни окон, ни светильников, ни даже свечи. Реку окружали высокие каменные набережные, и мы не могли найти ни ворот, ни гавани, хотя один из нас внимательно осматривал правую сторону, а другой осторожно пробирался по левой стороне этого столь странного места.

Ни торговли, ни лодок – только канал среди старой полуразрушенной крепости с негостеприимными глухими кирпичными стенами вокруг. Вскоре мы подошли к мосту, нависшему в темноте над головой, и тут наше прибытие было встречено градом безжалостно стучавших по хрупким лодкам камней, которые швыряли несколько парней-голландцев.

Повернув назад вверх по течению и получше осмотревшись, мы нашли место, где можно было уцепиться за стену, которая здесь была разрушена и немного наклонена из-за обломков. Ничего не оставалось делать, как тащить лодки целиком через эту «фортификацию» и нести их в сонный город.

Появился охранник городской таможни. Свет его фонаря упал на двух худых мужчин в сером, несших, как ему наверное показалось, пару длинных гробов. К счастью, он оказался человеком благоразумным: хоть и удивился, но повел нас по темным пустынным улицам к отелю.

На следующий день наши байдарки поехали в телеге на железнодорожную станцию, где тоже произвели впечатление. Как мы ни доказывали, что байдарки должны ехать в качестве багажа, носильщики были непреклонны и отказывались нести их в багажный вагон. И вдруг произошла внезапная перемена: они бросились к нам, схватили брошенные лодки, побежали с ними к багажному вагону, втолкнули внутрь и захлопнули двери. Свисток, и поезд тронулся.

– Знаете ли вы, почему они уступили так внезапно? – спросил вошедший в вагон вместе с нами голландец, который мог говорить по-английски. Конечно, мы не имели понятия.

– Потому что я сказал им, что один из вас сын премьер-министра, а другой – сын лорда Рассела!

В Ахене нужно было сделать пересадку на Кельн, и тут после упорной борьбы нам едва не пришлось сдать лодки на товарный поезд, который «может быть, пойдет завтра». Багажный суперинтендант ухватился за наши лодки как за собственный приз, но упивался своей властью слишком громко: пришел начальник перевозок, выслушал и спокойно заказал специальный крытый вагон, даже не потребовав добавочной платы.⁴

Желая после дороги побыть в тишине, мы отправились в Бель-Вю в Дейце, что напротив Кельна, но там устроило свое празднество Певческое общество – пели и выпивали они вовсю, просто неимоверно.

На следующий день, в воскресенье, в этом же тихом Дейце проходил Schutzen Fest, стрелковый фестиваль. Самого меткого стрелка возили в открытой карете с вместе женой, надев на них латунные короны. Они по-королевски кланялись кричащей толпе, а вокруг то и дело сверкали фейерверки и ракеты.

В Кельне лорд А. отправился за билетами на пароход, а лодки погрузили в ручную тележку, которую я толкал сзади, а еще один человек тянул спереди. По пути к реке к нам привязался бродяга, который требовал, чтобы его взяли носильщиком. Разъяренный отказом, он схватил большой камень и с угрожающим видом побежал за телегой. Я не мог оторвать рук от лодок, хоть и боялся, что он повредит их, если швырнет камень. Мы бежали с телегой рысью, как лошади, и мне пришлось таким же манером лягаться, отбиваясь от бродяги. Кто-то видел эту сцену, и вскоре бродяга появился перед нами снова, на этот раз задержанный полицейским. Теперь он дрожал от страха еще больше, чем раньше от злости. Я не стал предъявлять ему официальное обвинение, хотя полицейский и настаивал, сказав: «Путешественники здесь священны».

Упоминаю этот случай потому, что он был единственным за все путешествие, когда пришлось столкнуться со столь невежливым обращением.

На пароходе мы доставили наши лодки в Бинген, в котором Рейн расширялся. Здесь хорошие пейзажи, и мы провели на реке активный день, плывя под парусами на приятном ветерке, высаживаясь на острова, качаясь на волнах от пароходов. По сути, это было прекрасное сочетание плавания на яхте, пикника и лодочной гонки.

День прошел отлично, хотя была и поломка. В один из внезапных шквалов лодка в самый неподходящий момент ткнулась в берег, и бамбуковая мачта не выдержала. Нелепый вид упавшего за борт паруса подобен вывернутому наизнанку зонтику. Но ничего страшного, я взял для мачты более прочный бамбук, а из сломанной сделал гик.

Лорд Абердин поехал на поезде, чтобы осмотреть реку Наэ, его сведения были неутешительны. Я поплыл от ее устья вверх по течению; воды в реке было мало.

Потребовалось немного времени и доводов, чтобы бросить эту затею. Я глубоко уважаю универсальный принцип тяготения и полагаю, что при гребле хорошо действовать с ним заодно. Против течения хорошо работает сила пара, лошадей, в крайнем случае нанятых работников.

Моего товарища поджимало время, он спешил вернуться в Англию, поэтому мы отправились в Майнц, а оттуда по железной дороге в Ашаффенбург на Майне. Байдарки снова отправились в путь в роскошной обстановке отдельного вагона, но вместо философски настроенного начальника перевозок в Ахене, который отправил их безвозмездно, здешний начальник, суетливый низенький человечек, взял с нас плату, и, по-моему, при этом еще и обсчитал.

Попутчик на железной дороге весьма заинтересовался нашей экскурсией; и мы некоторое время обсуждали с ним различные аспекты водного туризма, прежде чем обнаружили, что он был уверен, что мы путешествуем с двумя маленькими пушками, ошибочно приняв слово canôts (лодки, фр.) за canons (пушки).

Расспросив нас об их длине и весе, он спокойно выслушал, что наши «пушки» имеют пятнадцать футов длины и весят всего по восемьдесят фунтов, и что мы берем их только ради удовольствия. Если бы он услышал, что мы взяли с собой двух домашних верблюдопардов, то, вероятно, тоже не удивился бы.

В Ашаффенбурге мы зашли в трактир, где другие гости позабавили нас почтительным любопытством. Их весьма озадачили наши одинаковые костюмы из серой фланели, похожие на некую форму. Недоумение местных жителей по поводу костюма и вопросы, откуда, почему и куда, были повседневным явлением и в течение следующих месяцев.

Легкий ветерок позволил нам выйти на Майн под парусами, хотя мы и потеряли много времени, заставляя наши байдарки делать вид, что они – парусные яхты. В общем, я склоняюсь к тому, что если и стоит использовать на реке парус, то только при попутном ветре.

Сплавляться по Майну легко, но река не особенно живописна. В конце концов, когда пошел сильный дождь, мы решили, что настало подходящее время для обеда. Мы укрылись в какой-то унылой беседке, пристроенной к гостинице, где нам смогли предложить лишь кисловатый черный хлеб и сырое сало. Ветер, сырые плащи и барабанящий дождь, неважная еда и такое же настроение. Пожалуй, это единственный раз, когда я так себя чувствовал, так как трудностей в этом замечательном путешествии было мало.

Скоро погода снова улучшилась и проводить время на реке стало удовольствием. Нас позабавили дикие утки, весьма нахальные в своей фамильярности, и бродившие вокруг цапли, при приближении наших лодок принимавшие вид оскорбленной невинности.

Мы решили поохотиться. Мой друг достал револьвер, а я действовал как охотничий пес, пробираясь по другой стороне реки и показывая веслом, где сидит дичь. Мы старались изо всех сил; лорд А. долго полз к хитрой птице, но, хоть он и показал себя на Уимблдоне одним из лучших стрелков в мире, было, очевидно, что нелегко подстрелить цаплю из маленького карманного револьвера.

Вечерело, и даже довольно скучная река становилась прекрасной. Для вечернего купания нам попался тихий берег с чистым желтым песком, на котором приятно было отдохнуть, устав от плавания. На ночь мы остановились в Ханау.

Плавание следующего дня по извивам Майна не запомнилось, но было приятным. У большого замка мы заметили на реке лодку явно английского вида. Пока мы ее осматривали, подошедший человек сказал, что судно принадлежит принцу Уэльскому, «и сейчас он смотрит на вас с балкона». Это был замок герцогини Кембриджской в Румпенхейме. Вскоре на пароме через реку переправилась карета с четверкой лошадей, в которой принц и принцесса Уэльские отправились по берегу реки. А мы в это время энергично гребли против сильного западного ветра, пока не добрались до Франкфурта, где наши мокрые куртки вскоре были высушены в Russie, одном из лучших отелей Европы.

На следующий день франкфуртские лодочники были очень заинтересованы, увидев, как легко плывут по реке наши лодки, то скользя вместе с ветром, невзирая на встречный поток, то разворачиваясь на мелководье, где трава едва покрыта водой.

Однажды мы попробовали сесть в мою лодку вдвоем, и она отлично выдержала дополнительный вес, но места для работы веслами вдвоем недостаточно. Пожалуй, для одного человека лодку можно было сделать и поменьше.

В воскресенье королевские особы были на службе в английской церкви Франкфурта, придя на нее без всякого шума. Это вызывает куда большее уважение, чем пышное торжество. Покинули они церковь так же скромно, вместе с остальными прихожанами. В простоте и есть истинное величие.

На следующий день мой деятельный и приятный компаньон должен был покинуть меня, чтобы вернуться в Англию. Не удовлетворившись двухнедельной стрелковой практикой в Уимблдоне, где благодаря его мастерству был завоеван приз года, он собирался отправиться на болота и в чащобы для более смертоносной охотничьей забавы; кроме того, более важные дела требовали его присутствия дома.

Он плыл по Рейну до Кёльна и по пути несколько раз совершил настоящий трюк, прицепляясь к идущему полным ходом пароходу.

А мы с «Роб Роем» тем временем отправились по железной дороге во Фрайбург, откуда должно было начаться новое путешествие по неизвестным краям.