Сара и Чарльз застыли жертвами тех самых симптомов, о чем они лишь смутно подозревали, и одна готова была это признать, а второй пока отрицал, хотя был не в состоянии развернуться и уйти
глазах, устремленных на ее спасителя, плясали огни. Чарльз поспешно убрал руку, но она, не дав ему опомниться, тут же ее схватила и поднесла к губам. А
повернулась с таким выражением лица, будто ее обманывают, но сразу поняла, что нет. А он в свою очередь понял, что она не обманывает, когда сказала: – Я не хотела доставить столько хлопот
испытал неистребимое желание ее защитить. Порыв был такой силы, что он резко отвел взгляд в шоке от того, что выдвинутые доктором обвинения подтвердились: его так и подмывало опуститься перед ней на колени и утешить… и не просто утешить… темнота и уединение, не говоря уже о позе лежащей, скорее навевали мысли о спальне. Сердце у него билось так, словно он пробежал милю. Тигром был он, а не она.
личная горечь, поскольку Чарльз чувствовал себя во всех отношениях отлученным. Врата закрылись перед носом, рай потерян. И тут опять же Чарльз был похож на Сару – он мог стоять в этом Эдеме и не испытывать никакой радости, лишь завидовать крапивнику, поющему в экстазе
его угрюмое состояние (и развивающееся в нем подозрение, о чем я умолчал, что принятое им решение было скорее продиктовано страхами воришки, укравшего очередную овцу, чем благородными движениями совести) лишь усугубилось по контрасту: от быстрой ходьбы