Как бы сильно мне ни нравился Джек, когда я встречаюсь с ним вживую, все мои чувства кричат: «Прячься!» Но протестовать уже слишком поздно. Он направляется к нам, неотрывно глядя на меня. Мне остается только надеяться, что у меня не слишком остекленевший взгляд и что я не краснею слишком сильно. Еще большее избегание правды.

Готова поклясться, что, приблизившись к нам, он с быстротой молнии окидывает меня оценивающим взглядом с головы до ног. Имеет право – потому что я точно так же смотрю на него, разглядывая его слегка промокшие светлые волосы, синие-синие глаза и тело пловца. Он капитан мужской команды по баттерфляю.

Черты его лица смягчаются, когда он медленно улыбается.

– Эйслин, ты пришла.

– Ага, – глубокий вдох, чтобы вытолкнуть слова изо рта. – Эви меня заставила.

– Я на это надеялся.

– Гм, ага, – я подавляю пивную отрыжку. Почему все это так сложно? Наши с Джеком онлайн-беседы сойдут за интересные, и мы отправили друг другу несчетное количество писем насчет публикаций во «Всякой мороси». Но сейчас без разницы, насколько сильно я пытаюсь заставить свои сердце и дыхание замедлится, колени – не дрожать, а ум – сфокусироваться. Мое тело сопротивляется этому изо всех сил.

Я говорю:

– Ну, мои поздравления с удачей в научном конкурсе.

– Я был уверен, что ты победишь. Твои работы всегда были на голову выше всех наших, – он одергивает свою рубашку. – Тут до невозможности жарко.

Я удерживаюсь от искушения сказать ему, кто или что выглядит до невозможности жарко, и, двигаясь как робот, показываю на стеклянную дверь.

– Хорошая идея, – он открывает ее, впуская вечерний ветерок.

Ах, как он приятно обдувает мое горящее лицо. Несколько минут свежего воздуха, и я смогу успокоиться достаточно, чтобы не упасть в обморок и не стошнить. Если мне очень повезет.

Я чувствую чью-то руку на спине. Эбби говорит:

– Время действовать быстро, – и толкает меня.

Спотыкаясь, я выхожу наружу вслед за Джеком. Около двадцати парней тусуются во дворе, но Джеку удается найти пару шезлонгов. Большое облегчение – наконец-то я могу дать отдых ногам, в надежность которых я все равно больше не верю. Следующая часть тела в списке желающих подвести меня – мой живот, который мелко дрожит от мысли, что я оказалась здесь вместе с тем человеком, о котором всегда… – ну то есть с Джеком. Я глубоко вдыхаю. Боже, я хочу расплакаться. Просто сдаться и выпустить на волю свою тревогу в бурном потоке слез. И никто никогда больше не будет ждать от меня, что я решусь на экспозиционную терапию.

Он показывает на мой стакан.

– Что там?

Я заглядываю внутрь, будто не знаю.

– Хм, пиво. Там бочонок на кухне. – У меня заплетается язык. Отлично, мне наконец удалось выговорить аж два полных предложения, и я выгляжу как пьяная.

Он пожимает плечами.

– Может, позже.

Таким парням, как он, не нужна эта пивная смелость, из-за этого я чувствую себя еще большим ничтожеством. Стой, стой, подумай о чем-нибудь еще, что мог бы сказать нормальный человек. Я спрашиваю:

– Так что, со следующей недели ты работаешь на радиостанции?

Он добился стажировки, которая будет отлично смотреться, когда он будет подавать документы в колледж – вместе с десятками других достижений.

– Ага, и «Бесплатная еда – детям» собираются прийти на интервью в мой первый день.

Я качаю головой.

– Я и представить не могу, чтобы я занялась чем-то настолько… публичным.

Джек пожимает своими гладкими мускулистыми плечами, так что они образуют широкую букву «V», направленную вниз.

– Но работа этого требует.

– И все-таки, тебе всегда придется быть на виду… – О нет, по моему лицу стекает капля пота. Возможно, это первая капля в цунами убожества, которое может накрыть меня в любой момент.

Он усмехается.

– Ты так говоришь об этом, будто это все равно что слоновий навоз лопатами убирать.

Ох, теперь он думает, что я оскорбляю его станцию.

– Нет-нет, они великолепны. Как и ты. Ты всегда великолепен.

Я быстро моргаю и касаюсь ладонью головы, чтобы сфокусировать взгляд и стереть еще одну каплю, которая катится по виску.

Джек наклоняет голову на бок и смотрит на меня тем взглядом, который он использует так часто – и который заставляет меня чувствовать себя до невозможности видимой. Обычно он вызывает у меня смесь возбуждения и ужаса, но этим вечером я бы предпочла быть как можно более невидимой.

– Принести тебе что-нибудь? – спрашивает он.

– Нет, я в порядке. Просто немного голова кружится. Не привыкла пить столько пива. – Я встаю и наклоняюсь к кустам, чтобы вылить туда все, что осталось в моем стакане, но вместо этого спотыкаюсь и проливаю пиво ему на ноги.

– Боже мой, извини, извини меня!

Он вскакивает на ноги.

– Я принесу тебе воды. Это поможет.

Он убегает в направлении кухни. В этот момент у меня в животе что-то екает и я чувствую подавляющее стремление сбежать от всех этих парней, которые, все как один, внезапно уставились в мою сторону. Я вспоминаю, что видела туалет где-то у входа. Так, если только мне удастся идти и не упасть. Я попытаюсь. Теперь, когда Джека нет рядом, я почти уверена, что смогу держаться на ногах. Я пробираюсь внутрь и проталкиваюсь через толпу к туалету. Но он заперт. Нет!

В ритме дыхания я повторяю про себя. Не блевать. Не падать в обморок. Бесконечно медленно тянутся секунды. Наверное, Джек уже вернулся с моей водой. Мне следует побежать к нему и сказать, что мне нужно пойти домой, что я плохо себя чувствую, и да, убедить его в этом, пожалуй, будет несложно. У меня сводит желудок. Нет, никуда не побегу.

Наконец, дверь туалета открывается и оттуда выскакивают Джессика и Калеб. Прошмыгнув мимо них, я захлопываю дверь и, прерывисто дыша, опираюсь на раковину, чтобы не упасть.

Руки трясутся, когда я вытираю лоб носовым платком. А потом я совершаю ошибку и смотрю в зеркало. Мои покрасневшие глаза блестят от боли, а рот открывается и закрывается как у рыбы. Я берусь рукой за подбородок, чтобы прекратить это, но моя челюсть будто сопротивляется. Я зажимаю рот руками, пытаясь удержать его закрытым, я больше не хочу вдыхать все это, вот это все, как бы безумно это ни звучало. От напряжения у меня выпучиваются глаза. Начинает кружиться голова. Может, это тот самый момент, когда я окончательно сломаюсь под грузом внутренней паники, которая накапливалась каждый день, с момента, когда моим первым сознательным переживанием оказался импульс страха, пронизавший мою грудь? Мое существование – постоянная борьба с окружающим миром. А теперь я оказалась на вечеринке, на вечеринке, и в моей крови явно слишком много алкоголя.

Я отпускаю свой подбородок и вцепляюсь обеими руками в края раковины. В этот момент слезы, слизь и рвота, которые я до сих пор сдерживала, решают вырваться наружу. И в этот же момент кто-то стучит в дверь.

– Подождите минутку, – задыхаясь, выдавливаю я.

Следующие пять минут я провожу всхлипывая и пытаясь вытереть лицо как можно лучше. Когда стук в дверь становится слишком настойчивым, я споласкиваю лицо, вытираюсь насухо и толкаю дверь вперед.

Девушка, которую я помню по урокам физкультуры в девятом классе, протискивается мимо меня.

– Вот дрянь.

Из-за ее враждебности я рискую заплакать снова. Сдерживая слезы, я иду к веранде.

Но Джека там нет. И нет нигде на заднем дворе. Я медленно поворачиваюсь, вглядываясь в темноту. Внезапно разражается ливень, и капли дождя взрываются, как ракеты, заставляя всех броситься в дом. Я присоединяюсь к этому стаду. Внутри я обследую набитую людьми гостиную, но Джека и там нет. Я зажимаю уши руками и-за гремящего техно, которое кто-то включил настолько громко, что оно отдается в стенах. Только добравшись до кухни, я замечаю его в дальнем углу, и он смеется, будто никогда в жизни раньше не слышал ничего настолько веселого. Рядом с ним хихикает Александра, редактор школьной газеты. Ее лицо, будто с обложки журнала, светится радостью, когда они, уединившись, наклоняются все ближе друг к другу.

Мое сердце словно падает в бесконечную пропасть. Разумеется, он с Александрой. Почему мне, отличнице, понадобилось так много времени, чтобы об этом догадаться? Они с Джеком отлично подходят друг другу. Оба серьезно занимаются писательством, оба по-настоящему красивы. Возможно, я завидую тому, как легко Александре дается уверенность в себе, но она ничуточки не похожа на кого-нибудь из этих подлых девчонок. И из-за этого я чувствую себя еще хуже.

В этот момент шум и движение закручиваются вокруг меня, будто я нахожусь в центре водоворота, будто меня засасывает в черную дыру. Мое дыхание учащается и я чувствую, что меня мутит. Не беги, не беги. Я не обязана выглядеть блестяще, но я не должна позволить себе сбежать. Я обещала это себе, и я должна сдержать обещание.

Призрак истерики, настигшей меня в туалете, будоражит мой ум и снова просится наружу, соскучившись по завываниям и скрежету. Дрожа, я возвращаюсь в гостиную, и замечаю Эви, которая сидит на диване рядом с Рэйфом. Они поглощены разговором. Точнее она. А он сосредоточенно смотрит на ее грудь.

Кажется, ноги сами несут меня в направлении Эви. Я знаю, что должна остановиться. Смотри, как она счастлива. Но мне приходится выбирать между перспективой подчиниться своим ногами и разрывающим мою грудь на части желанием закричать на весь мир. Быть может, несколько минут в компании Эви успокоят меня.

Я робко подхожу к ней, ненавидя себя в тот момент, когда она заставляет себя улыбнуться, хотя я выгляжу жалко. Все ее тело и весь ее дух сосредоточены на Рэйфе, а я – помеха на пути. Я должна вернуться к девочкам из команды по плаванию, или в туалет, или на кухню. Нет, не на кухню. Я точно не должна быть здесь и лишать Эви прекрасного шанса. Но я чувствую всем своим существом, что могу потерять контроль в любой момент.

Не размышляя, я выпаливаю два коротких слова:

– «Капитан Кранч»^[4].

Когда я произношу их, меня накрывает волна чувства вины и ненависти к себе. Я отчаянно хочу взять их назад. Но если я останусь в этом доме еще хоть на секунду, я или взорвусь или схлопнусь под давлением, смотря что породит больше хаоса.

Плечи Эви ссутуливаются, и я чувствую себя, будто пинком опрокинула детскую коляску. Нерешительно моргнув, она спрашивает:

– Ты уверена?

О черт, как я могла это сделать? Пусть я балансирую на краю пропасти, но это не значит, что я должна испортить вечер и ей. С трудом заставляя себя смотреть ей в глаза, я бормочу:

– Если ты дашь мне ключи, я подожду в машине, пока ты не соберешься уходить. Никакой спешки. Правда.

Она кивает и передает мне ключи. Я выбегаю наружу, под дождь. Почему я не взяла куртку? Потому что я безнадежна. Мое сердце колотится, я бегу, сначала медленно, а потом все быстрее, обхватив себя руками. Дождь обрушивается на меня, но это больше меня не волнует.

Рыдания разрывают мою грудь, и я жалобно кричу в ночь. Вот оно. Я позволила себе сбежать. Наконец-то. Есть некая свобода в том, чтобы наконец сдаться, когда последние остатки сопротивления истощаются в борьбе с болезнью. В то же время, существует еще и риск задохнуться.

Я продолжаю бежать, мимо машины Эви, куда-то в сторону дома. Дождь пропитывает мою одежду и стекает по лицу вперемешку со слезами. Я понимаю, что не могу больше бежать, и перехожу на шаг, сгорбив плечи и тяжело дыша. Я теряю счет времени и не могу сказать, сколько я уже проплакала, но внезапно у меня за спиной тормозит машина. Первое, что приходит мне в голову, – что сейчас серийный убийца затащит меня в свой фургон и это будет достойным завершением ужасной ночи.

Но Эви высовывается из окна и кричит:

– Эйслин! Ты с ума сошла?

Я замираю, не говоря ни слова. Она никогда даже не намекала на то, что я сумасшедшая. А теперь она сделала это в присутствии Рэйфа, который сидит на водительском месте и сосредоточенно смотрит вперед.

Я вытираю лицо рукой.

– Я же сказала, что тебе не обязательно уходить.

– Я не собиралась бросать лучшую подругу грустить в машине. Но когда я пришла туда, тебя уже не было. А теперь забирайся к нам, и мы отвезем тебя домой.

Что мне остается делать? Я забираюсь внутрь и протягиваю Эви ключи, перегнувшись через сиденье.

– Извини.

– Мы еще успеваем вернуться. Не проблема.

Мое сердце сжимается в тот момент, когда я понимаю, что ее «мы» подразумевает Рэйфа, а не меня. Мне не нужно возвращаться на вечеринку, и это большое облегчение, но эта внезапная смена приоритетов неприятно поражает меня. К счастью, она не заставляет меня объяснять все в деталях. Спасибо хоть за это проявление благосклонности.

Подъехав к дому, она убеждает меня, что все будет нормально, – так, как убеждали бы безнадежно больного. Я иду к переднему крыльцу. Легкое опьянение, которое я чувствовала раньше, превратилось во всепоглощающую усталость. Я провожу рукой по волосам и промокаю лицо изнанкой своей рубашки. Потом я тихо открываю дверь.

Но мама уже почти уснула, сидя на диване, ее светлые волосы, на несколько оттенков темней моих, разметались по щеке, а ноутбук лежит у нее на коленях. Я подавляю вздох, когда вижу, что она просматривала вакансии в поисках подработки. Чтобы скомпенсировать деньги, которые я не выиграла, разумеется. Но сколько бы работы она ни нашла, в сутках не станет больше часов. Стал бы папа так же стремиться к успеху в своем дурацком фридайвинге, если бы знал, какой невыносимой жизнью я буду жить с мамой?

Дрожа, я осторожно накрываю мамины худые плечи вязаным пледом. Я найду какой-нибудь способ заплатить за колледж. Я обязана это сделать. Но меня тяготит осознание того факта, что сегодня вечером я поддалась своему желанию сбежать, и я сомневаюсь, что я смогу справиться хоть с чем-нибудь.

Со второго этажа доносится резкий кашель Сэмми, и он звучит не так, как обычно. Подобно любителю птиц, который научился распознавать каждую трель, мы с мамой всегда прислушиваемся, чтобы не пропустить инфекцию легких. Утром нужно будет измерить ему температуру. А сейчас лучше всего, чтобы он поспал, сколько сможет. И я тоже.

Забравшись под одеяло, я чувствую себя в безопасности в своей тихой комнате, словно укрывшись от урагана. Но в то же время я чувствую себя отрезанной от мира, мне будто чего-то не хватает.

Я засыпаю с чувством глубокой печали. Теперь, когда я единожды позволила себе сбежать, что помешает мне убегать от всего? У меня возникает дурное предчувствие, что мой страх перед миром все быстрее раскручивается по нисходящей спирали, проходя точку невозврата.

Крупный производитель лекарств

пытается запретить новый препарат

Харрисон Макитани, «Фармакология сегодня»

Компания «VidaLexor», один из лидеров в разработке новых лекарств, пытается заблокировать заявку на патент, которую подала компания «Nova Genetics». В ней идет речь о новом методе генной терапии, направленной на лечение мышечной дистрофии. Доктор Джофф Гордон, владелец и руководитель «Nova Genetics», заявляет: «К несчастью, противники наших инновационных лекарственных средств руководствуются стремлением к прибыли, а не желанием помочь пациентам. Сейчас в медицине происходит масштабная смена парадигмы. Можно задаться вопросом: почему мы заставляем пациента принимать лекарство в течение всей жизни, если можно исцелить его за один раз. Будущее за генной терапией».

Доктор Линда Галлеон, генеральный директор компании «VidaLexor», возражает: «Если по-настоящему заботиться о безопасности пациентов, то нужно требовать тщательного и продолжительного тестирования лекарств. Они могут оказаться более опасными, чем болезни, для борьбы с которыми их создают».