Джилл Джонсон
Адские колокола

Для Сью

Jill Johnson

HELL’S BELLS

By agreement with Pontas Literary & Film Agency

© Jill Johnson, 2024

© Чуракова О., перевод, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1

В университетском колледже Лондона есть кабинет, о существовании которого мало кто догадывается, потому что путь к нему лежит вниз по лестнице, которой почти никто не пользуется: вдоль по заброшенному коридору, через два пожарных выхода, которые заканчиваются вроде как тупиком. Шторы в кабинете задернуты наглухо и навечно, поэтому тут царит полумрак; впрочем, света достаточно, чтобы различить дубовый письменный стол, кожаное кресло, застекленный шкаф и полки, прогибающиеся под тяжестью папок, документов и справочников. На стене позади стола висит оправленное в рамку фото пожилого мужчины, который сидит в тенистом саду и читает захватанный экземпляр «Чумы» Камю. Мужчина облачен в твидовый костюм от «Харрис», на носу у него очки в стальной оправе, а на запястье поблескивают ролексы 50-х годов. Тщательно расчесанные волосы разделены на прямой пробор. Лицо у него доброе. Портрет прекрасно вписывается в интерьер – или интерьер подобран под стиль портрета.

За столом сидит и проверяет сочинения профессор Юстасия Амелия Роуз, глава кафедры токсикологи растений Университетского колледжа Лондона – то есть я. Уже девять месяцев прошло с момента, как я вышла из продлившегося целый год отпуска, но мне до сих приходится туго. Временами я страстно тоскую по одиночеству, которым наслаждалась весь этот год, и по возможности делать то, что мне по душе: заниматься научными исследованиями, позабыв о бессмысленном бюрократизме, крючкотворстве и назойливых пересудах. А потом эту спокойную полноту бытия у меня отняли. Не люблю распространяться о тогдашних трагических событиях, достаточно сказать, что в тот год я потеряла нечто ценное. Нечто незаменимое.

И все же я благодарна за возможность вернуться в стены университета, где рождаются идеи и вдохновение. Я даже постепенно набираюсь смелости общаться с коллегами, и хотя с преподаванием у меня теперь все обстоит иначе, нежели год назад, я получаю определенное удовольствие от работы с нынешним курсом (а это огромная толпа студентов). Мне сорок пять, и я осознаю, что университет дал мне второй шанс, позволив возобновить научную карьеру с того места, где она прервалась. Я осознаю, какая это огромная привилегия, и пусть только кто-нибудь или что-нибудь попробует снова встать на моем пути.

Я закончила проверять последнее сочинение, сняла очки, включила настольную лампу и отчаянно заморгала – таким ярким оказался ее свет в незаметно наступившей темноте. Теперь стало понятно, почему у меня от напряжения горят глаза и почему в здании царит полнейшая тишина. Я сверилась с ролексами на запястье, они показывали одиннадцать вечера. Тихонько присвистнув, я собрала пожитки и уложила их в сумку, но, прежде чем уйти, задержалась перед фотографией на стене – стекло отразило тот же твидовый костюм от «Харрис», те же очки в стальной оправе и короткие, аккуратно расчесанные на пробор волосы, что и у мужчины на фото. Я легонько постучала по стеклу рядом с его головой и сказала:

– Спокойной ночи, отец. Увидимся завтра.

Вступив в главный вестибюль университета, я заметила у выхода какого-то неприкаянного студента и сразу поняла, кто это – тот самый нетерпеливый аспирант, встречи с которым я избегала как могла последние несколько месяцев. У меня всегда было плохо с именами, так что со временем я разработала собственную методику: стала давать людям имена похожих на них растений. Этот молодчик заработал себе прозвище еще на последнем курсе. Я назвала его Борщевиком (на латыни Heracleum mantegazzianum), в честь высоченного раскидистого растения, в чьих листьях содержится фототоксичный сок, который при попадании на кожу вызывает фитодерматит, волдыри и в итоге может даже оставить шрамы. Борщевик заслужил свое прозвище не только благодаря невероятному росту, огромным лапищам и красному, покрытому сыпью, лицу, но и талантом раздражать меня до ощущения физической боли – по крайне мере, до мигрени он доводил меня уже не раз. Понятия не имела, кого он поджидает, но заподозрила, что именно меня, учитывая упорство, с которым он искал встречи, и тщательность, с которой я этих встреч избегала. Я тихонько застонала, нырнула за колонну и осторожно выглянула.

Обычно я старалась не задерживаться взглядом на его лице, но сегодня он выглядел как-то особенно странно. Это учитывая слишком короткие для его длинных ног штаны, куртку на несколько размеров меньше нужного, шерстяную шапку горчичного цвета, ужасно сочетавшуюся с покрытым пятнами лицом, и огромные наушники, в которых голова казалась неестественно маленькой. Я не могла сказать, в чем состоит эта новая странность, но что-то в его облике явно изменилось. Он мерил вестибюль нетерпеливыми шагами, и я, выждав момент, когда он повернулся ко мне спиной, развернулась на каблуках и двинулась было к служебному выходу.

Только вот отполированный пол вестибюля сыграл со мной дурную шутку, и скрип каблуков эхом разнесся по пустынному пространству. Через плечо я заметила, что Борщевик сдернул с головы наушники и развернулся в мою сторону.

– Проф?

Ясное дело, после того, как он меня заметил, не было смысла скрываться через служебный выход, поэтому я со всей возможной скоростью направилась к главным дверям. Бесполезно – с такой разницей в длине шага, как у нас, Борщевик догнал меня в мгновение ока.

– Есть время перекинуться парой слов?

Тонкий, неестественный звук, похожий на скрип ножа по тарелке, донесся из его наушников, и у меня от него аж зубы заныли, но я продолжала спешно шагать к дверям, не сбавляя скорости.

– Не сейчас, я и так опаздываю.

Понятное дело, я соврала.

– А куда вы идете?

– Мне нужно в лабораторию.

Еще одна ложь.

– Тогда я с вами.

– Не стоит. Мне нужно кое-что оттуда взять и убежать. Я опаздываю.

– Куда?

– Прошу прощения?

– Куда вы опаздываете?

Я замерла, растерявшись.

– Это не твое дело.

Будь у меня возможность поразмыслить логически, я бы не побежала вверх по пустой лестнице в глубину безлюдного здания в ситуации, когда мне в спину дышит подозрительный тип. Мне бы стоило выбежать наружу, в гущу людей, у которых можно попросить помощи. Но что-то в облике Борщевика сегодня тревожило меня и лишало ясности мысли.

Я добежала до этажа, где располагалась моя лаборатория, толкнула дверь и, запыхавшись от усилий, побежала по коридору. Вскоре уже оказалась у входа в лабораторию, но не успела вынуть из кармана шнурок с пропуском, как передо мной возник Борщевик. Он схватил меня за запястье огромной рукой и стиснул пальцы.

Мне было очень больно, но я не собиралась признаваться. Борщевик уже не раз позволял себе подобное, и не только в отношении меня: многие в университете жаловались на его агрессивное поведение. Научный руководитель много раз предупреждала Борщевика, что за подобные выходки его могут исключить из университета, и в конце концов отказалась от работы с ним.

– Отпусти мою руку, – потребовала я, но его хватка стала только сильнее.

– Проф, я с вами рехнусь. Вы не хотите со мной поговорить, не желаете слушать. Но мне не нужен доступ ко всей вашей коллекции, я отказался от этой идеи несколько месяцев назад. Мне всего-то нужно десять образцов. Десять черенков, и все.

Я громко вздохнула.

– Я уже не раз говорила тебе, что это невозможно.

Он пристально уставился на меня.

– А я не раз говорил вам, что об этом никто не узнает.

– Пусти меня! – повторила я более настойчиво.

– Ну ладно, ладно – восемь черенков. Мне придется переписать одну главу в диссертации, но восьми должно хватить.

Я закрыла глаза.

– В сотый раз повторяю – у меня нет растений, от которых ты можешь отрезать черенки, и ты сам прекрасно знаешь. Я твержу это не первый месяц. И не раз говорила, что тебе придется сменить тему диссертации. Вот и займись этим, придумай новую.

Борщевик глубоко вдохнул и заговорил, понизив голос, почти угрожающе:

– Вы – мой научный руководитель. Помогать мне – ваша обязанность.

– Но я не твой научный руководитель.

– Ну, неофициальный.

– Ничего подобного.

– Но вы единственная, кто может мне помочь! – рявкнул он, дернув мою руку вверх. – Вы единственный преподаватель в этом университете, кто имел дело с убийством с помощью растительного яда.

И тут мне бы стоило испугаться – дикого взгляда Борщевика, его непредсказуемости, – но вместо этого меня объял гнев, даже ярость от осознания того, что он всего лишь схватил меня одной своей огромной рукой и я стала совершенно беспомощной.

– Как уже много раз объясняла, я не могу тебе помочь и поэтому предлагаю перевестись в другой университет. – Я старалась говорить спокойно. – Имперский колледж и Королевский колледж предоставляют широкий круг специальностей, подай заявку в один из них.

– Я подавал, в прошлом году… меня не приняли.

– Тогда тебе стоит подумать о новой теме диссертации и податься на другой специалитет.

Я взглянула Борщевику в лицо – он явно ждал от меня другого ответа. Его выдающееся адамово яблоко ходило ходуном, ноздри раздувались, зубы скрежетали, он тяжело и часто дышал. И тут я поняла, что в нем изменилось, – он выглядел как готовый напасть дикий зверь.

Вдруг пискнул мой телефон. Свободной рукой я откинула клапан на сумке, и Борщевик стиснул мою руку снова.

– Не трогайте его.

Но я все равно вынула телефон.

– Я же сказала – опаздываю, меня ждут. И скорее всего уже волнуются.

Я нажала на экран, чтобы открыть сообщение: «Спокойной ночи, дорогая, сладких снов».

Телефон снова пискнул, и на экране появились три сердечка.

– Я сказал, не трогайте! – снова прорычал Борщевик, вздернув мою руку так, что я вскрикнула от боли. И уронила телефон.

Безо всякого предупреждения дверь лаборатории распахнулась, и мы, развернувшись, увидели на пороге мою ассистентку, Карлу. Я обрадовалась ее появлению, как никогда в жизни, и шумно выдохнула от облегчения. На долгий миг она замерла, вбирая взглядом меня, Борщевика и его лапу, сжимающую мое запястье, потом спокойно подтянула наверх овальную коробочку, свисавшую у нее с ремня сумки, и нажала кнопку посередине. Оглушающе-пронзительный вой сирены, заставивший меня присесть, наполнил коридор, Борщевик мгновенно отпустил мою руку и скрылся из виду, а я обхватила голову руками, зажмурила глаза и упала на колени. Карла тут же выключила сигнализацию, но ее эхо еще какое-то время металось у меня в черепной коробке.

– Простите, профессор, что не предупредила вас о сигнализации, – произнесла Карла, – но иначе не сработал бы эффект неожиданности.

Я открыла глаза и увидела, что она улыбается и протягивает мне руку, чтобы помочь встать. Проигнорировав этот жест, я подобрала телефон и поднялась на ноги. В ушах звенело.

– Это было кошмарно, – сообщила я, сдвигая очки на макушку.

– Зато помогло. Видели, с какой скоростью он исчез? – Клара передернула плечами. – Отвратительный тип, у меня от него мурашки по коже.

– Ты его знаешь?

– Мы вместе работаем над одним проектом для диссертации. Терпеть его не могу. И у всего университета он поперек горла, ужасный грубиян, вы в курсе? Постоянно ищет с кем бы сцепиться, он из тех людей, кто считает, что на него ополчился весь мир. Бесят подобные личности.