Помощница учителя подскочила ко мне как раз в тот момент, когда я, покачнувшись, начала падать со стула. Схватив меня за руку, она крепко обняла меня другой рукой за плечи.

– Вам плохо, да? Она ужасно горячая, – обратилась она к детективу.

Опустив меня на пол, помощница налила в стаканчик воды и протянула мне, затем принялась обмахивать меня буклетом, оставшимся после психолога. Перед моим лицом мелькали туда-сюда желтые буквы на синем фоне: «Проблемы со сном? Грусть или депрессия?»

– Я уже почти в порядке.

Отхлебнув немного прохладной воды, я сосредоточила внимание на узоре ковра и принялась считать. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Постепенно мне удалось прийти в себя. Не без помощи я вскарабкалась обратно на стул.

– Извините, я, похоже, заболела. – Я помолчала, стараясь взять себя в руки. – Грустно гадать, что с ним случилось. А его бедная девочка, Анна… Даже не представляю…

Детектив кивнула констеблю, и та, вскочив, протянула ей несколько визитных карточек. Детектив-инспектор Эйлин Джонс. Офицер-дознаватель. Список телефонных номеров, включая горячую линию, адрес электронной почты полиции.

– Если вспомните еще что-нибудь… все что угодно…

Поднявшись из-за стола, она кивнула, давая понять, что беседа окончена.

Снаружи своего времени дожидался молодой человек, новый помощник учителя из старшей школы. Когда мы выходили из кабинета, он обеспокоенно поднял голову.

Прохладный воздух в коридоре коснулся моих влажных рук, лица и шеи, и я почувствовала облегчение.

Как только мы завернули за угол, где никто не мог слышать нас, помощница учителя глубоко вздохнула и сказала:

– Вот мы и прошли!

Я ничего не ответила. Хотелось ускорить шаг и уйти от них, чтобы побыть одной, но ноги еще плохо слушались.

Так мы и шли по коридору вместе.

– Вам бы присесть, прежде чем вернетесь в класс, ворковала помощница учителя, и в ее взгляде светилось участие. – У меня есть аспирин. Хотите, принесу?

Из-за ее спины за мной проницательно наблюдала Оливия.

Глава 15

После продолжительного отсутствия Анна наконец вернулась в школу.

Хилари только об этом и говорила.

– Я сказала классу, что, возможно, девочка будет немного грустной. – Она старалась выглядеть удрученной, но чувствовалось, что ей очень нравится играть в этой трагедии едва ли не главную роль. – Хотя я не уверена, что дети понимают, что такое горе. Им всего семь лет. Откуда им знать?

Оливия покивала.

– Да, но кто-то мог потерять бабушку или дедушку.

– Или домашнего питомца, – добавила Элейн. – Для маленького ребенка потеря любимца может оказаться очень болезненной.

Я старалась не закатывать глаза. И в то же время прекрасно представляла, что Ральф именно так бы и поступил, узнай он, что его смерть приравнивают к смерти хомячка.

– Сегодня утром Джон пригласил ее к себе в кабинет, – продолжила Хилари. Такой заботливый был. Анна дружит с Кларой Хиггинс. И я предложила Кларе временно сдвинуть парты, чтобы они могли сидеть вместе.

Элейн кивнула:

– Клара – милая девчушка.

– Она вроде часто бывала у Анны дома? – поинтересовалась Оливия.

– Именно, – подтвердила Хилари. – Клара из неполной семьи, у нее только мама, и той приходится много работать.

– А у нас нет другой девочки по фамилии Хиггинс? – спросила Элейн.

– Вроде есть одна, в старшей школе, – кивнула Хилари. – Или ее фамилия Хопкинс?

– Я так понимаю, Хелен Уилсон теперь тоже мать-одиночка? – задумчиво произнесла Оливия.

– Интересно, как она справится? – Шумно отодвинув стул, Элейн встала. – Грустно все это.

Оливия взяла свою кофейную кружку, собираясь вымыть ее, прежде чем мы все разойдемся по классам.

– Бедняжка Анна. Кто бы мог подумать.

– Мы все будем присматривать за ней. Конечно же мы ее не бросим! – Элейн похлопала Хилари по плечу. – Здесь она в надежных руках.

О том, что Анна учится в нашей школе, я узнала относительно недавно и, признаться, была удивлена этим. Она ходила во второй класс и, похоже, была спокойным ребенком. В ней, худенькой и гибкой, чувствовалась та же романтическая мечтательность, как у ее отца.

В первую же неделю, узнав, что она вернулась в школу, я решила уделять ей побольше внимания. Когда я дежурила на детской площадке, что случалось почти каждый день, я отыскивала ее взглядом в шумном водовороте детей, бегающих сломя голову. Клара Хиггинс, ее лучшая подруга, всегда находилась поблизости. Сидя на корточках и почти соприкасаясь головами где-нибудь в углу площадки, они о чем-то шептались или носились вместе со всеми, держась за руки.

Но постоянно следить за ней я не могла: приходилось разнимать дерущихся, отчитывать задир, отправлять к директору тех, кто вел себя совсем уж плохо. Кому-то оказывать помощь, кого-то утешать, с кем-то посмеяться. Кроме того, мне приходилось присматривать за новенькой девочкой с длинной косой. Рози, кажется? Или Ребекка? Она была совсем маленькой, плохо адаптировалась и старалась держаться поближе к кому-нибудь из дежурных учителей. Девчушка сжимала мои пальцы своей крошечной теплой ладошкой. Для нее я была как в спасательная шлюпка в опасном бурном море.

Анна выглядела такой же живой, как и ее сверстники. Может быть, немного бледная, но на площадке щечки становились румяными, и две короткие косички весело разлетались в стороны, когда она с визгом бегала с Кларой.

Все мои попытки подойти вместе с Рози (или Ребеккой?) поближе к тому месту, где играли Анна и Клара, обрывались тем, что подружки убегали чуть ли не на другой конец площадки, увлеченные какой-нибудь игрой. Побыть рядом с ними во время прогулки было все равно что пытаться поймать воду. Поэтому оставалось просто набраться терпения и не упустить шанс, если он подвернется.

Глава 16

Два месяца спустя

Я поправила подол платья, которое надела специально для него. Два года между Мэтью и Ральфом я жила в брюках и бесформенных джемперах. Встретив Ральфа, я снова захотела открыться миру.

– О, оказывается, у нее есть ноги! – Ральф коснулся моей коленки, когда я скользнула рядом с ним на пассажирское сиденье его машины, наконец согласившись посидеть вместе в баре. Его теплая рука скользнула по гладкой сетке моих колготок к моему бедру. – Оруэлл никогда бы не написал «Две ноги – плохо!»^[4], если б увидел твои.

И опять эта улыбка. Я просто таяла от нее. Вся кий раз.

Но все это в прошлом. Теперь же, прикусив губу и набрав побольше воздуха в легкие, я шла по дорожке, кожей чувствуя, как его глаза на плакате на черной доске следят за мной, провожая к часовне.

Стояла прекрасная погода, и это было неправильно. Солнечные лучи, падая сквозь витражи, сплетались в разноцветные узоры на каменных плитах под ногами. Скамьи в часовне быстро заполнялись. Все звуки были приглушены, к свободным местам люди проходили буквально на цыпочках, а если кто и разговаривал, то только шепотом было такое чувство, что собравшиеся боятся быть услышанными.

Я пробежалась взглядом по рядам. Было много учителей из школы. Бородатый учитель естествознания стоял рядом с незнакомым мне мужчиной; они будто не знали, где им сесть. Оливия, как всегда с распущенными волосами, ниспадающими на спину, сидела с краю, на скамье, занятой сотрудниками младшей школы. Элейн Эббот, Хилари Прайор тоже здесь. Одетые все неброско, цвета приглушенные: коричневый, серый, черный.

И тут я заметила их. В дальнем углу, окутанном мягким полумраком, сидела детектив-инспектор Эйлин Джонс по соседству с каким-то мужчиной. Наверняка тоже детектив. Они сидели очень тихо, с совершенно прямыми спинами, едва заметно поворачивая головы и собирая информацию о каждом из присутствующих.

Я остановилась. Молодая женщина с профессионально скорбным лицом подошла ко мне и протянула тонкий буклет, вероятно списывая мою нерешительность на горе или нервы. Затем указала куда-то в сторону.

– Еще есть места наверху, – шепотом сообщила она, словно выдавая некую тайну.

Я направилась к винтовой лестнице. Миновав короткий пролет крутых ступеней, оказалась на небольшом балкончике с шестью рядами скамеек, в глубине которого стоял орган, смотревший на часовню сверху вниз. Отыскав свободное место в первом ряду, я села, положив руки на полированное деревянное ограждение. Отсюда я видела всех, зато сама оставалась незамеченной.

В часовне было уютно. Витраж дальнего окна представлял собой огромный крест, собранный из кусочков коричневого и зеленого оттенков. Этот символ о многом говорил прихожанам, но в то же время был достаточно сдержанным, чтобы понравиться тем, кто не верил ни в какой мир после этого и предпочитал видеть в узорах витража живую природу – ветви, листья, траву.

Рядом со мной уселся грузный мужчина средних лет, по другую сторону от него устроилась женщина. Он протянул ей буклет и быстро пролистал свой. Я взглянула на выданный мне: на обложке остался след от моих потных пальцев.

Ральф Эдвард Уилсон. На обложке была его фотография в черной рамке. Тот же портрет, что на доске у входа.

Внутри была программа. Музыка. Шекспир, Китс, Т. С. Элиот. Шекспира будет читать Сара Бальдини. Так себе выбор. Пусть она и директор старшей школы, но голос у нее раздражающе пронзительный. Джон Уилсон произнесет речь. Джон Уилсон? Я помотала головой. Но отец Ральфа уже умер, а брата у него не было. Может, двоюродный брат? Но Ральф никогда не упоминал о таком. Я закрыла буклет, и с обложки на меня снова уставился Ральф.

«Эй! – словно говорил его взгляд. – Неужели это правда? И вся эта суета из-за меня? Надеюсь, потом-то можно будет мертвецки напиться».

Я почти слышала, как он смеется.

Внизу заиграла музыка. Джазовая композиция. Блюз.

Опоздавшие поспешно занимали места, заставляя других подвинуться. Женщины в черных жакетах находили свободные места и провожали к ним самых нерешительных.

Хелен. Мне потребовалось не меньше секунды, прежде чем я узнала ее. Нетвердой походкой, со склоненной головой и поникшими плечами она шла к пустому переднему ряду, опираясь на руку полного широкоплечего мужчины. На ней было довольно длинное, ниже колена, летнее пальто серого цвета. Солнечные лучи, в которых беззаботно кружились пылинки, выхватывали в темных волосах мужчины серебряные пряди. Все это немного напоминало пародию: отец ведет свою дочь в день свадьбы к алтарю, а друзья и члены семьи собрались, чтобы засвидетельствовать это событие.

...

4 5 6

Премиум

(9 оценок)