3
Сара Морган

Я тружусь над материалами дела. Бумаги перемещаются и падают, как снег от только что сошедшей лавины. Я планировала зайти в офис всего на несколько часов, чтобы подготовиться к следующей неделе, но сейчас допиваю кофе, приготовленный двенадцать часов назад. На нем плавают масляные круги, напоминающие о его возрасте. Мой угловой офис находится на четырнадцатом этаже, который настолько высок, насколько можно подняться в Вашингтоне, не выставляя фаллос выше, чем у мистера Вашингтона. В нем окна от пола до потолка, он один из самых больших в фирме, и никто не стал бы оспаривать то, почему мне его дали.

На моем счету несколько громких выигранных дел. Среди всех здешних адвокатов я более чем заслужила свое место в качестве партнера в компании «Уильямсон и Морган». Кончиками пальцев потираю лоб, медленно массируя виски, словно пытаясь вернуть состояние покоя и стабильности. Снимаю очки для чтения и бросаю их на стол, чтобы выразить свое разочарование. Часы на моем телефоне показывают 20:04. Изо рта вырывается раздраженный выдох, чтобы дать понять несуществующей аудитории, насколько я обременена делами. Отправляю короткое сообщение Адаму:

Извини, я действительно хотела быть с тобой сегодня. Скучаю по тебе.

Бросаю телефон обратно на стол. Схватив вилку с верхней части пенопластового контейнера, вонзаю ее в китайскую еду, которая пролежала несколько часов. Быстро прожевываю пару кусочков, а затем выкидываю всё оставшееся в мусорное ведро. Мои волосы собраны в пучок на затылке, каждая прядь идеально уложена, хотя я работала последние тринадцать часов. Поправляю свою дорогую блузку и отряхиваю сшитую на заказ юбку. Разбираю документы на столе. Они находятся в полном беспорядке. Это не типично для того, кто живет своей жизнью. Учитывая даты суда и показания, нависающие надо мной, придется немного повозиться. Я смотрю в окна своего офиса, любуясь огнями города, машинами, движущимися в унисон, людьми, гуляющими и наслаждающимися последними часами выходных…

– Энн, ты еще здесь? – кричу я.

Дверь кабинета открывается, и моя милая помощница просовывает голову внутрь. Это миниатюрная женщина с русыми волосами до плеч, и хотя у мужчин не кружится голова при виде нее, она довольно миленькая. Энн выжидающе смотрит и улыбается. Она всегда готова помочь и стремится угодить. Для нее не редкость приступать к работе, как только она видит, что я отправляю электронные письма.

– Да, миссис Морган.

Я опускаю руки на стол и сочувственно улыбаюсь ей.

– Сколько раз я должна тебе повторять? Я работаю до смешного долго, но это не значит, что и тебе тоже так надо. И что это за «миссис Морган»?

– Извините, миссис… – начинает Энн и замолкает, когда я поднимаю руку, встаю и подхожу к ней.

В офисе есть плюшевый ковер, который я выбрала сама, потому что он невероятно мягкий. Я позаботилась о том, чтобы украсить офис так, чтобы в нем чувствовался домашний уют: плюшевым диваном и креслом, журнальным столиком, подушками, книжным шкафом, набитым книгами как для работы, так и для удовольствия, и красивыми произведениями искусства на стенах. Этот офис – мой дом вдали от дома, так как за последние восемь лет я провела здесь больше времени, чем в своем настоящем доме. Я даже купила беговую дорожку, которая стоит в том углу, где из окна виден памятник Вашингтону.

Подхожу к Энн и кладу руку ей на плечо.

– Ты работаешь со мной уже пять лет. Мы ужинаем вместе каждую пятницу и иногда выпиваем после работы. Ты путешествуешь со мной по делам. Ты бывала в моем доме бесчисленное количество раз. В первую очередь ты – моя подруга, а во вторую – моя сотрудница. Пожалуйста, ради всего святого, никогда больше не называй меня «миссис Морган».

Энн качает головой и улыбается. Затем проскальзывает мимо и плюхается на диван, вздыхая с облегчением.

– Фух… прости. Я выполняю двойную работу для Боба с тех пор, как уволился его последний помощник. Он требует, чтобы я называла его «мистер Миллер». Это просто вошло в привычку.

Я сажусь рядом и кладу босые ноги на кофейный столик, выдыхаю и распускаю волосы. Энн сбрасывает каблуки и тоже кладет ноги на стол. Мы смотрим друг на друга с солидарностью и пониманием. Мы отличаемся почти во всем, но, в сущности, мы – одно и то же. Две женщины, пытающиеся пробиться в мужской мир. Мы работаем в два раза усерднее, чем наши коллеги-мужчины, чтобы опередить их всего на дюйм^[10].

– Это потому, что мистер Миллер – мудак. Я позабочусь о том, чтобы к концу недели у него был новый помощник, и если следующий будет плохо работать, я позабочусь о том, чтобы он тоже не работал здесь. – Я говорю со смехом, но совершенно серьезна. Боб – достойный адвокат, но у него огромное эго и он не уважает никого, кроме тех, у кого больше денег или власти, чем у него.

– Спасибо, Сара. Ты слишком добра ко мне.

– Нет, это ты слишком добра ко мне.

– Ты знаешь, кто ни для кого не слишком хорош? – спрашивает Энн.

– Кто?

– Боб.

Мы смеемся, и это приятно. Я всегда погружаюсь с головой в материалы дела – и скучаю по простому времяпрепровождению без груза мира на моих плечах или чьей-то жизни и будущего в моих руках.

– Я хотела показать тебе кое-что. – Энн открывает приложение для фотографий и несколько раз проводит пальцем по экрану.

Я беру у нее телефон и смотрю на фотографии – мужчина, переходящий улицу; женщина, поднимающаяся по ступенькам мемориала Линкольну; сокол, низко парящий над озером; ребенок, смотрящий вверх у памятника Вашингтону.

– Они прекрасны, Энн. У тебя потрясающие ракурсы.

– Спасибо. Это мое маленькое хобби.

– Это, должно быть, больше, чем хобби. Ты очень талантлива.

Она краснеет, и ее губы плотно сжимаются. Мой телефон вибрирует. Я встаю и иду к своему столу, быстро отправляя Адаму ответное сообщение. Я скучаю по нему. Я скучаю по нашему общению. Мы обмениваемся еще несколькими сообщениями, и когда я узнаю, что он вернется поздно, всё решено.

– Давай сходим куда-нибудь выпить.

– Уверена? Ты же должна выступить с заключительным заявлением завтра утром.

Я вижу надежду в ее глазах с точки зрения подруги, которая хочет для меня лучшего, и беспокойство с позиции сотрудника, который тоже хочет для меня лучшего.

– Да, я совершенно уверена.

Энн хлопает в ладоши.

– Я вызову нам такси.

Она встает, снова надевает туфли на каблуках и идет к двери моего кабинета пружинящей походкой.

4
Адам Морган

Хлопанье дверцы машины пробуждает меня ото сна. Внутри и снаружи кромешная тьма. Я не имею ни малейшего понятия, как закончилась моя ночь с Келли, но предполагаю, что это был грубый секс, так как мой член чувствует себя так, словно его протащили по плитке тротуара. Бросаю взгляд на часы на прикроватной тумбочке. Большие красные светящиеся цифры показывают 00:15.

– Черт…

Я уже должен был быть дома. С Сарой. Провожу руками по лбу и лицу, пытаясь вернуться к жизни. Как, черт возьми, мне стало так плохо? Я не могу видеть дальше нескольких дюймов, но чувствую, что Келли рядом со мной. Я всегда чувствую ее рядом с собой. Придвигаюсь ближе, провожу рукой по ее щеке. Она крепко спит. Я шепчу ее имя, пытаясь расшевелить ее, но скотч действует на нее сильнее, чем на меня.

– Келли, – шепчу я чуть громче, но она не двигается.

Непрерывная вибрация и звук ее телефона отвлекают меня, но, раз она так устала, ей нужно поспать. Я нежно целую ее в щеку и отворачиваюсь на свою сторону кровати без единого звука. На цыпочках подкрадываюсь к ее стороне и беру ее телефон с тумбочки. Выхожу из комнаты, намереваясь лишь заставить телефон замолчать, чтобы его звуки не беспокоили ее, но сообщения бросаются мне в глаза. Я оглядываюсь на темную комнату, а затем на телефон. Ввожу 4357 – код доступа. Самое последнее сообщение от девушки по имени Джесси.

Мне очень жаль.

Я прокручиваю последнее сообщение Джесси до тех, что были до него. Все они от Скотта, ее мужа. Я читаю их по порядку, начиная с самого раннего, в 22:17.

Я бы хотел, чтобы ты вернулась ко мне домой.

Почему всё должно быть именно так?

Детка… не могла бы ты, пожалуйста, ответить мне?

Я так чертовски сильно тебя люблю. Почему ты не можешь этого понять?

Я ничего такого не имел в виду. Ты должна мне поверить. Этого больше не повторится. Я обещаю.

Пожалуйста, скажи мне, где ты находишься.

Если б ты просто ответила, я оставил бы тебя в покое сегодня вечером.

Пошла ты на… гребаная тупая сучка.

Ты, сука, солгала мне. Ты не на работе. Я только что позвонил в кафе.

Когда я найду тебя, ты будешь умолять меня о вчерашнем испытании, а не о том, что я приготовил для тебя сегодня, ты, никчемная сука.

Мои мышцы сжимаются от гнева, но я все равно продолжаю прокручивать сообщения. Это ее дело, и она никогда не хотела, чтобы я был в этом замешан, но я убил бы этот кусок дерьма в этот момент, если б у меня был шанс.

Слишком поздно. Теперь ты – гребаное воспоминание.

Это последнее текстовое сообщение от Скотта в 23:45. Боже, какой гребаный псих. Я хочу поднять ее с этой кровати, прижать к себе и заверить, что не все мужчины такие дерьмецы, как ее муж. Меня так и подмывает написать ответное сообщение, но злить его – последнее, что нужно Келли. Вместо этого я тихо крадусь назад в спальню, ставлю будильник на ее телефоне на 8:00 и кладу его на тумбочку. Наклоняюсь и целую ее в щеку. Скольжу рукой вверх по ее бедру к влагалищу. Оно влажнее, чем когда-либо, и сначала я думаю, что Келли немедленно проснется. Но она не шевелится. Убираю руку. Я хочу быть рядом с ней во всех отношениях – физически, умственно и эмоционально. Вытираю мокрую руку о штаны и тихо выхожу из комнаты.

Я не включаю свет и позволяю своим глазам как можно больше приспособиться к темноте. Угли в камине помогают ориентироваться в гостиной, а коврик из медвежьей шкуры дает знать, когда я нахожусь за пределами гостиной открытой планировки. Тлеющие угли мягко светятся, когда я крадусь по деревянному полу. Пересекаю кухню, опираясь о гранитную столешницу. Тусклый свет бледной луны создает мрачный фон для переднего стеклянного фасада дома. Я нахожу блокнот и ручку и пишу:

Келли, это ты. Это не всегда была ты, но это всегда будешь ты. Ты – слова к истории, которую я пытался написать всю свою жизнь, и сегодня вечером я определил концовку.

Люблю тебя. Люби меня, твой Адам

P.S. Горничная будет здесь в 9 утра. Пожалуйста, постарайся уйти до ее прихода.

Оставляю записку на стойке и иду ко входу, забираю свои вещи и осторожно закрываю дверь. Смотрю на свой телефон, прежде чем сесть в черный «Рейндж Ровер». Сейчас 00:30. Черт, меня так и подмывает остаться с Келли, но я пообещал Саре, что вернусь домой сегодня вечером, и хотя я не вернусь почти до двух часов ночи, по крайней мере, проснусь рядом с ней.

Более часа спустя я подъезжаю к нашему дому, расположенному в районе Калорома в округе Колумбия. Большой кирпичный дом в стиле Тюдоров с шестью спальнями и тремя ванными комнатами слишком велик для нас с Сарой и немного показной для моего социального статуса. Но Сара влюбилась в него в тот момент, когда впервые увидела. Тут обширный огороженный задний двор и потрясающая огромная терраса, которая чуть не заставила ее упасть в обморок от восхищения. Я был уверен, что, когда Сара выбрала такой большой дом, это было потому, что она захотела завести детей. Мы превратили две спальни в кабинеты: один для нее и один для меня. Третья спальня была превращена в библиотеку, четвертая – в тренажерный зал, а пятая – в комнату для гостей. Она не передумала.

Я въезжаю во двор, паркуясь рядом с белым автомобилем Сары, тоже «Рендж Ровером». Прохожу через парадное фойе с мраморным полом, мимо широкой лестницы и попадаю на кухню. Кладу свою сумку на стойку и включаю свет. Беру бутылку воды из холодильника и иду в главную спальню на втором этаже. Свет в нашей спальне выключен, за исключением лампы на стороне Сары. Я толкаю дверь и нахожу ее крепко спящей на животе, полностью расслабленной. На ней тонкая черная майка и черные кружевные стринги, не типичный для нее ночной наряд. Я ожидал увидеть ее в ночной рубашке. Она что, дразнит меня? Хочет ли она меня? Или просто потеряла сознание от слишком большого количества водки с содовой – своего любимого напитка? Ее похожие на шелк влажные светлые волосы собраны сзади в низкий конский хвост – каждая прядь аккуратно уложена. Даже когда Сара спит, она прекрасно контролирует себя. Мои глаза следуют за изгибом ее спины и гладкостью подтянутых ягодиц, вниз по скульптурным ногам. На протяжении многих лет она, возможно, пренебрегала мной, но никогда не игнорировала свое тело. Сара слегка шевелится, но не просыпается.

Я стаскиваю брюки и рубашку. Мои глаза не отрываются от нее. Она делает меня таким чертовски несчастным, но в то же время таким счастливым… Я, черт возьми, ненавижу ее так же сильно, как и люблю. Она знает? Ей не всё равно? Кто я для нее?

Я слишком сильно опускаю часы на тумбочку, и они издают лязгающий звук, достаточно громкий, чтобы разбудить ее. Ее глаза быстро открываются, а затем расслабляются, когда она понимает, что это всего лишь я. Я ожидаю, что Сара перевернется и снова заснет, но она этого не делает. Ее глаза сужаются, а губы изгибаются в легкой улыбке. Она бросает взгляд на будильник на моей тумбочке. 1:45. Оглядывается на меня, но ничего не говорит. Ее глаза манят меня.

– Я знаю. Прости, что опоздал, – я ныряю в кровать рядом с ней.

– Не надо, – шепчет Сара, похлопывая по месту рядом с собой. Я придвигаюсь ближе, целуя ее в щеку. Она издает воркующий звук.

– Я скучал по тебе.

Сара смотрит на меня снизу вверх, когда я притягиваю ее ближе, крепко обнимая.

– Я тоже скучала по тебе.

Я целую ее в лоб. Она придвигается ближе ко мне, переплетая свои ноги с моими и кладя голову на мою обнаженную грудь. Проводит пальцами вверх и вниз по моему прессу.

– Как прошла работа?

– Долго всё было.

Молчание затягивается, и мне интересно, о чем она думает. Перебирает в уме материалы дела? Думает обо мне? О нас? Может ли она видеть трещины в нашем браке? Хочет ли исправить их или продолжать притворяться, что их не существует? Как будто меня не существует. Как будто нас не существует.

– Давай заведем ребенка. – Ее глаза сияют, и она смотрит на меня, ожидая моей реакции. Я ничего не могу поделать. Мое лицо вспыхивает, и я улыбаюсь ей в ответ.