Цитаты из книги «Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной?»

Чтобы осмелиться и почувствовать, нужна отвага — и при этом важно не заменять одно чувство на другое, не переносить их скопом на другого человека. Знаете, так бывает в парах: один всегда то хнычет, то злится, тогда как второй кажется оплотом спокойствия и рассудительности.

Родиться дважды значит не просто жить, но выбрать жизнь. Жить сознательно, принимая на себя все сопутствующие жизни обязательства со всем присущим ей оглушительным хаосом и со всей болью. Мне была дана жизнь, и я сделала, что могла, из того, что мне досталось. Но больше здесь делать было нечего. Было ли это совпадением или знаком судьбы, — но уход Деборы и обретение бумаг об удочерении подарили мне единственную возможность получить еще один шанс.

Впоследствии книги еще не раз спасали меня. Если поэ­зия была веревкой, то сами книги были спасательными шлюпками. В свои самые шаткие моменты я хваталась за книги — и они помогали одолевать волны накатывавших на меня чувств, которые оставляли меня без сил, вымокшую и разбитую. Чувства. Я не хотела чувствовать.

Невозможно потерять то, что действительно принадлежит тебе. Описать словами, без посредников, то, что со мной тогда происходило, я не могла, но время от времени у меня появлялась способность писать, и я писала — короткими вспышками — и тогда замечала, что существует прежний мир, правильный и прекрасный. Я становилась сама себе факелом, свет которого помогал мне оглядеться. Но затем огонь снова гас.

Психика намного мудрее сознания. Мы прячем воспоминания так глубоко, что уже и не помним, что они вообще были. Тело помнит. Нервная система помнит. А мы — нет. Я просыпалась по ночам на четвереньках с криками: «Мамочка, мамочка!» Мокрая от пота. Прибывали поезда. Открывались двери. Я не могла войти. Бессильная перед этим унижением, я отменяла встречи и мероприятия без объяснения причин. Иногда по многу дней не выходила на улицу и не могла одеться. Иногда бродила по большому саду в пижаме, иногда ела, а порой забывала поесть вовсе, а то меня можно было найти на траве с банкой холодной тушеной фасоли. Привычное зрелище отчаяния. Живи я в Лондоне или другом большом городе, я бы уже давно по неосторожности угробила себя — врезалась бы в кого или сама попала под машину. Я задумывалась о само­убийстве, потому что мне нужен был выбор. Мне нужно было иметь возможность выбирать, в хорошие дни это возвращало мне ощущение, что я управляю своей жизнью — и что в последний раз командовать тоже буду я.

Я люблю возвращаться домой, для меня счастье — это возвращаться домой к любимому человеку. Мы так и не смогли преодолеть это противоречие, и я даже не подозревала, что такая простая штука, как несовпадение, может привести к такой сложной штуке, как разрыв. Внезапное чувство покинутости, усиленное горькими мыслями о невозможности обрести дом, подожгло фитиль, который с шипением и треском принялся выжигать путь к замурованному проему где-то на задворках моего сознания. Там, за стеной, замершая во времени, словно ископаемое, пребывала моя мать.

Я одержимо работаю с чужими текстами, вплетая их в свои истории. Так вышло и с легендой о Граале: показавшись на миг, драгоценнейший в мире предмет исчезает навеки, и тогда рыцарь вновь отправляется на его поиски. «Зимняя сказка». Моя любимая шекспировская пьеса. Покинутое дитя. Искаженный, больной мир, который нельзя выправить, «покуда не найдется утраченное»26.

Ведь мать — это наша первая любовь. Ее руки. Ее глаза. Ее грудь. Ее тело. И если позже мы принимаемся ненавидеть ее, то переносим этот гнев на других возлюбленных. А если мы ее потеряем, где же отыскать ее вновь?

Подобно имени на документах — где его сначала написали, а потом вымарали — мое прошлое никуда не делось, оно существует здесь и сейчас. Бездна схлопывается вокруг меня. Я будто угодила в ловушку.

узнаю. Прошлое догнало меня — и неважно, сколько раз я его переписывала.