Скарлет открыла глаза и рывком села в кровати. Впрочем, она всегда так просыпалась. Когда время, которое демону нужно было провести в царстве Морфея, заканчивалось, к ней мгновенно и в полном объеме возвращалось сознание, будто кто-то переключал у нее в голове невидимый рубильник. Тяжело дыша и обливаясь потом, она подскакивала на постели и принималась вертеть головой, обводя шальным взглядом пока еще ничего не видящих глаз пространство вокруг. Если крики спящих, которых она и демон Ночных Кошмаров до этого пугали, по пробуждении сразу забывались, то образы, которые они навязывали своим жертвам, еще какое-то время стояли у нее перед глазами. В этот раз, например, это были пламя, пожиравшее все вокруг, обугленные останки человеческих тел, черный пепел, танцующий на ветру. Когда Скарлет спала, демон был ей совершенно неподвластен: он отправлялся туда, куда хотел, мучил того, кого хотел и как хотел, но она могла попросить его напасть на кого-то конкретного и показать ему что-то определенное, и, как правило, дух охотно шел ей навстречу.
Впрочем, в последнее время женщине было не до того. С тех пор как она оказалась в замке, все ее мысли были о Гидеоне, об этом красивом несносном воине с синими волосами. «Почему он меня не помнит?» – снова и снова спрашивала себя она, до боли стискивая кулаки и зубы. Вся эта история с частичной потерей памяти приводила Скарлет в бешенство, и порой гнев достигал такой силы, что ей отчаянно хотелось убивать. Тогда она говорила себе: «Когда ты злишься, ты опасна для окружающих. Успокойся. Подумай о чем-нибудь другом» – и волевым усилием возвращала свои мысли к демону. Увы, смерть и хаос были гораздо менее волнующими темами, чем бывший муж. Часы бодрствования она часто заполняла тем, что вызывала тьму и пугала людей, иногда по собственной воле, иногда потакая желанию своего демона. «Сделай так, чтобы у него сердце в пятки ушло… Сделай так, чтобы она охрипла от крика…» – диктовал он, и Скарлет делала, ведь, в конце концов, долг платежом красен: он внимателен к ней, она внимательна к нему.
Скарлет проснулась и с удивлением отметила, что демон подозрительно доволен и чему-то очень рад.
«Мы уже не в подземелье», – шепнул он ей.
«А, тогда все понятно. – Языки пламени в ее сознании наконец угасли, и Скарлет осмотрелась. – Так. Ладно. Ну и где же я сейчас?»
Она провела в подземелье несколько недель, за которые крошащийся серый камень стен, железные решетки, жалобные стоны, несущиеся из соседних камер, и едкий смрад стали ее лучшими друзьями и постоянными спутниками. Теперь все вокруг выглядело очень опрятно и красиво. Стены покрывали обои с цветочным орнаментом, окна были завешены темными бархатными гардинами, над кроватью висело симпатичное бра с плафоном в форме виноградной грозди, источавшее мягкий, приятный свет. «А кровать, – пронеслось в голове женщины. – Кровать…» Скарлет жадно исследовала глазами огромное ложе, покрытое мягкими голубыми простынями, и нависающий над ним роскошный балдахин. Но приятнее всего был воздух – сладкий, с нотками винограда, яблок и ванили. Женщина сделала глубокий, жадный вдох. «Как я здесь оказалась?» – спросила себя она. Было понятно, что кто-то увез ее из замка, пока она спала как убитая.
Хотя Скарлет не могла злиться на своего освободителя, ведь она так мечтала о воле, ей совершенно не нравилось то, что с ней могли сделать абсолютно все, причем без ее ведома. Это было большой проблемой. Когда они с демоном блуждали по стране Морфея, этому причудливому, мрачному царству, в котором нарушены причинно-следственные связи и ничего нельзя знать наверняка, в поисках тех, кто спит, – а такие люди всегда где-нибудь, пусть даже в другой части света, обязательно находились, – внешний мир представлял для женщины огромную опасность. Реши кто-нибудь напасть на нее, искалечить, похитить или даже убить, ни воспротивиться, ни защитить себя она не могла. Чтобы не допустить этого, отходя ко сну, Скарлет обычно окружала себя тенями, которые весь день оберегали ее от чужих взглядов. Однако, оказавшись в одних стенах с Гидеоном, она перестала это делать. Возможно, подсознательно женщина надеялась, что, увидев ее спящей, он все вспомнит. Ей очень хотелось, чтобы муж снова в нее влюбился, ухаживал за ней, молил о том, чтобы стать частью ее новой жизни. «Какой вздор! – негодовала она на саму себя. – Этот ублюдок бросил тебя, оставил гнить в Тартаре! Какие ухаживания? Пусть он лучше сдохнет!»
– Так-так, кто это тут у нас не проснулся? – произнес кто-то рядом.
Услышав этот низкий, грудной голос, который нельзя было спутать ни с одним другим, его голос, Скарлет напряглась и снова завертела головой. Мгновение спустя их взгляды встретились, и ее сердце замерло. Гидеон стоял в дверях ванной комнаты, привалившись к косяку и свободно опустив вдоль тела мускулистые руки, – словом, в самой что ни на есть расслабленной позе, которая так плохо вязалась с выражением его красивого лица, обещающего дивные ночи, полные грешных наслаждений, и глаз, сияющих предвкушением. Некогда он был любимым мужем, а потом стал человеком, достойным лишь презрения. Внезапно сердце женщины снова сорвалось с места, стремительно набирая скорость, а кровь в венах вскипела. Ровно так же повело себя ее тело, когда они впервые встретились много тысяч лет назад.
«В этом нет моей вины. Не было тогда, нет и сейчас», – печально подумала Скарлет.
Никогда в жизни не встречала она мужчины обаятельнее Гидеона, в облике и манерах которого причудливым образом переплелись черты дьявола и ангела. А как он держался с женщинами… точно предостерегая их об опасностях, которые грозят им, если они поддадутся его чарам. Но тем, как правило, было наплевать – они все равно кидались в омут с головой. То же случилось и со Скарлет: она чувствовала, что с ним будет непросто, но это не отталкивало ее, а, напротив, привлекало. Сейчас на Гидеоне красовались черная футболка с надписью You Know You Want Me[1] и черные, слегка мешковатые джинсы, которые поддерживал серебристый ремень, сделанный в виде цепи. Его лицо было усеяно пирсингом, особенно бросалось в глаза колечко в губе, тоже серебряное. «Наверное, он подбирал его, чтобы гармонировало с ремнем», – ядовито отметила про себя Скарлет.
Гидеон всегда заботился о внешности и терпеть не мог, когда над ним за это подтрунивали. Когда-то эта особенность характера любимого очень забавляла Скарлет – оказывается, и у сурового воина есть свои слабости. Однако на сей раз она ничуть не умилилась. «Вот он стоит там, похожий на аппетитный трюфель, пропитанный карамельным соусом, а я, должно быть, выгляжу как крыса, которую искупали в сточных водах», – подумала она. Когда Скарлет жила в замке, Владыки каждый вечер приносили ей воду, чтобы помыться, но на этом гигиенические удобства заканчивались: у нее не было доступа ни к стиральной машинке, ни к утюгу, ни даже к расческе.
– Нам нечего друг другу сказать, а? – проговорил Гидеон.
Скарлет знала: Гидеон имеет в виду противоположное сказанному им, и прекрасно поняла, что он хочет поговорить. «Будь осторожна, не дай ему понять, что ты на самом деле чувствуешь», – мысленно предостерегла она себя. Приподняла бровь, изображая полное равнодушие.
– Вспомнил меня? – В ее голосе не прозвучало ни намека на обиду.
Из глаз Гидеона исчез всякий намек на эмоции, он стал жестким.
– Конечно.
«Значит, не вспомнил, – поняла Скарлет. – Ублюдок!» Выражение ее лица не изменилось, ни одна мышца не дрогнула, чтобы не дать собеседнику понять всю глубину пережитого ею огорчения.
– Зачем же ты тогда увез меня из крепости? – спросила она.
Говоря это, Скарлет нарочито медленно провела пальцем по шее, затем между грудями. Ей хотелось испытать его, и воин не обманул ее ожиданий: его взгляд неотрывно следовал за ее пальцем. «Выходит, какая-то часть его по-прежнему находит меня привлекательной?» – спросила себя она.
– Я очень опасная женщина.
– Не знаю. – Слова прозвучали глухо, как будто у говорившего перехватило дыхание. – И я не увез тебя из крепости, чтобы ничто не мешало нам спокойно поговорить по душам.
«Выходит, им двигало не желание, а банальное любопытство», – поняла Скарлет. Ее рука упала на колени. Но она не почувствовала разочарования. Ее закаленное болью сердце давно перестало быть восприимчивым к подобным уколам. По крайней мере, ей очень хотелось, чтобы это было так.
– Ты дурак, если думал, что перемена декораций развяжет мне язык, – отрезала она.
Гидеон промолчал, но Скарлет заметила, как дернулась мышца на его щеке. Его явно не обрадовали ее слова. Решив закрепить успех и насладиться мгновением, она послала ему обворожительную улыбку. «Так ему и надо! – решила Скарлет. – Пусть блуждает впотьмах, задается вопросами, на которые нет ответа, как я все эти годы, когда мою душу грызли, буквально разрывали на части тревога и неисчерпаемое горе». При воспоминании о том, через что ей пришлось пройти, улыбка на ее губах, которая и без того была продиктована не чувством, а усилием воли, погасла. Более того, ей пришлось прижать язык к нёбу, чтобы в приступе ярости не впиться в него зубами.
«Я вернусь за тобой, – пообещал ей Гидеон однажды ночью, много-много лет назад, – и освобожу тебя. Клянусь всем, что у меня есть!»
«Нет! Не уходи! Не оставляй меня здесь одну!» – взмолилась она тогда. «Господи, надо же было тогда быть такой нюней…» – ругала себя потом Скарлет. Но она сидела под замком, а он был для нее единственным лучиком света.
«Милая моя, ненаглядная! Ты ведь отлично знаешь, что я безумно тебя люблю и даже короткая разлука – это пытка для меня, – говорил он ей тогда. – Но сейчас я должен уйти. Поверь мне: так надо, от этого зависит очень и очень многое».
Однако Гидеон так и не вернулся и не дал о себе знать. Так Скарлет и жила в безвестности до тех пор, пока титаны, освободившись из Тартара, тюрьмы для бессмертных, не захватили власть на небесах. Тогда Скарлет вернулась на землю и принялась искать, и розыски привели ее… в пошлый ночной клуб, где ее любимый пил в три горла и веселился до упада.
Злость женщины усилилась настолько, что перед глазами поплыли красные круги. «Глубокий вдох, – сказала тогда она себе. – Медленный выдох». Постепенно круги исчезли.
– Разговор окончен, – бросила она, впрочем не двигаясь с места. «Ну что ты дальше будешь делать? – мысленно спросила она Гидеона. – Ты ничего от меня не добьешься и уж точно здесь не удержишь».
– Можешь сбежать от меня. – Гидеон скрестил руки на широкой груди. – Иначе не пожалеешь об этом.
И снова женщина прекрасно поняла, что он имел в виду: сбежишь – мало не покажется. И тем не менее она ответила:
– Вот приду в себя после сна и обязательно воспользуюсь твоим любезным разрешением.
Воин гневно зарычал, растеряв все свое самообладание.
– Я по злобе душевной не вытащил тебя из подземелья. Так что за тобой нет долга, который ты отдашь сполна, если не будешь вести себя смирно.
– Вот и договорились, – согласилась Скарлет. – Ты злой, я тебе ничего не должна и вольна бунтовать сколько моей душе угодно.
По комнате пронесся еще один рык. Скарлет едва сдержала смех. «Проклятье, над ним все так же весело подтрунивать», – подумала она, но затем поняла, что ничего веселого во всем этом нет, и улыбка вновь сползла с ее лица. Женщине следовало бы испытывать отвращение оттого, что Гидеон всегда врет, а не наслаждаться этим. Однажды его ложь уже стоила ей разбитого сердца.
– А ну, продолжай! – прошипел он.
– Ого! Уже просишь добавку.
Когда-то давно она думала, что Гидеон особенный, но он оказался таким же, как все – ее мать, владыка богов, так называемые друзья. Вместо того чтобы заботиться о ней, эти люди ее предали, один за другим. Они, конечно, были преступниками, но ведь и у преступников есть сердце. «Так почему же в их сердцах не оказалось места для меня, Скарлет?» – не раз спрашивала она себя. Всю свою жизнь Скарлет провела под замком в Тартаре. Ее мать Рея, жена Кроноса, изменила супругу со смертным и забеременела, и, поскольку сразу же после этого на небесах произошел переворот, рожать ей пришлось уже в тюремной камере, которую она делила еще с несколькими богами и богинями. В этом окружении Скарлет росла и поначалу даже была всеобщей любимицей. Однако чем старше и красивее она становилась, тем хуже ей жилось. Богини ей завидовали и ненавидели, а в богах разгоралась похоть. Так и получилось, что со временем неволя, ненависть и горечь сделались ее единственными товарищами, в которых она могла быть уверена. А потом в ее жизни появился Гидеон. Тогда он служил в Бессмертной Гвардии Зевса, и каждый раз, когда он приводил в Тартар новых узников, их со Скарлет взгляды встречались. Она всегда ждала этих мгновений и упивалась ими. Очевидно, она тоже ему приглянулась – он зачастил в тюрьму, часами с ней болтал.
«Идиотка! Прекрати вспоминать о том, как хорошо тебе с ним было! Ты смягчишься, а этого делать сейчас никак нельзя!» – мысленно приказала себе Скарлет.
После освобождения из Тартара разумнее всего было остаться на Олимпе, который по воле Кроноса стал именоваться Титанией, и обрести семейное счастье с каким-нибудь богом. Но вместо этого Скарлет пустилась на поиски Гидеона, а когда нашла его, не смогла вернуться и зажить по-прежнему. Так и получилось, что она все время вертелась где-то рядом, а потом ее поймали Владыки, занятые выслеживанием бессмертных, одержимых демонами из ларца Пандоры, чтобы привлечь их на свою сторону или убить.
«Чертов ублюдок! – снова мысленно обругала она Гидеона. – Вот так. Уже лучше. Гидеон – грязный лгун, хладнокровный убийца, которого ты ненавидишь и презираешь!» Скарлет была уверена, что, получив ответы, он тут же ее прикончит, ибо знает, что она никогда не станет им помогать.
– Эта тишина воистину прекрасна, – заметил воин.
– Рада, что тебе нравится, – отозвалась Скарлет. Черты лица Гидеона исказило раздражение, и женщина снова едва сдержала улыбку. – Потому что ничего другого тебе от меня не перепадет.
До ее слуха опять долетело рычание.
– О, и кстати: будь спокоен – я не собираюсь сбегать. – «По крайней мере, пока», – мысленно добавила она.
Скарлет тоже собиралась поговорить, но на другую тему. Ей давно хотелось знать, есть ли у Гидеона постоянная женщина. Если окажется, что есть, то Скарлет, разумеется, убьет ее – не из ревности, а просто потому, что Гидеон не заслуживает такого счастья. Это даже местью нельзя будет считать. Она – его жена, пусть брошенная и отвергнутая, а потому имеет полное право так поступить.
– Если ждешь благодарности, то не дождешься, – проговорил воин, облегченно выдохнув. Таким образом он говорил ей «спасибо».
– Ну и ладно, – ухмыльнулась Скарлет, подразумевая: «Пошел ты…»
Глаза Гидеона превратились в щелочки, а сам он выглядел точно ребенок, который вот-вот начнет топать ногами от огорчения из-за того, что ему не купили новую игрушку. «Один – ноль в мою пользу», – решила Скарлет.
Проведя языком по зубам, воин заставил себя продолжать:
– Как мы могли не пожениться, если мои друзья все об этом знают?
«Как мы могли пожениться так, что никто об этом не узнал? – мысленно перевела Скарлет. – Очень просто».
– Мы поженились тайно, тупица.
На сей раз он никак не отреагировал на шпильку.
– Я гордился тобой? – спросил Гидеон.
Скарлет едва не кинулась к нему, чтобы надавать пощечин. Он решил, что, должно быть, стыдился их отношений и своей любви к ней. Конечно, она сидела в тюрьме, а он был свободным человеком, но его предположение было вызвано не этим, ведь этого он тоже не помнил, а просто завышенной самооценкой.
«Сказать, что ты ублюдок, – значит не сказать ничего», – гневно подумала Скарлет.
– Дело было не в стыде, а в том, что тебя тут же убили бы, если стало бы известно, что мы вместе, – процедила она сквозь сжатые зубы.
Гидеон кивнул, будто в самом деле поняв, что она была дочерью титанов, которую олимпийцы безвинно бросили в темную, мрачную камеру, и что те самые олимпийцы, его создатели, обошлись бы с ним со всей суровостью, если бы узнали о его связи с их ненавистным врагом.
– С этим не разобрались – не идем дальше. Раз мы все это время не были женаты, как ты себя не называла?
«Что?! – удивилась про себя Скарлет. – Он что, в самом деле не помнит, как меня зовут? Я же называла свое имя, когда он впервые пришел в подземелье, а с тех пор прошла всего пара недель».
– Меня зовут Скарлет. – «Урод! Ненавижу тебя!» – пронеслось в ее голове. – Вообще-то я уже представлялась.
«Ненавижу, ненавижу, ненавижу!» – мысленно твердила она, стискивая простыню, на которой сидела.
Гидеон нетерпеливо помахал рукой.
– Это я еще не знаю, – ответил он. – Я не спрашиваю о твоей фамилии.
Глаза Скарлет сузились, а ногти еще сильнее вонзились в простыню. «Время праздных вопросов явно закончилось, начался завуалированный допрос, – решила она. – И он полный идиот, если считает, что я не поняла этого. Явно пытается выяснить, кто я – богиня или служанка. У богинь нет фамилий, а у небесных прислужников есть, так как предполагается, что их много и все они на одно лицо, а потому одного имени недостаточно, чтобы отличить одного от другого. Совсем как у людей. Видимо, Гидеон решил идти методом исключения. Но даже если я попадусь в расставленную им ловушку, честный ответ ни на шаг не приблизит его к истине. Ведь я одновременно и богиня, и служанка, и человек, и никто в отдельности».
– Моя фамилия меняется каждый раз, когда при просмотре фильма кто-то из персонажей кажется мне вкусняшкой, – ответила Скарлет игривым тоном, который намного больше подходил к ее недавней улыбке.
Гидеон клацнул зубами. Похоже, ему пришлась не по душе мысль, что его предполагаемая жена заглядывается на других мужчин.
– Вкусняшкой? Человек-печенье, что ли? – спросил он насмешливо.
– Нет, – отрезала Скарлет. Веселость Гидеона была показной, иначе он бы уже корчился на полу в агонии. На самом деле он явно испытывал раздражение. «Вот и прекрасно, – решила Скарлет. – Так ему и надо. Два – ноль». – Мужчина-вкусняшка… как бы тебе объяснить… это такой мужчина, который будит в тебе страсть, которого так и хочется облизать, всосать, откусить кусочек.
О проекте
О подписке