Отзывы на книги автора «Джек Керуак»

Опять читаю и удивляюсь умению Керуака чертовски увлекательно писать ни о чём. Герой путешествует автостопом, общается с разными интересными личностями, внутренним монологом проговаривает какие-то свои впечатления. И на этом всё: никакого морализаторства, никаких тебе развязок и итога сюжетных линий. Хотя роману это вполне подходит - с одной стороны, буддизму вообще свойственна некая недосказанность (по крайней мере, так я его понимаю), с другой же стороны перед нами очередной образец керуаковской спонтанной литературы. И финал здесь наступает не в соответствии с заранее намеченной логикой развития сюжета, а тогда, когда автор решает наконец, что выплеснул на бумагу все эмоции и теперь можно пойти пропустить пару стаканчиков. Наверное, такую книгу иначе написать просто нельзя.

Есть тут, как я уже упомянул выше, масса околобуддистских рассуждений. Я сам отнюдь не знаток, но и герои тоже, кажется, никакие не знатоки, а просто повёрнутые на всяких новых и диких для рядового обывателя штуках ребята. Буддизм для них просто очередная форма протеста против сытого потребительского мира. Вот разве что Джафи соображает чуть больше прочих, недаром его прототип стал впоследствии в реальной жизни видным востоковедом. Меня больше интересует другое, то, как же всё-таки воспринимать героев с их жизненной философией. Грязь, неприякаянность, беспорядочные половые связи, алкоголь, который в конце концов свёл Керуака в могилу. Можете обвинять меня в ханжестве, но это уж ни в какие ворота не лезет. Один мой друг всё твердит мне, что не будь всего этого, Керуак просто не создал бы своих шедевров. Но ведь подкупают-то в его книгах романтика путешествия, духовные поиски, путешествие к Маттенхорну, а не бесконечные попойки. Чтобы быть идеологической альтернативой ненавистного битникам среднего класса, вовсе не обязательно пить всё, что горит. И вообще, сам Керуак и те немногие, кто был основой движения битников, сделали действительно грандиозную вещь - целый культурный пласт, без всяких скидок. Одни писали романы, другие сочиняли стихи, третьи одним только магнетизмом личности вдохновляли первых и вторых. Но вот основная масса тех, кого принято считать потерянным поколением, что произошло с ними? Одни, как и сам Керуак, нашли свою смерть на дне бутылки, другие перебесились и стали в конце концов теми самыми зажиточными обывателями, которых раньше ненавидели. Очень грустно, что бунт Керуака и его друзей окончился ничем.

Ещё вот что бросается в глаза: и в этом романе, и в "На дороге" в центре происходящего не сам Керуак, но некий духовный лидер, мессия, икона для подражания. А сам Джек, точнее, его литературные воплощения, оказывается как бы в кильватере чужих идей - то Дина, то Джафи. Сам Керуак не видит себя в роли лидера, его романы по сути история влияния, которое на него оказали Кэссиди и Снайдер. Но именно Керуак стал маяком для многочисленных потомков, парень, который при жизни вовсе не считал себя таким уж важным. Есть в этом, если подумать, какая-то ирония и в то же время искренность, ведь настоящий мудрец никогда не кричит о своей мудрости.

Мэгги-кэссиди-мэгги-кэссиди… Пульс ровный, дышу ровно, начали. Я слышу твоё имя, произношу его одними губами, найду тебя. Ты похожа и не похожа на остальных. Лучики весеннего солнца играют у тебя в волосах, пробиваясь через них, волны твои. Живёшь ты, ходишь по той ли земле, что и я. А земля раскинулась под твоими босыми ногами травами, пышет зеленью весенних цветов, один из них ты берёшь и вставляешь себе в волосы. Ты и плачешь, грустишь, радуешься, у меня душа скачет, чувствует тебя, но чувствуешь ли ты эту радость, что ты мне даришь?

Знаешь ли что значит повзрослеть. Знаки препинания не имеют значения когда ты думаешь когда ты можешь рассуждать о том что для тебя лучше какую жизнь ты проживёшь и какой выбор сделать. Я пытаюсь узнать, я пытаюсь. Это сложно, иногда раздумья загоняют меня в тупик. Нагоняют тоску мысли о настоящем, влекут дали дальние, заоблачные. Сложится ли? Получится ли что-то из этих мечтаний, сбудутся ли мечты?

О многом роман. О любви и о выборе. О дружбе. Темах, которые меня часто сопровождают. И мне приятно идти с ними руку об руку, когда некоторые мотивы, звучащие в душе, находят отражение. К керуаковскому повествованию нелегко привыкнуть, оно обволакивает, как волны морские, когда тебя вода сама несёт, а ты лежишь, доверившись ей. О да. Как я понимаю, это поток сознания. О да. Этот поток иногда бессвязан, иногда слишком ассоциирован с чем-то, и эти ассоциации часто невообразимы. Но здесь понимание может вздремнуть минуту-другую, ведь я предался очарованию волн, переливу монологовых мыслей, заполняющих голову юного Дулуоза. Ю-н-о-г-о. Ещё не закалённого жизнью, у которого мысли заняты самыми простыми вещами, и который не может разобраться, что же он хочет и что от него хочет Мэгги; Дудуоза, не повидавшего, не познавшего. У которого ещё столько впереди. Если бы он знал…

Мысли и воспоминания будут преследовать тебя в будущем, Дулуоз, и тех, кого уже не будет, ты будешь помнить. Недаром в повествование вкраплены, замеченные в скобках, судьбы через несколько лет, созерцаемые мемуаристом, причём судьбы чаще всего несчастны. Так давай же, пользуйся моментом, пока все ещё живы и рядом, будь рядом с ними, люби их. Бесшабашные друзья, с которыми должно быть весело, но ты никогда-не-улыбаешься-даже-на-фото. Я болел за тебя, когда ты бегал на соревнованиях. И Полин болела — а кто она тебе? Не лучше бы её выбрать? Нет, не лучше.

Заметим, что Керуак выделяет своего главного героя, предоставляя возможность полюбить каждому, каждому из друзей. Богатенькие потомки своих родителей, как бы сошедшие со страниц «Мерзкой плоти», танцующие, кривляющиеся, разодетые, фальшивые с ранних лет — всё ты понимаешь, Мэгги, всё это ты видишь, своим чистым сердцем чувствуешь, пытаешься открыть глаза тому, кто рядом, но он не видит, ослеплённый.

Мэгги необычна, что привлекло. Она хотела одно, а ты, Дулуоз, видимо, другое. Где теперь ваш домик с табуретками, выкрашенными зелёной краской? Но что бы выбрал я на твоём месте? Всегда нужно / желательно находить альтернативу. Хотя это и тяжело.

Превозмогая неудобство в чтении, к которому, кстати, я быстро привык, смею сказать, что истинно близок он мне оказался, этот роман. Спасибо, Джек Керуак.

Мне не повезло. Я люблю Керуака и люблю его "Сатори в Париже", прочитанное давным-давно в отличном переводе Шараева. В симпатично оформленной серии вышел новый перевод, и я обрадовалась, что вот не забывают старичка, помнят, любят, продолжают. А потом увидела фамилию нового переводчика и как тростинка закачалась и немедленно скончалась. Под видом прекрасного писателя Керуака мне подсунули слабочитаемое говно Максима Немцова, сквозь которое пытается пробиться талант автора, но тонет и булькает.

Максим Немцов очень любит словотворчество: нах...евертить какой-то псевдолингвистической ерунды, а потом ликовать, какой он офигенный стилист. Но любит не значит умеет. Читать это безвкусное вычурное и нелепое месиво трудно, сплошной я твой дом труба шатал. При этом переводчик всегда может коварно сослаться на то, что так и задумано, ведь Керуак занимался словотворчеством в "Сатори...", да и в "Тристессе" тоже. Занимался, спору нет. Но у него вышло игриво и обаятельно. У Шараева тоже вышло неплохо. А у Немцова... *слышится неразборчивый рёв, запикивание и грохот*

Смысл очень нежной книги о чистом и сложносочинённом потоке собственных ощущений, памяти и впечатлений плохо прочитывается через непережёванные строки. Естественная красота пропадает. Так что это не то сатори, что я так любила, и разбирать я его не буду. Приведу только несколько примеров (не все, конечно, возьму наобум), чтобы вы сами прочувствовали разницу переводов. ни на чём не настаиваю, выбирайте любой, но не говорите потом, что я вас не предупредила.

Под катом...

Первое же предложение:

Ш.:Случилось так, что в какой–то из десяти проведенных мною в Париже (и Бретани) дней я испытал особого рода озарение, которое, казалось, вновь изменило меня, задав направление всей моей жизни на ближайших лет семь, а может и больше: по сути, это было сатори: японское слово, означающее «внезапное озарение», или «внезапное пробуждение», или попросту «удар в глаз»
Н.: Где-то среди моих десяти дней в Париже (и Бретани) было мне какое-то озарение, которое, похоже, снова меня изменило, к тому, что, наверное, еще семь лет или больше будет моим лекалом: по сути, сатори: японское слово, означающее «внезапное озарение», «неожиданное пробуждение» или же просто «дали в глаз».

Ш.: щелочкой в передних зубах под лакомыми губками
Н.: со щелочкой в самый раз в съедобельных губках

Ш.: я подметил непривычно зеленый цвет летних северных лугов, из–за таяния зимних снегов стекающих прямо в масляные изнеженные почвы. Ни в одной пальмовой стране такой зелени не увидишь, особенно в июне
Н.: потому что зимние снега стаяли прямо на этот луг слизнелютиков. Зеленей любой опальмеченной земли когда угодно, а особенно в июне

Ш.: У ангелов гигантские сочащиеся каплями крылья.
Н.: У ангелов каплют здоровенные крылья.

Ш.: Это ж просто одуреть можно, подниматься на этом лифте и чувствовать что тебя уже тошнит от одного лишь что ты в четверти мили над землей?
Н.: Ну тощища же тащиться в лифте и хандрить оттого, что забрался на четверть мили в воздух, а?

Ш.: Но я не стал мешать этруску который вытряхнул ее вон.
Н.: Но я позволил этруску отпудрить ее по телефону.

Ш.: потому что был уже слишком пьян.
Н.: нажирался я достоподлинно в жвак.

Ш.: Просто иногда мне становится ужасно одиноко, и хочется женского общества, вот ведь ерунда.
Н.: Просто мне иногда становится до ужаса одиноко, общества женщины б, чтоб лязгфигачила его.

Ш.: Шлю синеглазо моргающий сочувственный зов
Н.: Выписываю ей двойной удар сострадания голубыми глазами

Ш.: и под ее нежным горбатым носиком розовеют губки
Н.: а ее носик мягким крючком располагает под собой розовые губки.

Ш.: Кроме того, похоть это не мой конек и вгоняет меня в краску стыда
Н.: Кроме того, распутство не мой антрекот, я от него краснею

Ш.: И, по своему обыкновению, я просто собрал все это в емком и тысячекратно выплеснутом «Вот!»
Н.: Как обычно, я просто сосредоточил все в одном насыщенном, но натысяченном «А-га!»

Ш.: хорошенько выспавшись и приведя себя в порядок
Н.: и я весь начисто опять прихорошился

Ш.:этот хвастун, этот хлюпик, стыдливый паскудник, разнеженный блудник, «кладезь причуд» как сказал Шекспир о Фальстафе, эта дешевка, не пророк даже и ясное дело не рыцарь, этот смерти страшащийся слизняк, истекающий слизью в своей ванной, этот беглый раб футбольных полей, этот небрежный художник и дрянной воришка, горлодер в парижских салонах и мямля среди бретонских туманов, остряк на нью–йоркских выставках и нытик в полицейских участках и по телефону мамочке, этот лицемер, этот малодушный aide–de–camp с портфелем набитым книжками и портвейном, рвущий цветочки смеясь над их колючками, ревущий вихрем чернее нефтяных факелов Манчестера и Бирмингема вместе взятых, этот занудный засранец, любитель испытывать мужскую гордость и женскую стойкость, эта дряхлая развалина с битой в руке и надеждою победы. Этот, короче говоря, зашуганный и униженный тупоголовый пустобрех и хренов потомочек настоящих мужчин.

Н.: этот хвастун, этот простофиля, этот ярила и шалопай, и греби лопатой грабленые грешки, это «скопище слизи», как говорил Шекспир о Фальстафе, эта фальшивая стафида, даже не пророк, куда там до рыцаря, эта опухоль смертебоязни, с набуханьями в ванной, этот сбежавший раб футбольных полей, этот художник аутов и грабитель баз, этот орун в салонах Парижа и мямля в бретонских туманах, этот шуткующий фарсёр в художественных галереях Нью-Йорка и нытик в околотках и по межгороду, этот ханжа, этот ссыкливый адъютант с портфолио, полным портвейна и фолиантов, этот цеплятель цветиков и шутник над шипами, этот самый что ни есть Hurracan вроде газовых заводов как Манчестера, так и Бирмингема, этот гаер, этот испытатель мужской трусости и дамских трусиков, эта свалка костей распада, пожирающая ржавые подковы в надежде выиграть у… Этот, короче гря, перепуганный и униженный тупица-громоглас, дрыщавый потомок человека.

Простите, там ещё много, но я больше не могу, можно выйти? Я уже достоподлинно в жвак — совсем не мой антрекот отпудрился.

АПД: Добавление из-за вопросов в личку. Старый перевод тоже не идеален. В нём переводчик решил уйти от игры слов к понятности. Немцов ушёл от адекватности к игре слов — поэтому для сравнения и дан первый перевод, чтобы хотя бы было понятно, о чём вообще речь. Полноценного перевода сейчас нет, выбор из этих двух крайностей.

В списке непрочитанной классики подубавилось – я побывыл в дороге вместе с Джеком Керуаком. То еще, ребята, удовольствие. Я то ждал философствований, разговоров на зарнице, мерного стука колес. Но, поди там, в ответ я получил крайне экспрессивный взлет, пару штопоров, ТАНГАААЖ, и очень жесткую посадку на забытую Богом поляну у черта на куличках. Несовпадение желаемых ощущений от реалий «спонтанной прозы» (так её называл Джек) и предопределило финальное впечатление. Крупье, подожди, я открою еще пару карт.

Вообще, эта самая «спонтанная проза» - вещь, безусловно, интересная для культуры. Все вы знаете эту историю, что Керуак, как следует нарядившись бензендриновой кислотой, бешенной и пулеметной очередью исписал какой-то там рулон бумаги, в общем то, проигнорировав существование синтаксических и пунктуационных правил. В 2015 году это было бы прекрасной пиар-историей, о которой бы написали многие издания, но тогда просто так было нужно. Керуак выплеснул все, что было у него на душе - на бумагу. Результат мы знаем. «В дороге» легко можно сравнить с художественными экспериментами Джексона Поллока, которые сейчас сложно купить меньше, чем за соточку миллионов долларов. А ведь мужик просто разбрызгивал краску на валяющийся под ногами холст (эксперты подсказывают, что это называется "сюрреалистический автоматизм") . Эх, знала бы моя мама, что я творю вареньем на линолиуме не хуже Поллока, не стала бы наказывать. О мир, какой же ты занятный.

Давайте еще кое-что уточним – в этом произведении нет сюжета (сюжет? какое странное французское слово), есть только идея. Та самая идея, которую тщетно формулировали битники, но у них никак не получалось, а потом бабах, ребята, смотрите, Джек принес с собой рулон, там все есть. Все это напоминает рождение великого гитарного риффа во время джем-сейшна – к слову, параллелей у культуры битников с бибопом и бопом (это музыкальные жанры) более чем достаточно, так что сравнение вполне уместное. Но лично мне, а это уголок моей субъективности, очень не хватало хоть сколько-нибудь внятного сюжета. А то получается, что я читал посты в фэйсбук кочующего авантюриста – занятно первые десятки страниц, потом немного засмотрелся на смешного удода в интернете, и вот ты уже в компании других героев, которые каким-то образом переместились в другой город, но также пьют и принимают различные стимуляторы. Спонтанная проза такая спонтанная.

Отдельно мне повезло с изданием – в мои руки неведомым образом угодила книга ивановского издательства «Просодия», которое приказало долго жить еще десять лет назад. Помимо рецензируемого романа, там оказалось небольшое количество эссе товарища Керуака. И вот тут, кстати, я открыл для себя немного другого Керуака, не того, который истошен и дик, а того, кто использует словосочетания «лапидарные фиоритуры» и размышляет о «грани между выспренностью и лепетом». Интеллектуальность этого красивого джентльмена меня потрясла в сравнении с небрежным и максимально упрощенным штилем, который присутствует «В дороге». Такая вот просодия, друзья.

Ах да, чуть не забыл. Самое важное во всей книге (конкретно в моем просодическом издании) можно найти в эссе «Вера и техника в современной прозе», которое на первый взгляд больше напоминает список покупок, чем эссе. Так вот, в пункте 3 сказано следующее – «Попробуй никогда не напиваться вне собственного дома». И чему нас учат учителя, спрашивается? Вот же ж где цимес самый. Взял на вооружение, и вам советую.

Обойдемся сегодня, наверное, без подытоживаний. Ругать такие книги глупо и странно, хвалить – просто не хочется, не битник я оказался. На том и разойдемся.

Ваш CoffeeT

В списке непрочитанной классики подубавилось – я побывыл в дороге вместе с Джеком Керуаком. То еще, ребята, удовольствие. Я то ждал философствований, разговоров на зарнице, мерного стука колес. Но, поди там, в ответ я получил крайне экспрессивный взлет, пару штопоров, ТАНГАААЖ, и очень жесткую посадку на забытую Богом поляну у черта на куличках. Несовпадение желаемых ощущений от реалий «спонтанной прозы» (так её называл Джек) и предопределило финальное впечатление. Крупье, подожди, я открою еще пару карт.

Вообще, эта самая «спонтанная проза» - вещь, безусловно, интересная для культуры. Все вы знаете эту историю, что Керуак, как следует нарядившись бензендриновой кислотой, бешенной и пулеметной очередью исписал какой-то там рулон бумаги, в общем то, проигнорировав существование синтаксических и пунктуационных правил. В 2015 году это было бы прекрасной пиар-историей, о которой бы написали многие издания, но тогда просто так было нужно. Керуак выплеснул все, что было у него на душе - на бумагу. Результат мы знаем. «В дороге» легко можно сравнить с художественными экспериментами Джексона Поллока, которые сейчас сложно купить меньше, чем за соточку миллионов долларов. А ведь мужик просто разбрызгивал краску на валяющийся под ногами холст (эксперты подсказывают, что это называется "сюрреалистический автоматизм") . Эх, знала бы моя мама, что я творю вареньем на линолиуме не хуже Поллока, не стала бы наказывать. О мир, какой же ты занятный.

Давайте еще кое-что уточним – в этом произведении нет сюжета (сюжет? какое странное французское слово), есть только идея. Та самая идея, которую тщетно формулировали битники, но у них никак не получалось, а потом бабах, ребята, смотрите, Джек принес с собой рулон, там все есть. Все это напоминает рождение великого гитарного риффа во время джем-сейшна – к слову, параллелей у культуры битников с бибопом и бопом (это музыкальные жанры) более чем достаточно, так что сравнение вполне уместное. Но лично мне, а это уголок моей субъективности, очень не хватало хоть сколько-нибудь внятного сюжета. А то получается, что я читал посты в фэйсбук кочующего авантюриста – занятно первые десятки страниц, потом немного засмотрелся на смешного удода в интернете, и вот ты уже в компании других героев, которые каким-то образом переместились в другой город, но также пьют и принимают различные стимуляторы. Спонтанная проза такая спонтанная.

Отдельно мне повезло с изданием – в мои руки неведомым образом угодила книга ивановского издательства «Просодия», которое приказало долго жить еще десять лет назад. Помимо рецензируемого романа, там оказалось небольшое количество эссе товарища Керуака. И вот тут, кстати, я открыл для себя немного другого Керуака, не того, который истошен и дик, а того, кто использует словосочетания «лапидарные фиоритуры» и размышляет о «грани между выспренностью и лепетом». Интеллектуальность этого красивого джентльмена меня потрясла в сравнении с небрежным и максимально упрощенным штилем, который присутствует «В дороге». Такая вот просодия, друзья.

Ах да, чуть не забыл. Самое важное во всей книге (конкретно в моем просодическом издании) можно найти в эссе «Вера и техника в современной прозе», которое на первый взгляд больше напоминает список покупок, чем эссе. Так вот, в пункте 3 сказано следующее – «Попробуй никогда не напиваться вне собственного дома». И чему нас учат учителя, спрашивается? Вот же ж где цимес самый. Взял на вооружение, и вам советую.

Обойдемся сегодня, наверное, без подытоживаний. Ругать такие книги глупо и странно, хвалить – просто не хочется, не битник я оказался. На том и разойдемся.

Ваш CoffeeT

Можно разобрать эту книгу на несколько основных тем, но не хочется, потому как она какая-то всеобъемлющая. Но читать её себе дороже — есть риск заразиться тоской, запечатанной в эти страницы. Биг Сур — живописнейшее место на западном берегу Соединенных Штатов, превратившееся для короля битников в символический гефсиманский сад, где он пытался смириться с отсутствием ответов на его молитвы.

По началу брюзжащий Джек вызывает даже умиление, а затем вдруг накрывает понимание, что все эти остроумные шуточки и смех — на грани истерики. А потом и вовсе хочется пройтись ему кувалдой по щам за то, что он со мной сделал на протяжении этой книги. Разбередил душу, как осиное гнездо и инфицировал сознание острейшим экзистенциальным ужасом. При чём так и не сказал, что со всем этим делать, как с этим справляться, ведь, что самое ужасное — он сам не знает. Последний пассаж книги в духе и повторится всё как встарь: аптека, улица, фонарь, и так же будут стоять эти несокрушимые деревья, под которыми будут с ума сходить существа наделенные сознанием, но лишенные надежды найти ответы, просто убивает.

Сумасшествие заразно, как зевота. Даже просто читая про зевоту уже хочется зевнуть, но кто даст гарантию, что когда читаешь про безумие, не становишься безумным? Сначала посмеиваешься над спившимся писакой, потом тебе неловко от жалости к нему, а потом тебя сковывает этот же ужас. От осознания того, что ты слышишь всё это от легенды своего поколения. Человека, который созидал, много читал, путешествовал, знал, шёл другим путём, протаптывая собственную тропинку. Человека, который искал! И вдруг ты видишь его корчащимся, стонущим, разбитым. Он сравнивает свои муки с болями ракового больного на предсмертном одре. К такому нельзя быть готовым, это парализует.

С мазохистским удовольствием наблюдаешь за его метаниями. То он бежит от цивилизации в лес, то тащит туда своих друзей, пытаясь воссоздать атмосферу былых времен. То, идя по дороге и заметив едущее на машине семейство, с омерзением вздрагивает при виде подкаблучника — мужа, радуясь, что избежал такой участи, то привозит в свою избушку девицу с её ребенком, создавая подобие семьи. Но уже слишком поздно, он не чувствует вкуса жизни, как и вкуса алкоголя. Чтобы оценить степень его отчаяния, надо сказать, что он разочаровался в словах. Писатель разочаровался в словах! Не людским словам описать эту знаково-древнюю скорбь, - говорит он. Уж конечно он хотел бы быть как Коди (Дин Мориарти / Нил Кэссиди), потому что для того жизнь священна и он просто живёт её, но он не такой.

...я понимаю, что все просто живут своей жизнью, один я сумасшедший.

Ни аскетизм, ни гедонизм не принесли счастья. Ни попытка быть частью семьи, ни одиночество, ни любовь, ни дружба не дали удовлетворения. Ни наркотики, ни алкоголь не успокоили. Ни признание, ни слава, ни намотанные по миру километры не принесли независимости. Ни одно из изученных духовных учений ни на дюйм не приблизили к истине. Где мудрость, которая должна была придти с годами, где знание? Какой дорогой ни пойди, будь кем или никем — конец один, а главное - ты так и не узнаешь, зачем всё это было — книга о моменте смирения с этим. Коктейль из русской тоски и калифорнийской истерики, после которого трудно протрезветь и ещё сложнее продолжать шевелиться, ибо зачем?

Будучи в переломном моменте своей жизни и осознавая такие понятия, как свобода, личность, система, условности, "а что скажут люди", "жить, как хочется" и прочее-прочее, я решила прочитать Керуака, думая, что он своей книгой даст мне почувствовать общность с персонажами и вынести для себя какие-то ответы на мои вопросы. К сожалению, Керуак был так занят распитием спиртных напитков, курением травки и траханием всяких разных баб, что смысла не сумел вложить в свою книгу. Скажем так, я ожидала увидеть борцов с системой, а увидела... хм, ну, этим людям совершенно определенно плевать на систему, просто потому что они торчки. Разочарование заключается в том, что мне хотелось сильных рассуждений на тему свободы и жизни не "как у всех", а "так, как хочется". Да, безусловно, персонажи Керуака так и жили - как им хотелось, но вот я не уверена, что и мне хочется того же, что и им.

Вся книга представляет собой сухое описание фактов - поехали туда, там бродяжничали, там бухали, там урвали доллар, там потрахались, опять поехали, опять бродяжничали... и так снова и снова... Язык соответствующий персонажам. А все "философские разговоры", которые персонажи вроде бы ведут между собой, автором почему-то опускались, обозначались лишь "а потом мы говорили о важных вещах до самого утра". Мдэ...

Говорят, что этот роман - джазовая импровизация. Я слушала джазовые импровизации и, поверьте мне, эта книга - совсем не то, что чарующая мелодичность джаза, это укуренный поток сознания, ничего больше. Хотя и свобода мне импонирует, и путешествия автостопом... я ожидала, что эта книга просто очарует меня, захватит с собой и не отпустит, думала, что нам с ней по пути и, возможно, даже надеялась, что она станет любимой. Увы и ах.

Свобода - это не побухать и потрахаться. Личность - это не накуриться и бродяжничать. И убегать от системы не значит бороться с ней.

Будучи в переломном моменте своей жизни и осознавая такие понятия, как свобода, личность, система, условности, "а что скажут люди", "жить, как хочется" и прочее-прочее, я решила прочитать Керуака, думая, что он своей книгой даст мне почувствовать общность с персонажами и вынести для себя какие-то ответы на мои вопросы. К сожалению, Керуак был так занят распитием спиртных напитков, курением травки и траханием всяких разных баб, что смысла не сумел вложить в свою книгу. Скажем так, я ожидала увидеть борцов с системой, а увидела... хм, ну, этим людям совершенно определенно плевать на систему, просто потому что они торчки. Разочарование заключается в том, что мне хотелось сильных рассуждений на тему свободы и жизни не "как у всех", а "так, как хочется". Да, безусловно, персонажи Керуака так и жили - как им хотелось, но вот я не уверена, что и мне хочется того же, что и им.

Вся книга представляет собой сухое описание фактов - поехали туда, там бродяжничали, там бухали, там урвали доллар, там потрахались, опять поехали, опять бродяжничали... и так снова и снова... Язык соответствующий персонажам. А все "философские разговоры", которые персонажи вроде бы ведут между собой, автором почему-то опускались, обозначались лишь "а потом мы говорили о важных вещах до самого утра". Мдэ...

Говорят, что этот роман - джазовая импровизация. Я слушала джазовые импровизации и, поверьте мне, эта книга - совсем не то, что чарующая мелодичность джаза, это укуренный поток сознания, ничего больше. Хотя и свобода мне импонирует, и путешествия автостопом... я ожидала, что эта книга просто очарует меня, захватит с собой и не отпустит, думала, что нам с ней по пути и, возможно, даже надеялась, что она станет любимой. Увы и ах.

Свобода - это не побухать и потрахаться. Личность - это не накуриться и бродяжничать. И убегать от системы не значит бороться с ней.

Будучи в переломном моменте своей жизни и осознавая такие понятия, как свобода, личность, система, условности, "а что скажут люди", "жить, как хочется" и прочее-прочее, я решила прочитать Керуака, думая, что он своей книгой даст мне почувствовать общность с персонажами и вынести для себя какие-то ответы на мои вопросы. К сожалению, Керуак был так занят распитием спиртных напитков, курением травки и траханием всяких разных баб, что смысла не сумел вложить в свою книгу. Скажем так, я ожидала увидеть борцов с системой, а увидела... хм, ну, этим людям совершенно определенно плевать на систему, просто потому что они торчки. Разочарование заключается в том, что мне хотелось сильных рассуждений на тему свободы и жизни не "как у всех", а "так, как хочется". Да, безусловно, персонажи Керуака так и жили - как им хотелось, но вот я не уверена, что и мне хочется того же, что и им.

Вся книга представляет собой сухое описание фактов - поехали туда, там бродяжничали, там бухали, там урвали доллар, там потрахались, опять поехали, опять бродяжничали... и так снова и снова... Язык соответствующий персонажам. А все "философские разговоры", которые персонажи вроде бы ведут между собой, автором почему-то опускались, обозначались лишь "а потом мы говорили о важных вещах до самого утра". Мдэ...

Говорят, что этот роман - джазовая импровизация. Я слушала джазовые импровизации и, поверьте мне, эта книга - совсем не то, что чарующая мелодичность джаза, это укуренный поток сознания, ничего больше. Хотя и свобода мне импонирует, и путешествия автостопом... я ожидала, что эта книга просто очарует меня, захватит с собой и не отпустит, думала, что нам с ней по пути и, возможно, даже надеялась, что она станет любимой. Увы и ах.

Свобода - это не побухать и потрахаться. Личность - это не накуриться и бродяжничать. И убегать от системы не значит бороться с ней.

Всё ещё под впечатлением от книги.
Это произведение надо читать постепенно, смакуя, под бокальчик вкусного чего-то там, размышляя о жизни и её мистическом смысле. Возможно я промахнулась, что начала знакомство с произведениями автора именно с этого, но для меня оно стало немного не моим. Если не то настроение, то сложно вникнуть в эти все витиеватые намёки, переключиться между фантазией и явью, проникнуться мистицизмом и атмосферой.. Возможно, мне понадобится время на осознание, возможно, прочитаю ещё несколько книг, чтобы понять суть и особенный стиль автора. Но, пока что, пребываю в смятении.
Сюжет книги увлекателен, язык повестовования оригинальный, есть интересные неологизмы, герои загадочные, притягательные. Буду читать позже "В дороге", не факт, что буду перечитывать "Доктора Сакса", рекомендовать буду исключительно под настрой)
Благодарю за внимание, всем мирного дня)