Глава XI

Мы спим при звуках труб, и несмотря на пожирающий огонь, который выбрасывает из себя дрожащая земля, среди развалин мы справляем празднества и мы танцуем на вулкане.

Юнг

Наступило лето, а судно Марка все еще не было спущено на воду; Марку хотелось закончить его до самых мелочей. С целью предохранения судна от червей наш Марк не поленился обшить его оставшейся от пинаса медью; затем он с особенным старанием и любовью окрасил его и снаружи, и внутри, причем не преминул надписать на нем красивым четким шрифтом то имя, которое намеревался дать своему судну; имя это было: «Бриджит Ярдлей». Ему казалось, что никакое другое имя не подошло бы к этому стройному, красивому судну. Когда все работы были окончены, и паруса и снасти прилажены на своих местах, Марк стал раздумывать, как бы спустить свое судно благополучно на воду.

Заранее предвидя, что, предоставленный лишь самому себе и своим силам, он никогда не будет в состоянии сдвинуть с места судно, Марк еще при постройке позаботился придать ему то же наклонное положение, какое имел и «Нэшамони». Соорудить полозья было не так трудно, и несколько дней спустя они уже были готовы, после чего следовало лишь освободить «Бриджит» от окружавших ее со всех сторон подставок и затем уже предоставить самой себе.

В этот решительный момент Марка охватило столь сильное волнение, что он не в состоянии был справиться с нахлынувшими на него разнородными чувствами. Колени его подкашивались, голова кружилась, так что он вынужден был присесть, чтобы не упасть. Каких только последствий не ожидал он от этого наступавшего события? Как знать, не суждено ли было этой «Бриджит» вернуть его той, имя которой она носила?!. В этот момент ему казалось, что вся дальнейшая участь его зависит от спуска судна; сердце его замирало при одной мысли, что вдруг какое-нибудь непредвиденное препятствие может помешать этому великому событию. Ему пришлось переждать несколько минут, пока к нему вернулось необходимое в таких случаях хладнокровие и самообладание.

Наконец, успокоившись, Марк снова принялся за дело. Последние подпорки рухнули, но судно все еще оставалось на месте; тогда Марк ударил по нему мушкелем^[4]. На этот раз судно послушно подалось вперед, не останавливаясь, скользнуло вплоть до воды и наконец вошло в нее, рассекая голубую струю подобно утке, которая шевелит крыльями, сходя на пруд. Марк был в восторге от своей «Бриджит». Это было прекрасное нарядное судно, красиво державшееся на воде. Нет нужды говорить, что он еще заранее прикрепил к ней канат, с помощью которого можно было причалить судно к берегу. Затем Марк осторожно подтянул судно в маленькую природную бухту, которая как раз имела надлежащие размеры.

«Бриджит» по размерам своим была в четыре раза меньше «Нэшамони», а по длине равнялась почти половине его длины. В общем, «Бриджит» была во всех отношениях прекрасное судно. Так как Марк мог рассчитывать только на паруса, то он настлал в носовой части небольшую палубу для того, чтобы судно не заливало волнами и чтобы иметь в своем распоряжении такое место, где бы он мог хранить свои съестные и всякие другие припасы. Несколько бочонков свежей дождевой воды заменяли балласт. Они были внесены на судно, равно как и мачты, паруса и некоторые другие предметы, еще до спуска его на воду.

Так как было еще не поздно, то Марк не мог отказать себе в удовольствии теперь же предпринять маленькую прогулку вокруг острова. На всякий случай он снес туда немного провианта и, отвязав судно, вступил под паруса. Как только «Бриджит» стала набирать ход, охотно повинуясь рулю, душой Марка овладело такое радостное чувство, как будто он нашел нового друга и товарища. Его новое судно живо напоминало ему его любимое занятие в дни юности, когда на Делаваре у него тоже было свое небольшое судно. Сколько приятнейших прогулок он совершил на нем!

Пользуясь благоприятным ветром, Марк прошел между Рифом и «утесом ила», обогнул остров и вошел в ту бухту, где стоял на якоре «Ранкокус». Затем он обошел вокруг этого судна, как будто желая похвастать перед этим старым другом своим новеньким судном, и, держась круче к ветру, вышел в тот проход, которым он когда-то вместе с Бобом прошел на Риф.

Оказалось, что обойти те рифы, которые могли бы представлять собою некоторую опасность для «Бриджит», было весьма нетрудно, тем более что белевшая на поверхности моря пена прекрасно обозначала их. Впрочем, для «Бриджит» даже и над рифами было довольно глубины. А вот и то опаснейшее место, означенное двумя буйками, которое так счастливо прошел тогда «Ранкокус». «Бриджит», конечно, оказалась не менее счастливою; миновав это место, Марк стал держать в том направлении, где он надеялся найти столь памятный ему роковой утес, который был виновником злоключений с тех пор, как о него так неожиданно ударился «Ранкокус».

Якорный буек все еще был на своем месте, точно бессменный часовой на вверенном ему посту; Марк ухватился за его канат и притянулся к якорю, убрав, конечно, предварительно все паруса.

Теперь «Бриджит» стояла на прежней якорной стоянке «Ранкокуса», или в двух шагах от рокового места, а быть может, и над ним; подобные места обыкновенно изобилуют всякой рыбой, и Марку вздумалось попытать здесь счастья; с ним было, кстати, рыболовное снаряжение; он закинул уду и тотчас же вытащил великолепную рыбу. И каждый раз опять повторялось то же. Заметим, что здесь рыба была гораздо лучше и крупнее, чем там, поблизости от Рифа. За какие-нибудь полчаса нетрудно было убедиться, что за один день здесь можно было наловить так много рыбы, что даже его судно будет не в состоянии свезти ее всю. На этот раз Марк довольствовался десяточком-другим этой прекрасной рыбы; отвязав свое судно, он поднял паруса и стал маневрировать, чтобы выбраться на ветер. Вскоре он очутился уже в десяти милях на ветре у острова. Мачты «Ранкокуса» служили ему маяком, так как вершина кратера скрылась за горизонтом. Даже и мачты трудно было различать вследствие отсутствия на них всех парусов, и если бы не компас, то едва ли Марк мог безошибочно определить отсюда направление, в котором находился Риф.

Что же касается подводных скал и камней, то, хотя ни один из них не возвышался над поверхностью моря, но тем не менее, судя по явным признакам, доказывавшим несомненно повсюду их присутствие, Марк мог сказать, что они занимают пространство приблизительно до двадцати миль в окружности. Он уже сделал более чем пятнадцать миль, а все еще не мог выбраться из их заколдованного круга. Тут Марк лег в дрейф и приступил к своему скромному обеду. День начал клониться к вечеру, и потому он счел за лучшее вернуться к кратеру.

«Бриджит» шла очень ходко, и полчаса спустя Марк вновь уже стал различать верхушки мачт «Ранкокуса», а спустя еще немного стала довольно ясно вырисовываться на горизонте вершина кратера.

Наш молодой моряк намеревался было сначала провести всю ночь в открытом море, но в том случае, если погода будет благоприятная. Ему хотелось узнать, как его новенькое судно будет держаться на море во время его сна, и вместе с тем он уже давно желал дойти до крайнего предела рифов.

Все огородные работы были теперь окончены, и Марк свободно мог располагать всем своим временем. К тому же в распоряжении его находилось и подходящее судно. И он задумал выбраться когда-нибудь подальше за пределы рифов и там крейсировать несколько суток кряду в надежде повстречать какое-нибудь судно, которое могло бы принять его к себе на борт.

Он сознавал, конечно, что, быть может, прождет этого счастья напрасно целых триста дней, но что же из того, если на триста первый все его страстные желания и надежды осуществятся?

Но этот раз погода вовсе не благоприятствовала его намерениям и замыслам.

Когда кратер вновь показался на горизонте, то небо уже приняло угрожающий вид, а сама атмосфера – какой-то зловещий красноватый оттенок, не на шутку испугавший Марка. Ему хотелось скорее добраться до острова, чтобы успеть загнать своих свиней и кур вовнутрь кратера. Все предвещало бурю, сопровождаемую здесь почти всегда сильнейшими наводнениями, о которых Марк уже имел понятие.

В момент, когда «Бриджит» спокойно проходила между двумя буйками, паруса ее стали вдруг полоскаться, – то был, несомненно, зловещий признак перемены ветра. До Рифа оставалось около двух миль. Спустя немного подул противоположный ветер; морские чайки и другие птицы с тревожными, резкими криками целыми стаями сновали в воздухе взад и вперед или описывали над головой Марка круги, спускаясь постепенно все ниже и ниже к воде. Солнце садилось в густых облаках огненно-красного цвета, обнимавших весь горизонт. Теперь до Рифа уже оставалось немногим меньше мили, но, несмотря на то, в душе Марка родилось новое опасение: если буря вдруг разразится и ветер повернет к западу, что было весьма возможно, то его легко могло унести прямо в открытое море. Даже и в этом случае, если «Бриджит» устоит против напора волн, и тогда грозившая ему опасность была бы велика: его могло загнать так далеко, что само возвращение на Риф, пожалуй, сделалось бы невозможным. Тут только он почувствовал, каким великим счастьем являлось для него то, что судьба забросила его на этот остров, где теперь все способствовало лишь его благополучию. Он понял, как было бы ужасно лишиться вдруг всего того, что он имел на Рифе, и быть оторванным от него навеки.

Как бы охотно отдал он теперь большую половину всех своих плантаций и урожаев, доставшихся ему без труда, лишь бы очутиться на Рифе в полной безопасности от бури и других невзгод! Но вот, благодаря той ловкости и опытности, которыми он обладал в управлении судном, Марку удалось наконец счастливо достигнуть Рифа, не понеся при этом никаких потерь.

Часу в десятом вечера «Бриджит» вновь вошла в свою бухту; Марк позаботился о своем стаде и поспешил скорее укрыться в каюте старого «Ранкокуса». Первым движением его души было стать на колени, воздать благодарение Богу за то, что Он вернул его сюда.

Эти места стали ему столь близкими и дорогими; и с мыслью о них в его душе сливалось понятие о полной его личной безопасности. Утомленный трудами и впечатлениями этого богатого для него событиями дня, Марк поспешил раздеться, лег в постель и заснул крепким сном.

Наутро, пробудившись, он вдруг почувствовал, что задыхается, и вслед за тем, раскрыв глаза, был поражен каким-то странным светом, наполнявшим всю его каюту. Сначала он думал, что горит «Ранкокус»; вскочив с кровати, Марк прислушался, но треска горящего дерева нигде не было слышно; он стал смотреть – огня нигде не видно! Одевшись, он выбежал на палубу и тут вдруг ощутил такой толчок, что лишь с большим трудом мог удержаться на ногах; сотрясение прошло по всему судну. Море кругом бурлило и шумело, точно готовясь выйти из берегов. До слуха Марка доносился какой-то небывалый резкий свист, а в воздухе носились зловещие зигзаги пламени вроде громадных молний. Момент был до того ужасен, что все слилось в один хаос.