Связь прервалась, и Дэвид вернулся к своим данным, зарычал и врезал кулаком по дисплею. Монитор не сломался. И даже не выдал ошибки. Как будто ничего не было. Следующий вызов поступил вечером, когда лаборатории уже стали пустеть. Голоса в коридоре затихали, почти терялись в гудении и постукивании аппаратуры. Появились уборщики, пожилые мужчины и женщины с влажными тряпками и чистящими средствами. Дэвид едва не пропустил трезвучия вызова. Только чуточку забеспокоился: зачем бы кому-то посылать сообщение вместо того, чтобы выйти на связь. И он все-таки посмотрел. Сообщение было от Лили, с заголовком: «ОТКРОЙ, КОГДА БУДЕШЬ ОДИН». Дэвид забыл о работе. В воображении пронеслись всевозможные варианты записок, которые девушка может тайком присылать юноше. Плотно закрыв дверь лаборатории, он склонился над терминалом.

У нее там было темно, свет падал сбоку. На заднем плане пели радж, сплошные трубы и заливистые трели мужским голосом. Она облизнула губы, бросила взгляд на панель управления и снова на экран.

– Дэвид, кажется, я влипла, – заговорила она. Голос дрожал, слова она произносила с придыханием. – Мне нужна помощь, да? Мне понадобится помощь, а тебе я нравлюсь, я знаю. Ты мне тоже нравишься, и, мне кажется, ты мне поможешь выбраться, да? Мне нужно денег в долг. Может быть… может быть, много. Скоро буду знать. Может быть, завтра. Просто пришли сообщение, если сможешь. И не говори Хатчу.

Женский голос откуда-то издалека перекрыл музыку, Лили протянула руку. Дисплей вернулся к настройкам, и Дэвид ввел запрос на связь, который после положенной паузы предложил оставить сообщение. Крякнув с досады, он ввел новый запрос. И еще раз. Система Лили была не в сети. Дэвиду страшно хотелось броситься на станцию «трубы» и самому добраться в Иннис-Шэллоус, но он не знал, где ее там искать. Не знал даже, откуда она отправила сообщение. Любопытство и ужас сплетали для него сотню объяснений. Лили взяли с товаром, и теперь надо заплатить полицейским, чтобы не попасть за решетку. Ее нашел кто-то из врагов Хатча и угрожает смертью, если она не скажет, где его искать, – и ей надо бежать с планеты. Или она забеременела, и ей надо в Дханбад-Нова на аборт. Он задумался, сколько ей понадобится денег. Представил, как она улыбнется, когда он их принесет. Когда спасет ее – от чего там надо спасать. Но прежде всего следовало зафиксировать данные и попасть домой. Чтобы никто ни о чем не узнал. Он поставил ручной терминал на запись и сдвинулся к центру картинки.

– Я постараюсь, Лили. Только ты со мной свяжись. Расскажешь, что случилось, и я сделаю, что тебе нужно. Обещаю. – Он чувствовал, что не все сказал. Что-то надо было добавить. Что – он не знал. – Что бы там ни было, мы пробьемся, да? Ты только мне позвони.

Он ввел адрес и отправил сообщение. И весь вечер ждал гудка вызова. Не дождался.

Домой он попал ближе к полуночи, но отец и тетя Бобби еще не спали. Монитор в большой комнате передавал популярную программу – там что-то воодушевленно вещал седой мужчина с рублеными чертами лица. Звука не было, и казалось, будто выступающий добивается их внимания. Отец Дэвида сидел на диване, массивной фигурой подавив все пространство от подлокотника до подлокотника – как король на троне. Тетя Бобби прислонилась к стене, на каждой фразе поднимая одной рукой тридцатикилограммовую гирю и плавно опуская, пока слушала.

– Мне так видится, – сказала она.

– Но это не так, – ответил ей отец. – Ты – подготовленный профессионал. Сколько средств вложил в тебя Марс, пока ты служила? Эти ресурсы не с неба свалились. Марс кое-что отдал, чтобы открыть тебе дорогу, обучить тому, что ты умеешь.

Этот тон был знаком Дэвиду с малых лет – тон, от которого у него внутри все сворачивалось. Мужчина на экране гневно воздел руку – и, опустив ее, изобразил обаятельную улыбку.

– Я это ценю, – заговорила тетя Бобби тихо и сдержанно – но ее слова кричали громче, чем повышенный тон отца. – Я служила. На этой моей дороге случилось много восемнадцатичасовых вахт и…

– Нет-нет-нет. – Отец замахал широкой ладонью, словно дым разгонял. – Ты не должна жаловаться на переработки. Работа инженера требует не меньшей отдачи…

– И много погибавших у меня на глазах друзей, – закончила тетя Бобби. Гиря поднялась и опустилась во внезапно наступившем молчании. Тетя Бобби переложила груз в другую руку. У отца лицо налилось кровью, пальцы сжимали колени. Тетя Бобби улыбнулась. И грустно продолжила: – Ты хочешь взвалить на меня еще и это. Валяй, попробуй.

Дэвид поставил терминал на кухонный стол – пластик, щелкнув по пластику, предупредил их о его приходе. Когда взрослые обернулись к нему, Дэвид заметил фамильное сходство. На миг ему увиделись старший брат с младшей сестрой, ведущие не прекращавшийся с детства разговор. Кивнув им, Дэвид отвернулся, потому что эта мысль его взволновала и немного смутила.

– С возвращением, – приветствовал его отец, поднимаясь с дивана. – Как дела в лаборатории?

– Хорошо, – ответил Дэвид. – Мама обещала оставить мне поесть.

– В холодильнике карри.

Дэвид кивнул. Он считал, что карри – это невкусно, но есть можно. Положив двойную порцию в самонагревающуюся тарелку, он установил ее на подогрев. Глаз не поднимал, одновременно надеясь, что старшие, вернувшись к разговору, забудут о нем, и страшась услышать их ссору. Тетя Бобби откашлялась.

– Узнали что-то новое насчет «трубы»? – спросила она. Перемена голоса сказала Дэвиду, что она выбрасывает белый флаг.

Отец протяжно вдохнул и выдохнул через нос. В карри привкус имбиря был заметней обычного, так что Дэвид задумался, не тетя ли его готовила.

– В новостях говорили, что нашли улики, – наконец подал голос отец. – Думаю, до конца недели кого-то задержат.

– А о внешнем вмешательстве не упоминали?

– Нет. Какой-нибудь придурок из протестующих решил доказать, как мы уязвимы, – отрезал отец с такой уверенностью, словно знал наверняка. – Это всюду случается. Я так скажу – гнусные эгоисты. Мы как раз составляли месячный график. Теперь каждый потерял по меньшей мере день. Для одного человека это немного, но тут из графика выбились тысячи. Как это наш папа говорил: если триста шестьдесят пять человек пропустят одну смену, мы в один день потеряем год. Помнишь?

– Да, что-то такое было, – кивнула тетя Бобби. – Мне помнится насчет девяти тысяч, пропустивших час.

– Мысль та же самая.

Терминал Дэвида пропел трезвучие, и сердце у него забилось, но оказалось – просто автоматическая система оповещений нижнего университета прислала расписание на следующую неделю. Дэвид равнодушно просмотрел. Никаких неожиданностей. Со своей работой он как-нибудь уложится. Убрав звук, он переключился обратно к сообщению Лили – просто чтобы увидеть ее лицо, движение ее плеч. Она снова облизнула губы, опустила и подняла глаза. В памяти он услышал ее голос. Не по этому сообщению, а вчерашний – последнее, что она сказала в ночь аварии на «трубе». «Думала, ты зайдешь поиграть, и ошиблась».

О господи! Она думала о сексе с ним? А Хатч не рассердится? Или Хатч для того и отослал их вместе? Ради того все и затевалось? Унижение смешалось у него в крови с трудно сдерживаемым эротическим возбуждением, и карри показался совсем безвкусным. Надо найти Лили. Завтра, если она не даст о себе знать, он поедет в Иннис-Шэллоус. Поспрашивает там. Кто-нибудь ее да знает. Обработку данных можно отложить на денек. Или поручить Стефану. Как-никак, парень ему должен…

– Ну, детка, – сказал, заходя к нему, отец. Дэвид перевернул терминал вниз экраном. – Уже поздно, а мне завтра на работу.

– Мне тоже, – ответил Дэвид.

– Не засиживайся допоздна.

– Хорошо.

Отец пожал ему плечо и тотчас убрал руку. Дэвид доел последние крошки карри и запил холодной водой. Тетя Бобби в гостиной сменила программу на мониторе. Маленькая темнокожая старушенция в оранжевом сари, склонившись к интервьюеру, с вежливым презрением на лице выслушивала его вопрос. Тетя Бобби выдавила ядовитый смешок и отключила экран.

Она прошла в кухню, массируя себе левый бицепс правой рукой и морщась. Она вообще-то была ненамного крупнее отца, зато гораздо сильнее и от этого носила свой вес так, как носила. Дэвид стал вспоминать, убивала ли она кого-нибудь. Вроде бы кто-то рассказывал, как она кого-то убила, но он тогда плохо слушал. Она опустила глаза – может быть, на его перевернутый терминал. Улыбка ее показалась Дэвиду едва ли не жалобной – очень странно. Она прислонилась к раковине и принялась растягивать кисти, сцепив пальцы и напрягая запястья.

– Ты скалолазанием не занимался? – спросила она.

Дэвид, подняв на нее глаза, передернул плечами.

– Я в твоем возрасте все время лазала, – сказала она. – Брала дышалку и пару приятелей. Выбирались на поверхность – или вниз лезли. Пару раз до распределения я спускалась в пещеру Великана. Без страховки. И воздуха в баллоне брали ровно столько, чтобы хватило добраться и вернуться к ближайшему ходу. Вся штука была в том, чтобы насколько можно облегчить вес. Самый тонкий костюм. Ни веревок, ни крючьев. Раз я пережидала бурю на полкилометра над землей, забив кулак в трещину, чтобы не унесло. Слышала только, как песок скребет по шлему, а ребята орут, чтобы я выбиралась оттуда.

– Жуть, – равнодушно произнес Дэвид. Она не заметила сарказма – или не пожелала заметить.

– Это было здорово. Одна из лучших моих вылазок. Хотя твой дед этого не одобрял. Единственный раз, когда он назвал меня дурой.

Дэвид налил себе еще стакан воды и выпил. Ему было трудно это представить. Папин-пап всех и за все хвалил. Доходило до того, что его похвалы уже ничего не значили. Дэвид не мог представить деда настолько рассерженным. Отец, когда злился на папин-папа, иногда звал его «старшим сержантом». Дэвиду показалось, будто тетя говорит о ком-то другом, незнакомом.

– Была причина, – продолжала тетя Бобби. – За месяц до того разбился один знакомый парень. Трой.

– Как это случилось?

Теперь пришла ее очередь пожимать плечами.

– Поднялся довольно высоко и не удержался. При падении пробило баллон, и, пока до него добрались, Трой умер от удушья. Меня там не было. Мы не дружили. Но для папы все скалолазы были одним миром мазаны, и что случилось с Троем, случится и со мной. Тут он был прав. Он только думал, понимаешь ли, что я об этом не знаю.

– А ты знала.

– Знала, конечно. Потому и полезла, – согласилась она и кивнула на терминал. – Когда ты при нем так спешишь перевернуть, ему только любопытнее.

Дэвид проглотил медный вкус страха и на несколько сантиметров отодвинулся от стола.

– Там ничего такого. Прислали расписание.

– Пусть так. Но когда ты перевернул, ему стало любопытно.

– Ничего там любопытного нет, – повысил голос Дэвид.

– Да и ладно, – с мягкой силой произнесла она, и Дэвиду не захотелось ни продолжать разговор, ни поднимать на нее глаза.

Тетя Бобби ушла в гостевую комнату, где спала. Услышав, как у нее включился душ, Дэвид снова поднял терминал и проверил, не пришло ли чего от Лили. Пусто. Он сбросил остатки ужина в утилизатор и отправился к себе. Едва упал в постель, мысли понеслись галопом. В голове прокручивались варианты – зачем Лили могли понадобиться деньги: на наркотики, на адвоката, на выезд с Марса? Едва подумав, не собралась ли она улетать, он поверил в это, и в груди образовалась безнадежная пустота. И еще она велела не говорить Хатчу. Может, она чем-то его разозлила и теперь спешит сбежать?

Он задремал, представляя, как заслоняет Лили от Хатча, смело глядя ему в лицо. Он прогнал эту сцену с самого начала. Вот он застает их дерущимися и отталкивает Хатча от Лили. Или он с Лили, а Хатч бросается на нее. Он перепробовал разные фразы: «Тронь ее – и я превращу твою жизнь в ад!» и «Ты думаешь, сила за тобой, но я, братец, Дэвид Драпер, а не хрен с горы!» – и представил, как они подействуют. Благодарность Лили не ограничилась поцелуем – он вообразил, как она берет его ладонь и притягивает ее себе на грудь под блузку. Он почти ощутил пальцами ее тело. Он почти уловил ее запах. Сон перешел в другой, где надо было закончить обработку данных, а Лили требовались деньги, чтобы подделать тест на беременность, а банк располагался в трещинке в углу гостиной, и у него рука в нее не пролезала.

Когда зазвонил будильник, Дэвид решил, что часы врут. Тело было еще слишком тяжелым, слабым – как в середине ночи. Но нет, уже утро. Он подтянулся на край кровати, свесил ноги и зажал глаза ладонями. Воздушные фильтры пропустили желанные в другое время запахи кофе и сосисок к завтраку. Со стены на него смотрела Уна Мейнг, обещая взглядом нечто глубокое и таинственное. Со смутным раздражением, разлившимся по всему телу, он переключил ее изображение на предустановленный в настройках восход над горой Олимпа. Туристский вид.

Надо было составить план. Может, все-таки связаться с Хатчем. Не говорить, что Лили к нему обращалась, а просто – что ему за нее тревожно. Что он хочет ее найти. Тем более это правда. Он должен найти Лили, где бы она ни была, и проверить, все ли с ней хорошо. А потом закончить лабораторную. До Иннис-Шэллоус и обратно почти два часа дороги, но, если поработать в обеденный перерыв или поесть прямо в лаборатории, он потеряет всего час. Требовалось еще обдумать, как ее искать, когда он туда попадет. Очень хотелось с кем-нибудь поговорить. Пусть даже с Хатчем. Но никого не было, и решать приходилось самому. Шевелись, спрашивай, ищи. Она на него рассчитывает. На миг он снова ощутил прикосновение ее руки, тонкий мускусный запах волос. Да, он это сделает.

Никаких проблем.

В Иннис-Шэллоус ходила всего одна «труба» – туда и обратно по той же линии. После диверсии охрану усилили, по вагонам курсировали хмурые мужчины и женщины, вооруженные пистолетами и газовыми гранатами. На станции Иннис-Шэллоус не прозвучало даже лаконичного сообщения, что конечная – Атерпол, как будто в мире теперь было всего два места – Иннис-Шэллоус и все остальное. Согласно официальной статистике, в Иннис-Шэллоус жило и работало шесть тысяч человек, но Дэвид, выйдя из «трубы», попал в толпу. В главных коридорах сквозь изоляцию просвечивал древний камень. Места мелких происшествий были отмечены накопившимися за десятки лет белыми шрамами. Люди перемещались с уровня на уровень пешком или по эстакадам на электрокарах. Большинство не замечали Дэвида, но кое-кто подчеркнуто таращился. Он понимал, что чужой здесь. Его выделяла среди местных одежда и манера держаться. Целую минуту Дэвид проторчал посреди коридора, засунув руку в карман и обхватив пальцами ручной терминал. Тихое гудение готовящейся к отправке в обратную сторону «трубы» за спиной прозвучало как дружеский голос: «Иди ко мне. Убирайся отсюда. Не глупи».

И он бы послушался, сел снова в «трубу» и вернулся, не задержавшись в чужом районе и пяти минут. Если бы не Лили.

Дэвид сжал зубы, набычился и зашагал по коридору, забирая, сам не зная почему, влево. Горло перехватило, захотелось помочиться. Пройдя метров двадцать вдоль киосков аренды машин и настроенных на развлекательные программы мониторов, он высмотрел ресторанчик и зашел в него. Женщину за прилавком можно было принять за астерку: тонкое худое тело, слишком крупная голова. Она дернула подбородком и кивком указала вошедшему на полдюжины выщербленных пластиковых столиков.

– Выбирайте любой, – предложила она с незнакомым Дэвиду сильным акцентом.

Мальчик, застыв на месте, так долго набирался отваги заговорить, что женщина подняла бровь. Он выхватил из кармана терминал, протянул ей. На экране застыл стоп-кадр из сообщения Лили. Не слишком удачный, но лицо было вполне узнаваемым, рот не открыт на полуслове, ничего такого.

– Я ее ищу, – заговорил он и сам услышал, как резко звучит голос. Чуть ли не со злобой. – Вы ее не знаете?

Она потупила глаза, пожала плечами.

– Не знаю такой. Если хочешь задержаться, бери что-нибудь поесть. Выбирай любое место.

– Ее зовут Лили.

Женщина шевельнула бровью. Дэвид ощутил, как прихлынула кровь к щекам.

– Вы не знаете, где мне ее искать?

– Не здесь? – предположила женщина.

Дэвид запихнул терминал в карман и вышел. Глупо он придумал. Обходить станцию, наугад расспрашивая людей? Глупо и стыдно, но это ради Лили, и потому он продолжал действовать по плану. Целый час его встречали непонимающие взгляды, пожатия плеч и нарастающее чувство, что всем, к кому он обращался, за него неловко. К тому времени, как вернулась «труба», Дэвид так ничего и не узнал. На пластиковой вагонной скамейке он оказался один. На мониторе появилась миловидная девица из видеообозрения. Она чуть не выкрикивала каждое слово: «Лучший сюжет Дики Адалая!» Дэвид оглядел полупустой вагон и сделал вывод, что обозрение выбрано для него. Это наводило на мысль, каким он видится рекламной целевой программе. Что ему нужно. Знали бы они!

Он вытащил ручной терминал. Опять запросил связь, и Лили опять не ответила. Он, приглушив звук, перезапустил запись. «Мне нужна помощь, да? И не говори Хатчу». А кому еще сказать?

Он провел вторую половину дня, наверстывая работу, и с ужасом видел, насколько отстал. Он прогонял числа, корреляции, сверял результаты с ожидаемой нормой с умением и небрежностью, выработанными долгой практикой. Но ему нужно было найти дополнительное время. Разобраться со всем, что уже получено. Если он слишком далеко отстанет, мистер Ок заметит, а тогда его ждет полная проверка, всплывут дополнительные работы, которые он делал для Хатча, и ему конец. Дэвид взвешивал возможность обратиться к Стефану, но мысли то и дело возвращались к Лили и непроницаемым лицам обитателей Иннис-Шэллоус. Кто-то там должен был знать, где она. И кто она.

Надо работать…

В первый час проверка и обработка данных требовали усилий, но понемногу он вошел в ритм. Вводил статистику, выводил корреляции, вписывал все это в большой график для последующего метаанализа и чувствовал, что мало-помалу расслабляется. С катализаторами он был как дома – больше, чем дома, и они, как ничто в его жизни, подчинялись его власти. Сосредоточившись на привычном деле, измученный Дэвид впал в подобие транса. Он перестал ощущать ход времени. Под конец он не знал, провел здесь минуты или часы. Готов был поверить и в то и в другое. И не додумался заглянуть в терминал, пока не вернулся домой.

Его ждали четыре новых сообщения, но не от Лили. Первое – с поправками к лабораторному расписанию, два с геймерского форума, на который он подписался, хотя почти не играл. А последнее от центрального управления занятости в Солтоне, в верхнем университете. Он щелкнул по нему, и голова стала легкой, как воздушный шарик.

Он вышел в большую комнату. Отец и мать сидели перед монитором, ровно на таком расстоянии, чтобы не соприкасаться бедрами. На экране серьезно разглагольствовал немолодой мужчина. «Марсианский проект – не просто самое масштабное предприятие в человеческой истории. Наш общий долг перед угрозой с Земли…»

– Что такое? – спросил отец.

Дэвид поднял ручной терминал, словно это все объясняло. И только увидев, что они не понимают, заговорил. Как издалека услышал свой голос.

– Пришло распределение, – сказал он. – В разработчики.

Отец охнул, вскочил, чуть не опрокинув диванчик. Чувствуя, как отцовские руки обнимают его и подбрасывают под потолок, видя, как мать роняет в ладони счастливые слезы, Дэвид только и смог подумать: «Я должен радоваться».