Глава X
Как Волк стал спутником людей

За эту ночь Рода дважды разбудил Мукоки, открывавший и закрывавший дверь хижины. Во второй раз Род приподнялся на локте и принялся сонно наблюдать за старым воином. Стояла ослепительно-ясная ночь, в дверной проем потоком струился лунный свет. Юноша слышал, как Мукоки, хихикая, что-то бормочет себе под нос, но никак не мог понять, чем тот занят. Наконец, когда любопытство взяло верх, Род встал, завернулся в одеяло и присоединился к индейцу.

Мукоки стоял неподвижно в дверном проеме, уставившись в небо. Род проследил за его взглядом. Луна висела прямо над хижиной. Небо было безоблачным, а свет – таким ярким, что на дальней стороне озера можно было разглядеть каждую ветку. Мороз стоял лютый; Род почти сразу ощутил на лице его уколы. Однако он не заметил в небе ничего особенного, кроме великолепной луны.

– В чем дело, Мукоки? – спросил он.

Старый индеец на миг взглянул на него, и Рода поразила таинственная, всепоглощающая радость, которая читалась в каждой черточке его лица.

– Волчья ночь! – прошептал он.

Мукоки оглянулся на спящего Ваби.

– Волчья ночь! – вновь проговорил Мукоки и как тень скользнул в сторону молодого охотника.

Род наблюдал за его действиями с растущим удивлением. Он видел, как тот наклонился над Ваби, потряс его за плечи.

– Волчья ночь! Волчья ночь! – повторял он снова и снова.

Ваби проснулся и сел, откинув одеяло. Мукоки вернулся к двери. Он был полностью одет. Взяв винтовку, он молча вышел в ночь. Стоя у открытой двери, Ваби и Род провожали взглядом поджарую фигуру Мукоки, которая быстро неслась через озеро, вверх по холму и дальше, в дикую лесную глушь. Род мельком взглянул на Ваби: широко раскрытые глаза юного индейца были полны мистического страха. Не говоря ни слова, Ваби вернулся в хижину, подошел к столу, зажег свечи и оделся. Затем он встал на пороге хижины и громко свистнул. В ответ раздался хриплый вой ручного волка из его обиталища рядом с хижиной. Ваби свистнул еще раз десять, но ответа не получил. Тогда быстрее, чем Мукоки, он пересек озеро и взбежал на вершину холма. Но старый индеец исчез в бесконечных белых просторах, сияющих под луной.

Когда Ваби вернулся в хижину, Род уже растопил плиту. Ваби присел рядом, протягивая к ревущему пламени посиневшие от холода руки.

– Брр! Жуткая ночь!

Он рассмеялся, смущенно взглянув на Рода, но в его глазах уже появился прежний огонек. Вдруг он спросил:

– Миннетаки когда-нибудь рассказывала тебе о странностях Мукоки?

– Нет, – с недоумением отвечал тот. – Не больше того, что рассказывал мне ты.

– Время от времени на него находит… ну, не то чтобы приступ безумия, скорее некое наваждение. За много лет, что я его знаю, я так и не понял, что это такое. Да, порой мне кажется, что он в самом деле малость не в себе. Все индейцы фактории уверены, что Мукоки иногда сходит с ума и виной этому – волки.

– Волки? – изумленно повторил Род.

– Да, волки. На то у Мукоки есть серьезные причины. Много лет назад, когда мы с тобой еще не родились, у Мукоки были жена и ребенок. Матушка и другие жители фактории рассказывали, что Мукоки просто обожал сына. Вместо того чтобы проводить целые дни на охоте, как прочие индейцы, он торчал в своей хижине, играя с мальцом или обучая его всяким штукам. А отправляясь на охоту, Мукоки носил его за спиной. Он был самым бедным индейцем в окрестностях Вабинош-Хауса, но в то же время самым счастливым. Однажды Мукоки принес в факторию связку шкурок, чтобы обменять их на подарки для ребенка. Он рассчитывал вернуться домой в тот же день, но что-то задержало его до темноты, и он решил заночевать в фактории. Однако его жена начала беспокоиться, и вечером она, посадив сына за спину, отправилась навстречу мужу. И тогда…

Устрашающий вой ручного волка на миг прервал рассказ Ваби.

– …и тогда она вышла навстречу мужу, однако так и не встретила его. Что было дальше, никто толком не знает: люди из фактории предполагали, что она поскользнулась и поранилась… Словом, на следующий день по пути домой Мукоки нашел жену и ребенка мертвыми, наполовину обглоданными волками. С этого дня Мукоки полностью переменился. Он стал самым известным охотником на волков в наших краях. Вскоре после той трагедии он перебрался жить в факторию и почти никогда не расставался со мной и Миннетаки. Время от времени, очень холодными ночами, когда ярко светит луна, вот как сейчас, индейцем овладевает безумие. Волчья ночь – вот как он это называет. Он ничего не объясняет, не отвечает на вопросы; никто не в силах удержать его дома, и он никому не позволяет сопровождать его. Нынче ночью он пройдет много, много миль. Но скоро он вернется, причем в таком же здравом рассудке, как ты или я. И если ты спросишь его, куда он ходил, он скажет, что просто «вышел оглядеться»…

Род слушал друга с огромным вниманием. Теперь, когда он узнал о семейной трагедии Мукоки, старый индеец стал для него совсем другим человеком. Прежде Род воспринимал Мукоки как дикое существо, плоть от плоти лесной глуши; теперь же в нем родилось глубокое, горячее человеческое сочувствие к нему. Слезы заблестели на глазах у юноши.

– Что Мукоки имеет в виду под «волчьей ночью»? – спросил он.

– Муки – просто чародей, когда дело доходит до охоты на волков, – ответил Ваби. – Он изучает их уже двадцать лет и знает о волках больше, чем все охотники этой страны, вместе взятые. В каждый его капкан непременно попадается волк; по одному лишь следу он может рассказать о звере сотню вещей. А что касается волчьей ночи… То ли особое дуновение в воздухе, то ли свет луны, то ли некий сверхъестественный инстинкт подсказывает Муки, что в подобную ночь рассеянные по холмам и долинам волки начинают собираться в большие стаи и солнце застанет их на склонах гор. Посмотрим, прав ли я. Если Мукоки завтра вернется, то ближайшая охота на волков будет весьма необычной! И наш Волк сыграет в ней важную роль…

Несколько минут в хижине царило молчание. Печь раскалилась почти докрасна, пламя ревело в трубе, а парни сидели и слушали голос огня. Род поглядел на часы: они показывали без десяти минут полночь, однако спать никому из них не хотелось.

– Наш Волк – необычный зверь, – негромко проговорил Ваби. – Конечно, можно сказать, что он предатель своего племени, который заманивает на гибель собственных сородичей. Но это неправда. У Волка, как и у Мукоки, есть свои причины так поступать. Пожалуй, это можно назвать местью. Если ты запрокинешь ему голову, то нащупаешь на шее огромный шрам. А из левого бока, сразу за передней лапой, у него вырван кусок мяса размером с кулак. Когда-то Волк угодил в наш капкан на рысь. Он тогда был еще щенком – месяцев шести, как сказал Мукоки. И вот, когда он был в капкане, беспомощный и раненый, трое или четверо его соплеменников решили им позавтракать. Мы с Мукоки появились как раз вовремя, чтобы спасти его от родичей-каннибалов. Мы решили оставить Волка себе, зашили раны, приручили его… Завтра ты увидишь, как именно Мукоки научил его мстить.

Часа через два Род и Ваби все же погасили свечи и легли спать. Однако Род еще долго ворочался, не в силах заснуть. Он думал, где сейчас бродит Мукоки и как он в тумане безумия находит путь в снежной пустыне. Когда Род наконец заснул, ему приснились индианка с маленьким ребенком, окруженная рычащими голодными волками; но потом ребенок исчез, женщина превратилась в Миннетаки, а волки – в мужчин. Толчок в бок вырвал его из этого кошмара. Открыв глаза, он увидел Ваби, указывающего куда-то за дверь. Род посмотрел и увидел Мукоки, который как ни в чем не бывало сидел на пороге хижины и чистил картошку.

– Привет, Муки! – воскликнул юноша.

Старый индеец взглянул на него с привычной усмешкой. Безумная ночь в лесу не оставила никаких следов на его лице. Весело кивнув, он вернулся к готовке, будто только что встал после ночного отдыха.

– Время подниматься, – сказал он. – Большой охота сегодня. Много солнце, много свет. Найти много волков на горе!

Парни вылезли из-под одеял и начали одеваться.

– Во сколько ты пришел? – спросил Ваби.

– Сейчас, – ответил Мукоки, указывая на горячую плиту и очищенный картофель. – Только что развести огонь.

Ваби бросил на Рода многозначительный взгляд.

– Что ты делал прошлой ночью? – спросил он.

– Большая луна, – проворчал Мукоки. – Светло, можно стрелять. Видеть рысь на холме. Видеть следы волка на оленьей тропе. Не стрелять.

Вот и вся история – ничего другого юноши вытянуть из Мукоки не смогли. Однако во время завтрака, когда Мукоки повернулся к плите, чтобы закрыть заслонку, Ваби бросил еще один взгляд на Рода и прошептал:

– Посмотрим, прав ли я. Он выберет путь на холм.

Когда индеец обернулся, Ваби спросил:

– Как ты думаешь, Муки, нам сегодня, наверно, стоит разделиться? Можно ставить капканы вдоль ручья, что течет на север, а можно к востоку, за холмом… Что скажешь?

– Хорошо, – кивнул старый охотник. – Вы двое идти на север, я пойду за холм.

– Нет уж, – быстро вмешался Род. – Пусть Ваби идет вдоль ручья, а я пойду с тобой.

Мукоки, польщенный предпочтением, оказанным ему бледнолицым парнем, довольно ухмыльнулся и принялся пространно описывать юношам свои планы. В итоге решено было всем вернуться в хижину пораньше: оказалось, старый индеец был твердо уверен, что нынче ночью состоится первая большая охота на волков.

В то утро Род заметил, что Волка не стали кормить. Почему – догадаться было несложно.

Затем поделили капканы. Их привезли из фактории множество, самых разных видов: около пятидесяти маленьких – на норку, куницу и прочих мелких пушных зверей, пятнадцать капканов на лис и столько же больших – на рысей и волков. Ваби унес с собой двадцать маленьких капканов и по четыре больших, Род и Мукоки взяли около сорока. Оставшееся после готовки мясо карибу было разрезано на куски для приманки и поделено поровну.

Все приготовления были завершены еще до восхода. Когда самый край солнца показался над лесом, охотники уже выступили в путь.

День выдался яркий – один из тех безоблачных, пронзительно-холодных дней, когда, по индейским поверьям, Великий Создатель Вселенной лишает солнца весь мир, чтобы оно могло сиять во всей красе над северными лесами. С вершины холма, под которым притаился их дом, Род с безмолвным восторгом озирал сияющие белизной леса и озера. На несколько мгновений трое охотников остановились на вершине, а затем разошлись в разные стороны.

Спустившись с холма, Мукоки и Род вскоре вышли к ручью. Не пройдя и полусотни шагов, старый индеец указал спутнику на древесный ствол, упавший поперек ручья. Снег на этом «мосту» был испещрен следами крошечных лапок. Мукоки окинул быстрым взглядом окрестности и сбросил с плеча тюк с капканами.

– Норка, – объяснил он.

Перейдя ручей по льду, он подошел к упавшему дереву с другой стороны, где маленькие следы отпечатались на покрытых снегом сухих ветвях.

– Здесь жить семья норок. Три, четыре, пять крошка. Ставить ловушка тут.

Никогда прежде Род не видел такой ловушки, какую затем устроил старый индеец. На конце ствола, по которому норка проложила след, он построил из веток нечто вроде крошечного вигвама. Внутри был положен кусочек оленьего мяса, а перед входом тщательно закопан в снег капкан. За двадцать минут Мукоки построил два вигвама и установил два капкана.

– Зачем ты строил домики? – спросил Род, когда они пошли дальше.

– Зимой падать много снег, – объяснил индеец. – Строить дом – уберечь от снега капкан. Не строить – выкапывать капканы всю зиму. Норка чуять мясо – заходить в вигвам – попадать в ловушка. Строить вигвам для каждый маленький зверь. Но не для рысь. Рысь видеть дом – обходить его кругом и уходить в лес. Рысь – умный. Волк и лиса – тоже умный.

– Сколько стоит норка?

– Пять доллар, не меньше. За хороший шкурка – семь-восемь доллар.

В течение следующей мили было установлено еще шесть ловушек для норок. Ручей теперь бежал вдоль высокого скалистого хребта, и Род заметил, что в глазах Мукоки загорелся новый огонек. Он больше не высматривал следы норок – его взгляд непрерывно обращался на залитую солнцем горную гряду, раскинувшуюся впереди. Он шагал медленно и осторожно. Говорил он теперь шепотом, и Род последовал его примеру. Часто оба останавливались, всматриваясь в безжизненные скалы. Дважды они ставили ловушки на лис на звериных тропах; в диком овраге, усеянном поваленными деревьями и грудами камней, они напали на след рыси и установили по капкану на входе и выходе из оврага; но Мукоки мыслями все время был где-то далеко. Охотники теперь шагали примерно в пятидесяти ярдах друг от друга. Род ни на шаг не опережал осторожного Мукоки. Внезапно юноша услышал негромкий оклик и увидел, что спутник манит его, с жаром махая рукой.

– Волк! – прошептал Мукоки, когда Род подошел ближе.

Он указал на следы в снегу, напоминавшие очень большие собачьи.

– Три волк! – торжествующе продолжил индеец. – Выходить из норы нынче утром. Сейчас греться под теплым солнцем где-нибудь на горе!

Дальше они шли только по волчьему следу. Вскоре охотники наткнулись на объедки кролика и множество лисьих следов – там Мукоки поставил еще один капкан. Следующую ловушку поставили у ручья, возле следов дикой кошки. То и дело ручей пересекали оленьи следы, но индеец не обращал на них особого внимания: его целью были волки. К трем первым вскоре присоединился четвертый, затем пятый, а через полчаса след еще трех волков под прямым углом пересек тот, по которому они шли, и пропал среди лесистой равнины. Лицо Мукоки сморщилось от радости.

– Много волки! – воскликнул он. – Много там, много здесь! Отличный место для ночной охота!

Вскоре ручей свернул в сторону от гребня и прорезал извилистое русло через небольшое болото. Здесь следов дикой жизни было столько, что сердце Рода начало колотиться и кровь забурлила от волнения. Местами снег был буквально изрыт оленьими следами. Звериные тропы тянулись во всех направлениях, с десятков молодых деревьев была обглодана кора. Каждый новый шаг свидетельствовал о близком присутствии дичи. Мукоки теперь продвигался вперед с обостренной, почти болезненной скрытностью. Казалось, ветки сами уклоняются с его пути, а когда Род случайно задел снегоступом ствол дерева, индеец в преувеличенном ужасе воздел руки. Так, почти не дыша, они двигались через болото около двадцати минут. Внезапно Мукоки остановился и поднял руку. Юноша понял, что индеец заметил добычу. Медленно и плавно он присел, поманив к себе Рода. Когда тот тихо и медленно подкрался к нему, Мукоки протянул спутнику винтовку и одними губами приказал:

– Стрелять!

Род схватил ружье и устремил взгляд вперед, поверх согнувшегося Мукоки. От представшего зрелища у него затряслись руки и перехватило дыхание. Не более чем в ста ярдах от него стоял великолепный самец оленя, обгладывающий тонкие веточки орешника. Еще два оленя виднелись поблизости. С огромным усилием Род взял себя в руки. Олень стоял боком, голова и шея вытянуты вверх – идеальное положение для смертельного выстрела. Род мгновенно прицелился и нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел; животное рухнуло, сраженное на месте.

Род еще не опустил ружье, а Мукоки уже устремился к упавшему оленю, на бегу снимая тюк с плеча. К тому времени, когда юноша добрался до своей добычи, старый индеец уже достал большую флягу для виски. Без всяких объяснений он вонзил нож в горло еще трепещущего животного и быстро наполнил флягу кровью. Закончив работу, Мукоки поднял флягу повыше с чрезвычайно довольным видом.

– Кровь для волков, – объяснил он. – Они любить кровь. Учуять – приходить нынче ночью вся стая. Нет кровь, нет приманка – нет большой охота!

Мукоки говорил теперь обычно, не понижая голос, и Род понял, что он считает свою задачу на сегодня выполненной. Вырезав из туши сердце, печень и отрезав одну из задних ног, индеец вытащил из тюка длинную веревку, обвязал мертвого оленя за шею, другой конец веревки перекинул через ближайший подходящий древесный сук и с помощью Рода поднял тушу повыше, чтобы до нее нельзя было дотянуться с земли.

– Если мы не вернуться сюда ночью, волки его не достать, – сказал Мукоки.

Закончив с оленем, они продолжили идти через болото. Его дальний конец начинал плавно подниматься от ручья к холмам, превращаясь в обширную долину, усеянную огромными валунами и поросшую редкими елями и березами. Прямо за ручьем вздымалась одинокая скала, которая сразу же привлекла внимание Мукоки. Ее обрывистые склоны были слишком круты, чтобы взобраться наверх, кроме одного-единственного, на котором росла пара деревьев. Однако даже снизу было заметно, что вершина скалы плоская.

– Отличное место для волчья охота, – заявил индеец. – Много волков на болотах, в горах. Мы звать их сюда. Стрелять оттуда!

Он указал на густой ельник в отдалении.

На часах Рода был уже полдень, и охотники сели перекусить принесенными с собой сэндвичами. Через несколько минут они выступили в обратный путь. За болотом Мукоки резко повернул направо и поднялся на вершину хребта, рассчитывая по нему вернуться к лагерю. С хребта открывались бескрайние виды сурового лесного края. С одной стороны возвышенности плавно спускались к равнине, с другой – обрывались почти отвесными стенами футов в пятьсот высотой. Внизу, в узкой и темной теснине, шумел ручей. Несколько раз Мукоки подходил опасно близко к головокружительному краю пропасти, пристально вглядываясь вниз. Наконец, держась за растущее на обрыве деревце, он осторожно вернулся на тропу и пояснил:

– Весной там должно быть много медведь!

Но Род думал не о медведях. Он снова размышлял о золоте. А что, если там, на дне этой мрачной пропасти, и хранилась тайна, что умерла вместе с двумя неизвестными охотниками полвека назад? Нарушаемая лишь плеском воды тишина, повисшая между этими каменными стенами, изгибы ручья, само сумрачное ущелье, куда не проникал свет слепящего зимнего солнца, – все твердило о трагедии давних времен. Неужели разгадка именно там?

Род поймал себя на том, что раз за разом повторяет про себя этот вопрос. Он шагал за Мукоки, обдумывая его на разные лады. Наконец он схватил индейца за руку и без всяких сомнений воскликнул:

– Мукоки, золото нашли на дне этого ущелья!