Четверг, Утро и первая половина дня

Эта деятельность осуществляется по собственным правилам и методике, имеющей целью вводить в заблуждение.

Президент Дуайт Д. Эйзенхауэр, 1960

В четверг снова пошел дождь. Малькольм проснулся от холода – нос заложило, в горле щипало, и вообще он чувствовал себя довольно погано. Мало того что он проснулся разбитым, так еще и проспал. Несколько минут Рональд раздумывал, стоит ли вообще идти на работу, но все же решил идти. Кой черт тратить время на насморк? Он порезался, бреясь, не смог как следует причесать волосы над ушами, с трудом вставил правую контактную линзу и не смог найти свой дождевик. Когда молодой человек уже одолел бегом восемь кварталов и приближался к работе, до него вдруг дошло, что он, похоже, не успевает к проходу девушки. Свернув на Юго-Восточную-А, он успел увидеть, как она входит в здание Библиотеки Конгресса. Он так смотрел ей вслед, что не следил, куда идет, и вляпался в глубокую лужу. Это его не столько разозлило, сколько раздосадовало, но мужчина в голубом седане, по которому скользнул его взгляд, похоже, не заметил этой его оплошности. Миссис Расселл приветствовала Малькольма угрюмым «почти вовремя». Поднимаясь к себе в кабинет, он расплескал кофе и обжег руку. Случаются дни, когда все через задницу.

В самом начале одиннадцатого в его дверь осторожно постучали и в кабинет вошла Тамата. Несколько секунд она смотрела на него сквозь толстые линзы очков; губы ее кривились в неуверенной улыбке. Волосы на ее голове росли так редко, что Малькольму казалось, он сможет пересчитать все волоски до последнего.

– Рон, – прошептала она. – Ты не знаешь, Рич не заболел?

– Нет, – взвыл Малькольм, пытаясь просморкаться.

– И вовсе не обязательно орать! Просто я за него беспокоюсь. Он не пришел на работу и не позвонил.

– Блин, ужас-то какой, – проворчал Малькольм, прекрасно понимая, что Тамата вздрагивает от любого, даже самого невинного ругательства.

– Бога ради, что это на тебя нашло?

– Простудился.

– Хочешь, принесу тебе аспирин?

– Не стоит и стараться, – буркнул он. – Уже не поможет.

– Ты невыносим! До свидания. – Она вышла и аккуратно прикрыла за собой дверь.

Боже праведный, подумал Малькольм, возвращаясь к Агате Кристи.

В 11:15 зазвонил телефон. Рональд снял трубку и услышал вкрадчивый голос доктора Лаппе.

– Малькольм? У меня к вам поручение. Тем более ваша очередь идти за ленчем. Полагаю, в такую погоду все остальные никуда не пойдут. – Малькольм выглянул в окно, прикинул интенсивность дождя и пришел к такому же заключению. – Так вот, – продолжал доктор Лаппе, – вы можете убить двух зайцев разом и забрать ленч на обратном пути. Уолтер уже заказывает его по телефону. Я предложил бы вам сначала занести пакет в Старый Сенат, а потом зайти к Джимми за ленчем. Можете идти.

Спустя пять минут Малькольм, чихая, спустился в подвал, к выходу из старого угольного бункера. Про этот выход никто не знал, поскольку он не был отмечен на плане здания. Его бы и не обнаружили, если бы Уолтер в погоне за крысой не отодвинул в сторону старый шкаф, за которым виднелась маленькая, покрытая пылью и паутиной дверка. Выход открывался во двор, прямо за зарослями сирени. Снаружи дверцу тоже не было видно, но между кустами и стеной оставался узкий проход. Дверца открывалась только изнутри.

Всю дорогу до здания Старого Сената Малькольм недовольно ворчал себе под нос, прерываясь только для того, чтобы чихнуть или шмыгнуть носом. Дождь не переставал. К тому времени, когда он добрался до места назначения, его замшевая куртка превратилась из золотистой в темно-коричневую. Блондинка-секретарша в приемной у сенатора сжалилась над ним и налила чашку кофе, пока он пытался обсохнуть. Она сама предложила ему «официально» дождаться подтверждения получения пакета адресатом. По чистому совпадению она закончила возиться с бумагами как раз к тому моменту, когда он допил кофе. Девушка очень мило ему улыбнулась, и Малькольм решил, что доставка таинственных пакетов сенаторам, возможно, и не такая уж пустая трата времени.

Обычно путь от административного здания Старого Сената до расположенного на Пенсильвания-авеню ресторанчика Джимми занимает пять минут, но дождь превратился в ливень, поэтому Малькольм одолел это расстояние за три. Кафе Джимми – излюбленное заведение работающих на Капитолийском холме, поскольку там обслуживают быстро, готовят вкусно, а обстановка обладает своим особым стилем. Владеют ресторанчиком бывшие уголовники. Он представляет собой нечто среднее между маленьким еврейским магазинчиком деликатесов и баром где-нибудь в Монтане. Малькольм вручил официантке список, заказал себе сандвич с фрикадельками, молоко и занялся своей обычной игрой: угадывать, кто из ресторанных служащих на какое преступление способен.

Пока Малькольм потягивал кофе в приемной у сенатора, джентльмен в плаще и шляпе, поля которой почти полностью скрывали его лицо от посторонних взглядов, свернул с Первой улицы и подошел к стоящему у тротуара Юго-Восточной-А голубому седану. Дорогой плащ как нельзя лучше соответствовал запоминающейся внешности мужчины, но улица была пуста, так что этого никто не оценил. Он как бы невзначай, а на деле очень внимательно огляделся по сторонам, просканировав взглядом улицу и дома, и проскользнул на переднее сиденье седана.

– Ну? – спросил он, захлопнув дверь и покосившись на водителя.

– Все из тех, кого я сосчитал, – просипел в ответ водитель, не отрывая взгляда от здания, – на месте, сэр.

– Отлично. Я послежу, пока вы будете звонить. Дайте команду выждать десять минут и начинать.

– Хорошо, сэр. – Водитель начал выбираться из машины, но его остановил резкий голос.

– Уэзерби. – Мужчина в шляпе сделал паузу для вящего эффекта. – Ошибок быть не должно.

Тот судорожно сглотнул.

– Да, сэр.

Уэзерби подошел к висевшему под козырьком телефону-автомату у продуктовой лавки на углу Юго-Восточной А и Шестой. В пяти кварталах от этого места, в баре «Мистер Генри» на Пенсильвания-авеню бармен снял трубку и окликнул «мистера Уозборна». На оклик отозвался высокий, болезненно худой мужчина. Выслушав то, что ему продиктовали по телефону, тот, кого назвали Уозборном, повесил трубку и вернулся за столик, где его ожидали двое приятелей. Они расплатились по счету (три кофе с бренди) и по Первой дошли до переулка, параллельного Юго-Восточной-А. У светофора они разминулись с молодым длинноволосым мужчиной в насквозь промокшей замшевой куртке, спешившим в противоположном направлении. Ближе к углу переулка стоял между двумя зданиями пустой желтый фургон. Все трое забрались в него через заднюю дверь и приготовились к утренней работе.

Малькольм как раз заказывал свой сандвич с фрикадельками, когда почтальон с сумкой через плечо свернул с Первой и зашагал по Юго-Восточной-А. В нескольких шагах за ним следовал коренастый тип в мешковатом плаще. В пяти кварталах за ними шел в ту же сторону долговязый худой мужчина. На нем тоже был мешковатый плащ, который доходил ему только до колен.

Стоило Уэзерби увидеть, как почтальон сворачивает на Юго-Восточную-А, как он завел мотор и уехал. И водитель голубого седана, и идущие по улице делали вид, что не знают друг друга. Несмотря на простуду, Уэзерби вздохнул с облегчением. Его безмерно воодушевлял тот факт, что он разделался со своей частью задания. Притом что его никто не назвал бы трусом, каждый раз, косясь на молча сидевшего рядом с ним человека, он радовался тому, что не совершил ошибок.

Однако Уэзерби ошибался. Одну маленькую, совершенно заурядную ошибку он все-таки допустил – ту, которой без труда мог бы избежать. Ту, которой стоило бы избежать.

Если бы кто-нибудь наблюдал за зданием Общества, он бы увидел, как три человека – два бизнесмена и почтальон – словно случайно оказались у его крыльца одновременно. Два бизнесмена вежливо пропустили почтальона вперед, тот поднялся по ступеням и нажал на кнопку звонка. Как обычно, Уолтера на рабочем месте не оказалось (хотя, возможно, окажись он за своим столом, это бы ровным счетом ничего не изменило). Малькольм доедал свой сандвич в кафе, когда миссис Расселл услышала звонок и нажала на кнопку, открывающую дверь.

– Войдите, – буркнула она.

И они – почтальон впереди, двое бизнесменов следом – так и поступили.

Малькольм не спеша расправлялся со своим ленчем, добавив к сандвичу с фрикадельками фирменное лакомство заведения – ромовый кекс с шоколадом. После второй чашки кофе совесть выгнала его обратно под дождь. Ливень ослабел, сменившись вяло моросившим дождичком. Ленч добавил Малькольму физических и духовных сил. Он шел не спеша – и потому, что получал удовольствие от ходьбы, и потому, что боялся уронить три пакета с едой для сослуживцев. Для разнообразия он пошел по противоположной от Общества стороне Юго-Восточной-А. Только поэтому он увидел фасад здания раньше обычного и почти сразу же понял: что-то не так.

Его внимание привлекла совершеннейшая мелочь. Крошечная деталь, отклонявшаяся от нормы, едва заметная и ничего не говорившая стороннему зрителю. Однако Малькольм замечал мелочи – такие, например, как открытое окно на третьем этаже. Окна Общества распашные, не поднимающиеся наверх, поэтому открытая створка выступала на улицу из проема. Когда Малькольм заметил створку, он не сразу придал этому значение, но, пройдя еще несколько шагов, вдруг понял, что именно не так, и остановился. Собственно, раскрытые окна не редкость в Вашингтоне, даже в дождливую погоду. Климат в городе теплый, и весенние дожди в этом смысле не исключение. Однако, поскольку воздух в здании Общества кондиционированный, открывать окна ради свежего воздуха бессмысленно, тем более, сообразил Малькольм, с учетом того, какое из них было открыто. Окно Таматы.

Тамата – как хорошо знали все сослуживцы – панически боялась открытых окон. Когда ей было девять лет, двое ее братьев-подростков затеяли возню из-за книжки, которую они втроем нашли на чердаке. Старший поскользнулся и вывалился из чердачного окна, сломав при падении шею и оставшись парализованным на всю жизнь. Однажды Тамата призналась Малькольму, что подойти к раскрытому окну ее может заставить только угроза изнасилования, пожара или убийства. И все же окно ее кабинета было распахнуто.

Малькольм попробовал отмахнуться от беспокойства. «Это все твое гиперактивное воображение», – подумал он. Должно быть, имелся абсолютно убедительный повод его открыть. Или кто-то пытается над ней подшутить. Однако сослуживцы не отличались склонностью к жестоким шуткам, и он знал наверняка, что уж на эту тему дразнить Тамату никто не будет.

Малькольм медленно миновал здание и заглянул за угол. Все казалось в порядке. Из дома не доносилось ни звука; впрочем, все, должно быть, занимались чтением.

«Ерунда какая-то», – подумал он, пересек улицу, быстрыми шагами подошел к калитке, поднялся на крыльцо и, поколебавшись секунду, позвонил. Ничего. Он слышал, как надрывается внутри звонок, но миссис Расселл не ответила. Он позвонил еще раз. Снова ничего. По спине у Малькольма побежали мурашки, и он зябко поежился.

«Уолтер переставляет книги, – подумал он, – а Ароматная Полли вышла в сортир. Наверное, так».

Он медленно сунул руку в карман за ключом. Любой ключ, вставленный в замочную скважину в рабочее время, приводил в действие сигнализацию здания. В ночное время она срабатывала и в вашингтонском управлении полиции, в Лэнгли и в доме службы безопасности в пригороде Вашингтона. Поворачивая ключ, Малькольм услышал негромкое жужжание сигнализации. Он распахнул дверь и торопливо шагнул внутрь.

При взгляде с нижней площадки помещение казалось пустым. Миссис Расселл за столом не оказалось. Краем глаза Малькольм заметил, что дверь кабинета доктора Лаппе приоткрыта. В помещении стоял странный запах. Малькольм плюхнул пакеты с сандвичами на стол Уолтера и медленно поднялся по ступенькам.

Источник запаха он обнаружил сразу.

Когда в вестибюль вошли, миссис Расселл, как всегда, встала из-за стола. Очередь из автомата, спрятанного в сумке почтальона, отшвырнула ее к столу с кофейником. Сигарета выпала у нее изо рта и упала на шею, где продолжала гореть, обжигая кожу, пока не догорел последний миллиметр табака и бумаги. Какое-то странное оцепенение навалилось на Малькольма при виде опаленной плоти и лужи крови. Чисто механически он медленно повернулся и шагнул в кабинет доктора Лаппе.

Уолтер и доктор Лаппе разбирались с бумагами, когда до них донеслись странные кашляющие звуки и шум от падения тела миссис Расселл. Уолтер отворил дверь, чтобы помочь поднять упавшую почту (он слышал звонок и голос миссис Расселл, спросившей: «И что вы нам принесли сегодня?»). Последнее, что он увидел, – это высокого, худого мужчину, державшего в руках Г-образную штуковину. Посмертное вскрытие показало, что Уолтера убили короткой очередью, всего пятью пулями в грудь. Доктор Лаппе все видел, но бежать ему было некуда. Его тело сползло по стене, на которой до сих пор виднелась диагональная цепочка окровавленных отверстий.

Двое незнакомцев тихо поднялись по лестнице, оставив почтальона охранять вход. Никто из других сотрудников ничего не слышал. Отто Скорцени, главный гитлеровский диверсант, как-то продемонстрировал эффективность британских автоматов «Стен» с глушителем, выпустив целый магазин за спиной прогуливавшихся генералов. Немецкие офицеры тоже ничего не услышали, но все же отказались копировать английское оружие: само собой, все лучшее производилось исключительно в Третьем рейхе. Этих незнакомцев «Стен» вполне устраивал. Высокий мужчина рывком распахнул дверь кабинета Малькольма, но за ней никого не обнаружилось. Рей Томас ползал на четвереньках у себя под столом в поисках упавшего карандаша, когда его нашел коренастый мужчина. Рей успел еще взвизгнуть: «Боже, не…» – и тут его мозг разлетелся на куски.

Тамата и Гарольд Мартин услышали, как кричит Рей, но не поняли причину. Оба почти одновременно выскочили из кабинетов и подбежали к лестнице. Пару секунд царила мертвая тишина, потом они услышали чьи-то мягкие, осторожные шаги по лестнице. Шаги замерли, а потом негромкое металлическое «клац… щелк» вывело обоих из оцепенения. Возможно, они даже не знали, что это за звуки (щелчок вставляемого магазина и передергивание затвора), но оба инстинктивно поняли, что это означает. Они отпрянули в свои кабинеты и захлопнули за собой двери.

Гарольд проявил больше самообладания. Он запер дверь и успел набрать три цифры на диске телефона, прежде чем коренастый мужчина выбил дверь ногой и срезал его очередью.

Тамата повиновалась другому инстинкту. Много лет она пребывала в уверенности, что только отчаянные обстоятельства могут заставить ее открыть окно. Теперь она поняла, что обстоятельства именно таковы. Она отчаянно распахнула окно и принялась оглядываться в поисках пути к бегству, помощи, чего угодно. От высоты у нее закружилась голова, она сняла очки и положила их на стол. Тамата услышала, как разлетелась дверь Гарольда, частый кашель выстрелов, стук падающего тела – и снова бросилась к окну. Дверь ее кабинета медленно отворилась. Долгие секунды ничего не происходило, потом Тамата медленно повернулась лицом к высокому мужчине. Он медлил стрелять из боязни, что пуля вылетит из окна, попадет во что-нибудь и привлечет ненужное внимание. Он пошел бы на такой риск только в том случае, если бы она завизжала. Тамата же молчала. Она видела только размытое пятно, но понимала, что оно велит ей отойти от окна. Она медленно вернулась к столу. «Если уж меня убьют, – думала она, – я хочу видеть кто». Тамата нашарила рукой очки и поднесла их к глазам. Высокий мужчина дождался, когда очки окажутся на месте и на ее лице отразится осознание происходящего. Потом он нажал на спусковой крючок и не отпускал его, пока затвор не выплюнул последнюю пустую гильзу. От пуль Тамата задергалась как в танце; пули рикошетили от стен, стеллажа, сбили с ее лица очки, растрепали волосы. Высокий мужчина подождал, пока ее тело сползет на пол, повернулся и присоединился к своему коренастому спутнику, который к этому времени проверил остальные помещения третьего этажа. Не спеша оба спустились вниз.