9
Майк

Крис, Митч и я хотели трахаться. В нашей школе была панк-девушка по имени Лаура, и мы думали, что если создадим группу и заставим ее петь, то каким-то образом, в процессе, убедим ее переспать с одним из нас. Папа купил Митчу гитару на Рождество, в связи с этим Крис сказал, что он будет играть на барабанах, а я выступил в качестве добровольца, чтобы играть на бас-гитаре.

Эрик Мэлвин.

Я купил подержанный бас Hondo II и усилитель Fender в гитарном магазине на Сансете, и мы начали джемовать под названием РТА /Родительское Собрание/. Но Митч никогда не учился игре на гитаре, поэтому он просто тренькал по одной струне. А Крис пренебрег нами ради того, чтобы присоединиться к группе Майка Нокса Rigor Mortis. Вдобавок у нас не было звукоусиливающей аппаратуры, поэтому все планы в отношении Лауры так и не материализовались.

Я понимал, что членство в группе в конечном итоге поможет мне с кем-нибудь трахнуться, поэтому я организовал новую группу с моим другом Флойдом, которого привлек в качестве вокалиста/гитариста, и нашим другом Джастином – на барабанах. Мы назвали себя False Alarm /Ложная Тревога/, и можно сказать, что мы были почти настоящей группой, так как сыграли одно шоу.

Нам удалось написать и записать девять ужасных хардкор-песен и отправить кассету в журнал Maximum Rocknroll для обзора. Тим Йохеннон писал: «Я ни хрена не могу разобрать слова, так как они выплевывают их со скоростью 150 миль в час и используют такой метод записи, который использовался в 20-е годы». Затем Тим по праву издевался над одной из песен, которую написал Флойд, под названием «Пидоры Сосут».

Эрик Сандин.

Мы договорились о шоу на крутой андерграунд-панк-площадке под названием Anti-Club, но мама Флойда узнала об этом и запретила нам играть, так что концерт пришлось отменить. Таким образом, наш первый и, как потом оказалось, единственный концерт был на вечеринке в Беверли-Хиллз.

Мы исполнили наши девять песен, и люди были достаточно вежливы, чтобы понаблюдать за нами и не уйти, но, судя по всему, они не испытывали потребность в том, чтобы побаловать нас своими танцами. Но одна классная вещь, которая случилась той ночью, заключалась в том, что я повстречал свою первую возлюбленную Натали.

Я предполагаю, что она была помешана на неопрятных еврейских музыкантах, потому что сразу после того, как мы отыграли, она утянула меня за кусты целоваться и обжиматься со мной. Оглядываясь назад, я должен, наверное, был знать, что она в конце концов обманет меня и меня чуть ли не убьют из-за нее, но тогда все это не имело значения для шестнадцатилетнего девственника. Нахождение в группе наконец начало окупаться^[7].

* * *

Моя мама не могла не заметить моих взъерошенных волос, странных друзей и иногда появляющихся фингалов и ссадин. Она была расстроена, что ее план по перемещению меня в Беверли-Хиллз и содержанию в ежовых рукавицах так или иначе обрел неприятные последствия. Я думаю, что последней каплей стал мой звонок из тюрьмы в Вилкоксе.

Мои друзья и я пили в переулке позади клуба Cathay de Grande перед шоу группы Personality Crisis /Кризис Личности/, когда вдруг четыре полицейские машины выскочили на нас из темноты. Когда они окружили нас, Боб Бонхед (тот самый «друг», который украл мой бумбокс, чтобы прикупить наркоту) бросил свой героин на землю, рядом со мной, чтобы его не приняли с ним «на кармане». Менты нашли героин, предположили, что он мой, и набросили на меня наручники. Нас всех упекли в тюрьму, и моя мама была единственным выходом из нее.

Я тусовался со всеми этими наркоманами и панками на скамейке, когда вошла моя мама, швырнув в меня свою сумочку, она разразилась тирадой: «Что ты, блядь, делаешь?! Почему ты так поздно тусуешься?! Я говорила тебе об этом!» Копы, наркоманы и панки прыснули со смеха.

Но по классическому «Майка-всегда-проносит» сценарию с меня были сняты обвинения, и ей позволили забрать меня домой. Это была ночь пятницы перед выходными. Всех остальных заперли до вторника. Ну и кто теперь смеется последним?

После этого случая мать запретила мне посещать Cathay de Grande, до кучи записав к терапевту. Я игнорировал ее требование держаться подальше от панк-шоу, но согласился на терапию. Какой подросток не имеет проблем, о которых можно было бы немного поговорить вне дома? В течение примерно шести месяцев я давал выход своим чувствам о проблемах с отцом и всем остальном, что тянуло меня вниз. Вскоре дело приобрело иной поворот…

После первого шоу False Alarm Натали и я продолжали целоваться и обниматься на регулярной основе, а потом однажды ночью, после концерта группы Peter and the Test Tube Babies /Петр и Пробирочные Дети/, она вернулась в квартиру моей мамы, чтобы провести со мной ночь. Мы целовались на кровати, и я нервно начал вставлять свой пенис в ее влагалище. Она остановила меня и сказала: «У меня месячные». Я сказал: «Ничего страшного», потому что – дамы! Серьезно! – вашим кавалерам на это насрать. В особенности когда они просто в миллиметре от того, чтобы перестать быть девственниками. Она объяснила: «Ты должен вынуть», но я просто сказал: «Давай сделаем это!» И начал ее ебать.

Через пять минут или около того она сказала: «Я великолепно себя чувствую, но я все-таки должна вынуть тампон. Это слишком странно».

Она пошла в ванную комнату, пока я смотрел вниз на мой замазанный кровью член и думал: «Урааааа!» Все в этом мире было в порядке. За исключением влагалища Натали: ее тампон застрял внутри, и она должна была сходить в больницу на следующее утро, чтобы удалить его. Ой!

После двух сессий терапии и после потери девственности мои психические проблемы, казалось, полностью исчезли.

* * *

Натали была жесткой телкой. Она состояла в женской банде под названием «Girls Brigade». Они избивали других телок и отнимали у них обувь и кошельки. И она была отрывной: мы ебались в автомобилях, на строительных площадках, и она как-то сделала мне минет под столом в то время, как в Cathay играла группа Crucifix /Распятие/. Я был дико влюбленным подростком.

Однажды я даже защитил ее честь, когда увидел, как бывший бойфренд тянул ее за волосы одной рукой, а другой лупил на улице рядом с клубом в Долине. Он был членом FFF и отвратительным типом. Но я нашел в себе достаточно мужества, чтобы подойти и сказать: «Э-э, вы можете прекратить делать это?»

Он оттолкнул ее в сторону, и вдруг меня окружил с десяток членов FFF. Он ударил меня в лицо, и я сполз вниз. Двое других парней пытались схватить меня, но мне как-то удалось ускользнуть, и я побежал к машине своего друга. Я нырнул в открытое окно автомобиля, и мы уехали. Принимая во внимание все обстоятельства, это было высотой панк-рыцарства в Лос-Анджелесе 80-х.

Таким образом, вы можете себе представить, насколько я был подавлен, когда через четыре месяца наших отношений какие-то чуваки из Suicidals прижали меня к стене в Olympic и предупредили: «Если будешь общаться с Натали снова – мы тебя убьем». Вот так она порвала со мной отношения.

Я и понятия не имел, что произошло между нами. После того как мы «разошлись», я столкнулся с ней рядом с Olympic. Она завизжала: «Ты что, блядь, здесь делаешь?!», сняла свой шипованный ремень и неоднократно хлестанула меня пряжкой. В мгновение ока мы привлекли внимание толпы, вероятно, сотни людей. Я знал, что, если я ее ударю в ответ, буду растерзан слюнявыми пастями волков, окружавших нас. Они все ждали самого маленького повода, чтобы разорвать меня на куски, поэтому я просто побежал, настолько быстро, насколько мог.

Говорят, что вы никогда не забудете свой первый поцелуй. Говорят, что вы никогда не забудете свой первый трах. А я говорю вам, что вы никогда не забудете тот первый раз, когда получили пизды в общественном месте от шестнадцатилетней девчонки.

10
Смэлли

Я всегда был высоким, но в детстве чувствовал себя худым и слабым. У меня всегда была хуева туча вопросов в отношении своей неполноценности. Ладить с моим отцом и ездить на мотике, собранном по кусочкам из мусора, было нелегко. Я справлялся со всем этим при помощи юмора и превратился в клоуна-всезнайку в нашем классе. Если кто-то посмел бы взять меня «на слабо», чтобы я выпил полный стаканчик «Тако Белл» с грязной сточной водой, для смеха я залпом осушал его. Если кто-то «на спор» хотел, чтобы я прыгнул с крыши, я рисковал жизнью и здоровьем для того, чтобы получить одобрение всяких придурков.

Поэтому, когда я прогрессировал от потребителя наркотиков к наркоторговцу, это было не только из-за того, что мне были нужны деньги. Мне жутко хотелось самоутверждения.

Я отсыпал горстями марихуану из тетиной и дядиной массивной морозильной заначки и продавал ее своим коллегам-старшеклассникам. У одной из мам моих друзей было несколько хирургических операций, и у нее оставались сотни таблеток, которые мы воровали и продавали. Я затаривался целыми листами для поддержания своей собственной привычки и делал «промокашки», раскидывая часть этих листочков по своим друзьям.

Я делал несколько сотен долларов в неделю, и это было значительным количеством денег для четырнадцатилетнего парня. Но я не мог их тратить, зная, что мои родители заметили бы, если бы вдруг появился новый мотоцикл, за который они не платили. Поэтому большую часть наличных денег я спускал на игровые автоматы или просто покупал больше наркотиков.

Мой отец хотел развить во мне строгую трудовую дисциплину, поэтому летом меня устраивали на работу, начиная с десятилетнего возраста. Я начал с доставки газет, затем с одиннадцати до тринадцати лет я подметал за доллар в час в деревообрабатывающем цеху. В четырнадцать я работал уборщиком на заводе. В средних классах школы я вкалывал на сборочной линии, выкладывая бутылочки для витаминов на конвейер в течение восьми часов в день, как в комедийном сериале Laverne and Shirley, только без закадрового смеха. Я зарабатывал всего три доллара в час, так что я не мог замаскировывать моим законным доходом какие-либо крупные покупки за счет продажи наркотиков, но я решил рискнуть ради одного дорогостоящего товара: подержанной барабанной установки.