Глава 2

Джонатан понимал всю неизбежность предстоящего разговора, однако не представлял, как на все отреагирует Лизетт. До сегодняшнего дня ему было легко и спокойно в ее обществе, но раньше у него не было оснований перевести их отношения в другую плоскость. Чтобы его план сработал, ему придется раскрыть перед ней те цели, которые он ставит перед компанией, и наделить ее властными полномочиями. Ведь она единственная, если не считать членов семьи, кому он безгранично доверяет.

Не исключено, что его идея окажется провальной.

Лизетт с любопытством смотрела на него.

– Мне надо поговорить с тобой, – наконец нарушил молчание Джонатан. – Но не здесь. Разговор будет не о работе. Вернее, не совсем о работе.

Любопытство в ее глазах сменилось озабоченностью.

– Не понимаю.

Джонатан аж вспотел от напряжения.

– Если тебе будет комфортнее, я могу попросить кого-нибудь из отдела кадров присутствовать при этом разговоре.

От удивления у Лизетт расширились глаза.

– Ты меня увольняешь?

– Господи, нет, – отмахнулся Джонатан. – Что за глупости? С какой стати мне увольнять лучшего сотрудника?

– Тогда в чем дело?

Джонатан сглотнул.

– Ты согласна поужинать со мной? – тихо спросил он. – Поедем куда-нибудь на побережье. Туда, где нас никто не увидит. Мне нужно обсудить с тобой очень щекотливый вопрос. Я не хочу пользоваться твоей добротой, поэтому предупреждаю: ты вольна ответить «нет».

Лизетт на мгновение задумалась.

– Джонатан, я очень давно тебя знаю. Совместный ужин – это замечательно. И посторонние нам не нужны. Я понимаю: то, что ты собираешься сказать, очень важно. И я с радостью тебя выслушаю.

– Спасибо.

Лизетт оглядела себя. На ней была юбка цвета хаки и топ без рукавов.

– Мой сегодняшний наряд подойдет?

Джонатан кивнул.

– Можно даже устроить пикник, а не ехать в ресторан. – Так будет меньше вероятности того, что их услышат.

– Тогда я готова. Мне сесть за руль? – спросила она. – Ведь ты, кажется, принимаешь сильные препараты?

– Нет. Все в порядке. Я бы ни за что не подверг тебя опасности.

Быстро попрощавшись с Джеральдом, они вышли из дома. Джонатан забросил в багажник джипа два складных стула, и они отправились в путь. Сидя рядом на передних сиденьях, оба чувствовали себя неловко. Лизетт волновалась из-за предстоящего разговора, а Джонатан никогда не умел вести светские беседы.

Пока они ехали вдоль берега, он обдумывал свой план. Через полчаса они въехали в маленький рыбацкий городок, припарковались у пирса, зашли в ресторан, больше популярный среди местных, чем среди туристов, и заказали навынос две порции креветок и лимонад.

– А я считала, что ты предпочитаешь пиво, а не лимонад, – пошутила Лизетт.

Джонатан пожал плечами:

– С моими препаратами алкоголь пить нельзя.

– Ой, конечно. Я забыла. Извини, – поспешно проговорила она.

На пляже было пустынно – к этому часу дня люди уже разошлись по домам, чтобы принять душ и подготовиться к ужину. Джонатан нес стулья, Лизетт – еду и напитки. Выбрав местечко почти у линии прибоя, они стали готовить свой пикник. Все это время оба молчали.

Дул слабый ветерок, по стального цвета водной глади шла легкая рябь. Небо уже окрасилось в розовато-золотистые тона, хотя до заката было еще часа два.

Наконец они расселись, и Джонатан со вздохом откинулся на спинку стула. Всю свою жизнь он прожил в Чарльстоне. Море стало частью его. И песок. И мерный шум волн. Почему он так много времени проводил в четырех стенах?

Наверное, такова природа человека, подумал он, воспринимать все как должное. Как-никак, море всегда будет здесь. А вот то, что его здесь не будет, ему просто в голову не приходило. Теперь же ему предстоит измерять свою жизнь месяцами, а не годами. Через какое-то время – еще более мелкими единицами. Неделями. Днями.

Сидевшая рядом Лизетт молча ела креветки. Ее взгляд был устремлен к горизонту. Что ж, пора, сказал себе Джонатан. Только вот с чего начать? Уж больно нелепыми выглядят все слова. «Да, кстати, мне осталось недолго. Я решил, что ты должна знать».

Лизетт наклонилась и ввинтила свой стакан в песок, потом собрала мусор в пакет, откинулась на спинку стула и прикрыла глаза.

– Как здорово, – проговорила она. – Надо бы ужинать на берегу каждый день.

– Неплохая идея.

– Так в чем твой большой секрет? – спросила она после короткого молчания. – Рассказывай, Джонатан.

У него от страха скрутило желудок.

– У меня опухоль мозга, – ровным голосом произнес он. – Неоперабельная. Неизлечимая.

Лизетт будто обдало холодом. Она медленно повернулась к Джонатану.

– Ты уверен? – Глупый вопрос. Никто не разбрасывается такими заявлениями, не имея на то оснований.

– Да, – ответил Джонатан, глядя вдаль. – Сегодня утром получил результаты обследования.

– Мне жаль, – прошептала Лизетт.

– Не знаю, сколько мне осталось, – продолжил он. – И не знаю, чего мне ожидать. Вот поэтому я и вызвал тебя на этот разговор. Я пока не хочу рассказывать родным. Я подумал, что ты лицо незаинтересованное… – Он замолчал, подыскивая правильные слова.

– Друг? Коллега? – Лизетт все еще не могла прийти в себя.

– Ты больше, чем друг, чем коллега, – глухо проговорил Джонатан. – Я полностью доверяю тебе. Я хочу передать тебе власть принимать решение на тот случай, если со мной будет совсем плохо. Понимаю, что прошу тебя о многом, но ты получишь соответствующую компенсацию. И должность будет у тебя другая.

– А разве не Хартли должен взять на себя эту роль? – Лизетт до сих пор не понимала, почему брат Джонатана исчез.

Выражение его лица стало жестким.

– Мой брат пропал и не вернется. Это не та тема, что я могу обсуждать с тобой.

– Твои родные должны все знать. Ты не имеешь права скрывать от них диагноз.

– Я это понимаю. – Он сжал подлокотники кресла. – Но я должен выбрать правильное время. Поэтому я буду ждать как можно дольше.

Лизетт хотелось поспорить с ним, однако она давно на собственном опыте уяснила: если Джонатан Тарлтон принял решение, то легче сдвинуть с места огромный валун, чем заставить его передумать.

Все еще не придя в себя от услышанного, она пыталась представить, каково это будет – изо дня в день наблюдать, как приближается неизбежное. Это в итоге погубит ее именно из-за любви к нему. Но разве может она бросить его в тот момент, когда он нуждается в ней?

– Я хотела бы обдумать твое предложение, – наконец сказала она. – Боюсь, я не тот человек, который должен управлять компанией. Есть много других, которые справятся с этим лучше меня.

– Я начальник. Как я решил, так и будет.

– А что насчет совета директоров? И твоего отца? И что будет, когда ты уже не сможешь работать? Что скажут люди, когда ты дашь мне широкие полномочия?

Ее глаза обожгли слезы. Он назвал ее незаинтересованным лицом. Как же сильно он ошибается!

– Мне нужно пройтись, – сказала она.

– Ладно. – Джонатан встал и закатал рукава рубашки.

Они сняли обувь и пошли вдоль берега. Солнце золотило его каштановые волосы, красивые загорелые руки только подчеркивали его мужественность. Он был очень красив, и Лизетт трудно было поверить в то, что этот мужчина, полный жизненных сил и харизматичный, угасает. Она вдруг вспомнила, когда впервые поняла, что он – тот самый. Кажется, еще до того, как стала его помощником. А потом, когда они стали работать вместе, ее чувство к нему лишь углубилось. Она не только полюбила его, она еще и восхищалась им. И уважала его. Конечно, как у любого человека, у него были недостатки. Самым явным из них была необщительность. Он держался замкнуто и никогда не переступал границы, отделявшие его от тех, кто работал на него.

Что, кстати, делает его сегодняшнюю откровенность еще более удивительной.

Неожиданно Лизетт остановилась. Когда Джонатан заметил, что она отстала, он обернулся.

– Пора домой? – спросил он.

– Я согласна, – сказала Лизетт, чувствуя себя так, будто падает в пропасть. – Я сделаю так, как ты просишь.

– Я знал, что тебе понадобится все обдумать.

Она покачала головой:

– Ты и твоя семья всегда были очень добры ко мне. И с моей стороны будет правильно ответить вам добром.

Джонатан снял солнцезащитные очки и убрал их в карман рубашки.

– Когда твоя мама умерла, мы послали венок на могилу и дали тебе отпуск, чтобы ты пришла в себя, – сказал он, хмурясь. – Это сильно отличается от того, о чем я прошу тебя. А прошу я тебя о том, чтобы ты взвалила на себя тяжелый груз ответственности.

«Тяжелый груз ответственности». Лизетт захотелось рассмеяться, правда, она не испытывала ни капли веселья, только грусть. Ведь есть вещи потяжелее. Ближайшие месяцы, что ей предстоит провести подле Джонатана, потребуют от нее огромного эмоционального напряжения и высочайшего актерского мастерства.

– Я польщена, – медленно проговорила она. – Ты дорог мне, Джонатан. У тебя случилась беда. Так что да, я помогу тебе всем, что в моих силах.

Она заметила, как он выдохнул. Неужели он сомневался в том, что она согласится?

– Спасибо, – сказал он, нервно сглатывая.

Поддавшись порыву, Лизетт шагнула к нему, приподнялась на цыпочках и поцеловала его в щеку, а потом обняла.

– Мне искренне жаль.

Джонатан остался неподвижен, словно статуя. Она разжала объятия.

– Я следую правилам, – буркнул он.

– Да? – Лизетт убрала с лица прядь волос.

– Я не допущу, чтобы со мной нянчились, – резко произнес он. – И я не нуждаюсь в твоей жалости. Ясно?

Несмотря на вспыхнувшую в ней обиду, Лизетт сохранила спокойствие.

– Как-нибудь переживу. Но когда я увижу, что ты нуждаешься в помощи, я помогу. Таково мое правило. Я не буду стоять рядом и наблюдать, как ты страдаешь, если в моих силах будет помочь.

Его губы тронула легкая улыбка.

– Сегодня я пришел к выводу, что у меня больше не будет поводов для смеха. Но ты убедила меня в обратном. Неужели все это время у меня под боком жила не кошечка, как мне казалось, а самая настоящая львица?

У Лизетт запылали щеки.

– Впредь между нами многое будет по-другому, – тихо проговорила она. – Ты уверен в своем решении?

Наклонившись, Джонатан едва коснулся губами ее щеки.

– Да. Уверен.

Лизетт ощутила, что ноги у нее стали ватными. Она даже испугалась, что упадет в обморок. Если на нее так подействовал дружеский поцелуй Джонатана, то что с ней было бы, если бы его поцелуй был страстным. Она судорожно втянула в себя воздух.

– Тогда ладно.

Джонатан взял ее под руку и развернул.

– Уже поздно. Надо возвращаться домой.

Лизетт отдала бы все, чтобы этот вечер на пляже не заканчивался. Сегодня здесь что-то произошло. Их отношения изменились, стали более настоящими, более близкими. Правда, она не может радоваться этому, так как это означает, что ей предстоит потерять его. Ей захотелось прижаться к нему, положить голову ему на плечо, но она этого, естественно, не сделала.

Они собрали вещи и вернулись к машине. Стряхнув песок с ног, они обулись и забрались на сиденья. Джонатан завел двигатель и повернулся к Лизетт:

– Как насчет десерта и кофе, прежде чем ехать домой?

«Да! – вскричало сердце Лизетт. – Да!»

Она покачала головой:

– День получился долгий. Я предпочту воздержаться.

– Ясно. – Джонатан помолчал. – Думаю, тебя не надо предупреждать о том, что никто не должен знать о моем состоянии. Никто. Если правда выплывет наружу, наши акции полетят вниз. Пока я не решу, каким образом обуздать слухи и возможную панику, все должно держаться в строжайшей тайне.

– Я поняла. Обещаю.

Всю дорогу они молчали. Сейчас ее внимание не отвлекала красота прибрежного пейзажа. Лизетт во всей полноте осознала страшный диагноз Джонатана, и внутри ее наполнило сострадание и сожаление. Ну как такое могло случиться? Ведь это же несправедливо! И по отношению к нему, и к его семье, и ко всем.

Но кто сказал, что жизнь справедлива?

У дома Тарлтонов Лизетт вылезла из джипа и поспешила к своей машине. Оглянувшись, она увидела, что Джонатан все еще стоит на месте. Он выглядел так, будто из него выпустили воздух. Понимая, что не может оставить его одного в такой страшный день, она вернулась к нему и обняла за талию. В этот момент он не был ее начальником. Он был человеком, приблизившимся к опасному обрыву.

Некоторое время Джонатан никак не реагировал на ее объятия, а потом вдруг уткнулся лицом в ее волосы и крепко прижал ее к себе.

Лизетт не смогла сдержать слезы.

– Джонатан, мне ужасно жаль. Мне очень жаль.

Они долго стояли, прижавшись друг к другу. Наконец Джонатан выпрямился и большим пальцем стер слезинку с ее щеки.

– Не оплакивай меня, Лиззи. Пусть уж лучше я, чем кто-то другой. Черт, наверное, я это заслужил.

Лизетт с неохотой отступила на шаг и с укоризной посмотрела на него.

– Не надо так шутить, – сказала она. – В этой ситуации нет ничего смешного.

Его улыбка была и усталой, и красивой.

– Разве все ошибаются, когда говорят, что нужно смеяться, чтобы не заплакать?

– Я не могу представить тебя плачущим. Ты стойкий, ты умеешь находить выходы. Ты мачо до мозга костей.

– Значит, ты вот таким меня видишь?

Она пожала плечами:

– Ты всегда был моим боссом. Я смотрела на тебя только с этих позиций.

– А сейчас?

Лизетт ответила не сразу.

– Джонатан, я знаю, что ничто человеческое тебе не чуждо. Что ты такой же, как все мы. Но у меня никогда не возникало желания проверить это. Сейчас я предпочла бы считать тебя супергероем, чем принять правду.

– Мне придется нелегко. И я имею в виду не физическую сторону. Меня не покидает страх, что скоро я утрачу контроль над ситуацией.

– Я буду рядом, Джонатан. Но ты все же должен рассказать родным. Они обидятся, если ты не расскажешь, а они обязательно узнают об этом.

Джонатан сунул руки в карманы брюк.

– Я расскажу. Клянусь. Просто мне нужно время, чтобы самому свыкнуться с этим. – Неожиданно он обхватил ладонью ее щеку. – И поможешь мне ты, Лизетт.