Глава 1
Годом ранее

Если ты теряешь надежду, ты теряешь и жизненную силу, и мужество – то, что помогает нам продолжать свой путь вопреки всему. И сегодня у меня все еще есть мечта.

Мартин Лютер Кинг

Я проснулась внезапно, как от толчка. Меня разбудил долетевший из окна шум от проезжающей мимо снегоуборочной машины. Семнадцатого декабря повалил снег. Прошло уже четыре дня, а снегопад все не кончался. Дворники сбивались с ног, расчищая дороги. Я посмотрела на часы: половина четвертого. Вряд ли мне удастся опять уснуть. Раньше я спокойно спала всю ночь, но четыре года назад все изменилось. С тех пор я часто просыпаюсь в три или четыре утра и больше уже не сплю.

Я закинула руку за голову и постаралась задремать. Услышала, как Марк, мой муж, прошел по коридору в ванную и включил душ. В половине пятого он уедет. Наша собака Лапа уткнулась носом в щелку под дверью. Ей не терпелось выбежать из комнаты к Марку, но я чувствовала себя слишком уставшей, чтобы встать и выпустить ее. Лапа еще несколько минут постояла перед дверью, а потом вернулась на свою подстилку в углу. В четыре часа Марк спустился на кухню. Достал бейгл, налил кофе в термокружку и уехал. Не заглянул в спальню, чтобы посмотреть, проснулась ли я, не оставил мне записки. Как всегда. Я знала его график: муж вернется только завтра утром, после полета. Уже давно он уходит в один и тот же ночной рейс.

В половине шестого, когда я встала, кухня сияла чистотой. Ни крошек от бейгла, ни испачканного в плавленом сыре ножа. Мне это нравится. Если бы не мокрое полотенце в ванной, я бы даже не заметила, что Марк ночевал дома.

Я зашла в душ и подставила лицо под струи воды. До Рождества всего четыре дня. Я закрыла лицо ладонями, и вода потекла по рукам. Ну почему праздники тянутся так медленно? Я покачала головой и начала мыть волосы. Сегодня я работаю, а потом – целых десять выходных. Что мне делать все это время? Я побрызгала на стены душевой кабинки чистящим средством, смахнула со стеклянной двери капли воды и стала вытираться.

В половине седьмого была уже одета и готова к выходу. Зазвонил телефон, и я вздохнула, прекрасно понимая, кто это.

– Алло.

– Доброе утро, – откликнулась мама.

– Мам, почему ты звонишь так рано?

– Ты ведь уже встала.

– А вдруг я еще сплю?

– Правда спишь?

– Нет.

– Вот видишь.

Бесполезно. Мама звонит ни свет ни заря по крайней мере три-четыре раза в неделю. Много лет я пыталась отучить ее от этого. Тщетно.

– Мы с Мириам едем сегодня за подарками на Рождество. Что купить тебе и Марку?

Слушая маму вполуха, я просматривала почту на компьютере.

– Что-то для дома?

– Мам, ничего не надо.

– Ничего? Но, может, чего-то хочется! Что-нибудь для души?

Каждый год она старалась угадать с подарком!

– Спасибо, у нас все есть.

Секунду помолчав, мама снова защебетала:

– Ну хорошо, если что-то надумаешь, звони. Я и завтра буду ходить по магазинам, и в другие дни, так что мне несложно. Ты просто скажи и…

Прервав ее, я пообещала, что позвоню после работы, и положила трубку.

Когда отец уходил, он сказал маме, что сбегает за газетой, но так и не вернулся. Мама даже не подозревала о его пристрастии к азартным играм. Он ушел в самый последний момент, перед тем, как всплыла вся правда. Полиция объявилась у нас прежде, чем мама успела заявить об исчезновении мужа. Выяснилось, что отец присвоил несколько тысяч долларов, принадлежавших компании, где он работал. Полицейские намеревались изъять деньги и посадить его в тюрьму. А если его не окажется дома – задержать и допросить жену, или, как выразилась мама, всю душу из нее вытрясти. Вряд ли в полиции поверили, что она действительно не знает, где отец, но все ее же отпустили.

Нас выселили из дома, забрали все вещи и машину, купленную в кредит. Три дня мы прожили в мотеле, потом деньги совсем закончились. Раньше мы редко ходили в церковь. Когда же нас выгнали из мотеля, мама собрала одежду в пакет, зажала его под мышкой и, велев мне и Ричарду взяться за руки, повела нас по улице. Через какое-то время Ричард захныкал, что устал. Мама подхватила его и притянула меня к себе.

– Не отставай, – попросила она, стараясь удержать и Ричарда, и пакет.

Брат все время спрашивал:

– Куда мы идем?

А я молчала. Что-то мне подсказывало: сейчас не нужно ничего говорить.

– Идем к хорошим людям, – объяснила мама.

Мы шли по городу. В отдалении показалась церковь. Мама перехватила Ричарда другой рукой, вручив мне пакет.

– Слишком тяжелый, – сказала я и немедленно пожалела о своих словах: мама отобрала у меня пакет и взвалила на себя.

Когда мы ступили на дорожку, ведущую к входу в церковь, она поставила Ричарда на ноги и оправила на нем одежду.

– Мамочка, зачем нам в церковь? – канючил мой брат. – Сегодня же не воскресенье.

Она открыла дверь и огляделась.

– Мамочка, что ты ищешь?

Я закатила глаза, мечтая, чтобы он наконец замолчал.

– Ты ищешь церковь?

– Мы уже в церкви, – шикнула я.

Из-за двери выглянула девушка в бледно-розовом платье.

– Добрый день, – поздоровалась она, подходя к нам. – Я услышала, кто-то пришел. Вам помочь?

Девушка смотрела на маму, но та не могла вымолвить ни слова, стараясь сдержать душившие ее слезы. Девушка это заметила и наклонилась к нам с Ричардом.

– Я испекла на обед целое блюдо арахисового печенья. – И, придвинувшись ближе, прошептала: – Хотите? С большой кружкой молока?

Мы кивнули, и она взяла нас за руки.

– Ваша мама пока побудет тут, а вы идите, поешьте печенья и поиграйте, у нас есть игрушки.

В кабинете за столом сидела женщина в очках. Она посмотрела на нас и улыбнулась.

– Миссис Берк, – обратилась к ней девушка, – эти ребятишки хотят печенья. Может, вы и пастор Берк пока поговорите с их мамой?

Миссис Берк вышла из-за стола.

– Не торопитесь, – сказала она девушке в розовом. – В холодильнике еще оставался куриный салат.

Перспектива завтракать куриным салатом не вызвала у меня восторга. Ричард, наоборот, чуть не запрыгал от радости.

Не знаю, сколько печенья мы успели съесть, но к тому времени, как мама вошла в кухню, блюдо почти опустело.

– Спасибо, – поблагодарила она девушку в розовом. – Спасибо вам огромное!

Мы вышли из церкви. У входа стоял фургон. Сидевшая за рулем женщина помахала нам рукой.

– Я Джеральдина Кулберсон. Залезайте сюда!

Мы все трое забрались в машину, и Джеральдина отвезла нас к себе домой.

– Тут есть кровать и диван, – сообщила она, провожая нас в подвальное помещение. – Вещи можете оставить здесь. – Она указала на небольшой комод. – Ванная наверху, сразу как поднимитесь по лестнице. Обед подам примерно через час, вы пока устраивайтесь и приходите, как будете готовы.

И она ушла.

Мама присела на краешек кровати, молча прижала к себе меня и Ричарда и расплакалась.

Мы жили в подвале Джеральдины и Джорджа полгода, пока у кого-то еще из церкви не освободилась комната, которую мы могли снять. Прихожане быстро насобирали для нас кто что мог: одежду, игрушки, кровати, диван, холодильник и маленький черно-белый телевизор. Мама нашла работу на неполный день. Она вела бухгалтерию в маленьком магазине одежды и отвечала на звонки, а Джеральдина приглядывала за Ричардом. После школы я шла к Кулберсонам, а когда мама заканчивала работу, мы все вместе отправлялись домой. Я видела, как ночами мама просматривала счета, которые оставил отец, и на лице у нее застывало выражение отчаяния. Положение казалось безвыходным.

После того как отец нас бросил, мама совсем перестала улыбаться. Я была слишком маленькой, чтобы осознать случившееся, но догадывалась: произошедшие перемены как-то связаны с отцом. Кредиторы осаждали маму со всех сторон, угрожали ей, но с нас больше нечего было взять. Мама выписывала чеки на пять или десять долларов, раскладывала их по конвертам и отсылала кредиторам, надеясь, что те оценят ее усилия погасить долги. Некоторые действительно начинали относиться к ней с сочувствием, но на большинство это не производило никакого впечатления. За несколько недель до Рождества мама совсем пала духом. Она рыдала за кухонным столом, сжимая в руках какие-то письма. Я побежала за миссис Кулберсон. Джеральдина прочитала одно из них и погладила маму по плечу. «Никто не отберет у тебя детей, Шарлотта, – пообещала она. – Не переживай».

Спустя несколько дней к нам постучались пастор Берк с женой. Мама пригласила их войти и поставила на огонь кофейник. Когда кофе был выпит, миссис Берк передала ей какой-то конверт. Мама заглянула внутрь и ахнула.

– Я не могу это принять.

– Можешь, – возразил пастор. – Бери и расплатись со всеми долгами.

– Здесь больше, чем мы должны! – Мама попыталась вернуть конверт, но миссис Берк остановила ее.

– Обратно не возьму. – Она настойчиво отстранила мамину руку. – Не могу же я прийти ко всем этим людям и сказать, что Господь совершил ошибку, вложив в их сердца желание помочь тебе? Бог пожелал этого, и они выполнили Его волю.

Мама сидела, сжимая в руках пухлый конверт.

– Но ведь я не знаю, кто эти люди, – прошептала она. – Я даже не могу их поблагодарить.

– Они помогают не ради благодарности, Шарлотта, – мягко произнесла миссис Берк. – Господь знает, кто они. Он их отблагодарит.

Мама покачала головой и вытерла слезы кухонным полотенцем. Миссис Берк наклонилась и сжала ее ладонь.

– Иногда тот, кто исполняет Божий промысел, должен остаться в тени. А нам нужно лишь с благодарностью принять милость Господа.

Мама со слезами обняла миссис Берк. Пастор с женой ушли, а я наблюдала из прихожей, как она всхлипывает, прижимая к себе конверт. Время писем, кредиторов и угроз закончилось. И мама вновь начала улыбаться.

Мы так и не узнали, кто собрал для нас деньги. Я прислушивалась к разговорам в церкви, надеясь уловить что-нибудь, что помогло бы распознать наших спасителей. Однако все вели себя так, будто им ничего не известно.

До этих событий, в течение нескольких лет, перед Рождеством я шарила под маминой кроватью или в шкафу под предлогом уборки, пытаясь найти хотя бы малюсенький подарок.

– Патриция, в Рождество нельзя думать только о себе, – сказала однажды мама, выгоняя меня из комнаты. – Важно не то, что тебе подарят, а то, что ты сама можешь дать.

В то время ее слова показались мне несуразными. Но когда мама получила набитый деньгами конверт от незнакомых нам прихожан, я поняла, что она имела в виду.

Я вылила остатки кофе в раковину, вымыла кофейник и, убрав его, направилась в гараж. Чтобы избежать пробок, выехала на час раньше. Дорога заняла сорок минут.

И дом Лайманов, и деревья рядом с ним были украшены рождественскими фонариками. На крыше, рядом с трубой, восседал Санта-Клаус в санях. У крыльца гостей встречал Фрости из мультфильма. А может, другой снеговик, похожий на него. В ожидании моего подопечного я открыла багажник. Дверь отворилась, и я увидела Джастина и Клэр Лайман. Клэр помахала мне в знак приветствия, положила руку мальчику на плечо, и они начали спускаться по ступеням.

– Как дела, Патриция? – поинтересовалась Клэр.

– Прекрасно, – улыбнулась я. – А как поживает твое семейство?

Клэр в ответ показала большой палец. Я подняла чемодан.

– Джастин, как ты?

Он пожал плечами и, отобрав у меня чемодан, сунул его в багажник.

– Дом выглядит очень красиво.

Клэр приобняла мальчика.

– Это Джастин помог. Без него мы бы не справились.

– Ух ты, Джастин! Потрясающе получилось!

Он уставился в землю. Клэр посмотрела на меня и, обхватив Джастина за хрупкие плечи, поцеловала его.

– Спасибо, что был с нами.

Мальчик кивнул, не поднимая глаз. Ему не хотелось уезжать.

– Можно мне потом вернуться? – прошептал он.

Мы с Клэр переглянулись. Слегка отстранив от себя Джастина, она посмотрела ему в глаза.

– Вы с мамой всегда можете прийти к нам в гости.

Однако он надеялся услышать совсем другое.

– Можно мне вернуться и остаться здесь жить?

– Джастин, мы тебя очень любим, но и твоя мама тоже тебя любит. Ты ей нужен.

Она открыла дверцу машины, и Джастин молча скользнул внутрь. Вдруг Клэр вспомнила о чем-то.

– Подождите!

Она убежала в дом и вскоре вернулась со свертком в яркой подарочной бумаге.

– До Рождества не открывай, – напутствовала Клэр, укладывая подарок мальчику на колени. – Это тебе и маме.

Она улыбнулась мне. Мы тепло попрощались. С Лайманами я работала уже несколько лет. Прекрасные приемные родители, готовые открыть двери своего дома для любого ребенка. На таких всегда можно положиться. Выруливая на дорогу, я заметила, что Клэр машет Джастину вслед. Он сидел, уставившись в пол.

– Джастин, смотри: Клэр тебе машет.

Я остановилась на минуту, ожидая, что он помашет в ответ. Джастин не шевельнулся. Клэр продолжала махать.

Я выехала на шоссе.

– Джастин, Клэр машет.

Мальчик сложил руки на коленях. Когда мы проезжали мимо почтового ящика напротив дома Лайманов, он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на Клэр, и, повинуясь порыву, высунулся из окна и начал махать. Мы свернули за угол, и Джастин, крепко сжимая подарок, откинулся на сиденье. С восьми лет он успел сменить много приемных семей. Сейчас ему было двенадцать. Всегда трудно уезжать от людей, которые тебя любят. За последние девять месяцев Джастин побывал в двух приемных семьях, пока его мать лечилась от наркозависимости.

– Твоя мама будет очень рада тебя видеть. – Я на минуту отвлеклась от дороги, чтобы взглянуть на мальчика.

Он смотрел в окно и ничего не отвечал. Ему явно не хотелось возвращаться к матери.

– Она сказала, что ждет тебя, и в выходные вы сможете выбрать елку вместе.

Джастин продолжал смотреть в окно. Я понимала, о чем он думает, однако мне очень хотелось верить, что мальчик ошибается.

Я остановила машину на стоянке у продуктового магазина и повернулась к Джастину. Я повидала многих родителей, прошедших реабилитацию. Часто было очевидно – им не хватит сил избавиться от зависимости. Но иногда среди них встречались и такие, кто полностью излечился и хотел наладить свою жизнь. Они разговаривали со мной искренне, от чистого сердца, а не просто говорили, что пологается. Я знала, что мама Джастина мечтает вернуть сына, исправить свою жизнь.

– Она выполнила все требования государства, и теперь здорова, Джастин. Твоя мама больше не сорвется.

– Ну да, как же, – пробурчал мальчик, снова отворачиваясь к окну.

– Джастин, она сильно изменилась.

Он молча наблюдал за каким-то мужчиной, который грузил продукты в багажник внедорожника.

Я постаралась поймать взгляд Джастина.

– Твоя мама уже не такая, какой ты ее помнишь.

Его глаза наполнились слезами.

– Она постоянно говорит, что изменится, а сама и не думает меняться. – Смутившись, Джастин смахнул слезы. – Все время обещает, но никогда не держит слово. Она просто врет, неужели не понятно!

Он вытер нос рукавом куртки. Достав из бардачка носовой платок, я протянула его мальчику.

– Она изменилась, – повторила я. – Знаю, тебе трудно в это поверить, но я видела ее, разговаривала с ней. Она стала другим человеком.

Джастин покачал головой. Я его не убедила.

– А еще твоя мама нашла работу.

– И скоро ее потеряет.

Я прижала мальчика к себе.

– Она снова стала парикмахером и любит эту профессию. До этого твоя мама работала на заводе, и там ей совсем не нравилось.

– Раньше ее из всех салонов увольняли.

Я посмотрела ему в глаза.