Глава 4

Незримый призрак покойного Коя Скиннера терзал меня всю ночь. Я пыталась не думать об этом несчастном, но как? Это бы означало закрыть глаза на ситуацию, в которой я оказалась. Я твердила себе, что он был старым, а я, в отличие от него, молодая. Он был слабым, а я – крепкая и сильная. Его жизнь, как и жизнь многих других, унесло наводнение 1916 года, однако о Кое судачил весь округ Джексон. Все дело в обстоятельствах его смерти. О Кое мне рассказала мама, и эта история засела у меня в мозгу, словно червяк в яблоке. Дело было так. Сосед Коя, Лемюэль Додд, обнаружил его в ветвях дерева, на которое старик, по всей видимости, забрался, чтобы спастись от прибывающей воды. Дерево находилось километрах в семи от его дома. В общем, Кой все ждал и ждал помощи, и в итоге настолько ослаб, что не смог спуститься с дерева самостоятельно. Так на дереве и помер. Памятуя о печальной судьбе старика, я стала еще больше нервничать из-за своего положения.

Пить хотелось все сильнее и сильнее. Вдобавок ко всему меня мучил голод, а из-за пустого брюха голова пульсировала так, словно я ей билась о дерево. Наступил второй день. Солнце светило ярко и жарко, и опять же я с радостью встретила его появление. Ближе к полудню оно уже начало меня раздражать, потому что я стала от него потеть. Большую часть времени я находилась в тени, но температура росла, и, вместе с редкой для этого времени года жарой, из-за обилия воды сделалось очень влажно. Снова слетелись насекомые. Кого тут только не было. И мошка, и комары, и оводы со слепнями. Они устремились ко мне как на пир, где я была главным лакомством. Как я только от них ни отмахивалась, как только ни хлопала себя руками – все без толку. Я принялась мотать головой из стороны в сторону, будто решительно отказываясь от какого-то предложения, сделанного мне. Надеялась, что волосы растреплются и тогда насекомые хотя бы не будут лезть мне в лицо – одним словом, попыталась использовать свою шевелюру, как лошадь – хвост. Толку от этого не было никакого, разве что у меня закружилась голова. И тут обнаружила, что моя куртка куда-то делась. Я так увлеклась сражением с насекомыми, что даже не сразу заметила ее пропажу. Я хорошо помнила, куда повесила куртку, только теперь ее там не было. Пропажа не вызвала у меня никаких эмоций. Внутри царила какая-то звенящая пустота.

На третий день я увидела змей. Точнее, мне показалось, что увидела. Когда я смежила веки и снова открыла глаза, то обнаружила, что это всего лишь покачиваются надломанные ветки. Если я принималась что-то внимательно разглядывать, перед глазами начинали плясать странные точки. Принялась махать рукой, решив, что это мошки. Потом, помнится, долго переминалась с ноги на ногу, чтобы размяться. По большей части старалась опираться на ту ногу, на которой все еще оставался ботинок. Когда она начинала дрожать от усталости, переносила вес на босую ногу.

Внезапно мне показалось, что меня кто-то зовет: «Уоллис Энн! Уоллис Энн!»

Я так обрадовалась, что замахала рукой, полагая, что это поможет привлечь ко мне внимание.

– Я тут! – закричала я, – Я здесь! На дереве!

Скорее всего, это снова со мной играло воображение, поскольку ответа так и не последовало и не появилось ни одной живой души.

Ближе к вечеру я уставилась вниз. Мне показалось, что вода уже прилично спала, отчего меня охватило сильное волнение. Я принялась чесать грязную голову, лихорадочно при этом соображая. Может, стоит рискнуть? Перебралась на соседнюю ветку, потом на ветку чуть ниже, а дальше уже просто не могла остановиться. Мне хотелось любой ценой слезть с этого проклятого дерева.

Перебирая руками и ногами, словно паучок лапками, я спускалась все ниже и ниже, будто по пятам за мной следовал призрак Коя Скиннера, пока не добралась до той самой ветки, на которую вскарабкалась в первое утро. Мне вспомнилось, с каким облегчением и радостью я лезла наверх. Сейчас меня переполняли чувства совсем иного рода. Решив передохнуть, я легла на живот и принялась думать о том, что делать дальше. Оставаться страшно, спускаться вниз – тоже. Что ждет меня там, внизу?

С ветки, на которой я лежала, было видно, что грязная, мутная вода все еще покрывает дорогу. Значит, по ней идти нельзя, придется прокладывать путь самостоятельно. Места – незнакомые, заблудиться тут – раз плюнуть. А что, если снова пойдет дождь? Я снова застряну на каком-нибудь дереве? И в чем тогда мое положение будет отличаться от нынешнего? Ничем, а скорее всего, станет еще хуже. С другой стороны, если останусь здесь, то погибну от голода и жажды, а если спущусь, то, может, найду чистую воду, чтобы утолить жажду, и каких-нибудь ягод. Что мне делать тут, на дереве? Даже не прилечь толком, чтобы отдохнуть. Кроме того, даже если мне не удастся сразу отыскать свою семью, то хоть кого-нибудь я все же встречу. В итоге я пришла к выводу, что внизу шансов выжить у меня все-таки больше.

Я собралась с духом. Мне предстояло повиснуть на руках, которые все еще продолжали ныть. Обхватив ими сук, я соскочила, действуя скорее инстинктивно, чем осознанно. Тело пронзила боль. Стиснув зубы, я повисела с секунду, после чего отпустила ветку. Плюхнувшись вниз, я едва сдержала радостный смех. Вода с грязью доходили мне до икр. Высвободив ногу, я сняла единственный оставшийся у меня ботинок. Завязав шнурок, сунула внутрь ботинка пропитанные грязью носки. Несмотря на то что от одного ботинка не было никакого проку, я не могла заставить себя с ним расстаться. Он – то единственное, что у меня осталось, и я твердо решила его сберечь. Я двинулась куда глаза глядят, стараясь шагать как можно шире и то и дело поскальзываясь.

Все было покрыто темным слоем мерзкой жижи, от которой исходил кислый запах. Мне еще подумалось, что, наверное, так пахнет вода в болоте. Я старалась выбирать места посуше, да вот беда – таких практически не встречалось.

Так я и шла под аккомпанемент хлюпающих, чавкающих звуков. Идти было не так уж и сложно – земля под ногами была мягкой. Попадались и сложные участки, когда приходилось перебираться через поваленные деревья или ступать по вырванным кустам и веткам, принесенным рекой. По дороге мне то и дело встречались изломанные сосны и ели, а некогда высокая и зеленая осока лежала, словно примятая рукой великана. Разлив реки прошел по земле, словно жнец с острым серпом по лугу.

Солнце над головой палило нещадно, и вскоре я снова взмокла. Меня не оставляла надежда, что я все-таки кого-нибудь встречу. Поднявшись по склону холма, я увидела сломанный забор из жердей, за которым начинался луг, стоял обвалившийся сарай для сушки табака, возле которого, о чудо, паслась пара коров. Некоторое время я просто стояла и смотрела на них. Вид столь обыденной картины придал мне сил. Потом я снова двинулась в путь. Не знаю, сколько я шла, но в итоге набрела на хибару, стоявшую у склона холма, – столь скособоченную, что оставалось только гадать, как она еще не завалилась набок. Во дворике, заваленном мусором и всяческим скарбом, я увидела женщину с вьющимися седыми волосами, стянутыми в хлипкий узел на затылке. Край ее платья покрывала грязь. Точно так же, как и я, незнакомка была мокрой от пота. Наклонившись, она что-то разглядывала на земле.

Я поспешила к ней и остановилась не доходя метров трех. Женщина оказалась столь сильно поглощена рассматриванием предмета под ногами, что даже не заметила, как я подошла. Она поглаживала его и разговаривала – то ли с ним, то ли сама с собой. Я тихо стояла, пока она, наконец, не заметила меня, подняв взгляд.

– Ты одна? – спросила она, показав мне куда-то за спину.

– Да, мэм. Наша семья попала в беду около трех дней назад. Мы ехали в папином грузовике, а потом нас подхватила река. Меня смыло, и я упала в воду. Потом забралась на дерево, а когда вода спала, я слезла. Теперь я ищу своих родных.

– Не хочу тебя расстраивать, но я уже много дней не видела ни одной живой души.

– Что, совсем никого? – громко ахнула я от горя.

– Извиняй. Никого, – женщина снова уставилась на землю.

Я закрыла глаза. Напрасно я так надеялась на то, что быстро отыщу своих.

– На самом деле, я еще толком их и не искала, – сказала я вслух. – Так что главное не сдаваться, и тогда я их непременно отыщу.

– Это ты правильно рассуждаешь, – кивнула она. – Я так думаю, всей округе изрядно досталось.

Она снова стала наглаживать что-то на земле.

– У меня-то семьи толком не осталось, только она была, – грустным голосом промолвила женщина. – Мой муж Сайлас отдал Богу душу года два назад. Некоторые люди думают, что я свихнулась, если считаю кошку своей родней. Сайлас принес ее мне крошечным котенком. Двенадцать лет протянула, и вот тоже померла.

Если бы женщина не сказала, я бы сама ни за что не догадалась, что перед ней – труп черной кошки. Я потерла шею. Несмотря на жару, меня пробила дрожь.

– Я очень сочувствую вашей утрате, мэм, – сказала я.

Женщина уставилась на меня и прищурилась, отчего морщины вокруг ее глаз сделались глубже и заметней.

– Ну что ж поделать-то? Она была старой. Прожила тут со мной всю жизнь, – она показала клюкой на хибару. – Погляди, что с моим домом сделалось. Вода по склону так рекой и лилась. Я ведь в прошлый раз говорила Сайласу, выше дом надо строить. Пришлось лезть на чердак и молиться, что вода меня там не достанет.

Я отвела волосы со лба.

– А вы тут были во время наводнения в шестнадцатом? – спросила я.

– А то как же. Оно тоже бесследно для нас не прошло. Часть дома смыло. Только тогда Сайлас был еще жив, так что мы смогли отстроиться. А сейчас прям не знаю, что делать. Видать, придется перебираться к сыну и его жене в Эшвилл. Ненавижу эту городскую жизнь, да только какой у меня теперь выбор?

Она сплюнула коричневую от жевательного табака слюну, отодвинулась от кошки и принялась ходить по двору, разбирая скарб и мусор. Я оглянулась, посмотрев в ту сторону, откуда пришла. Я уже собралась попрощаться, как женщина, наконец, обратила внимание на мое скорбное состояние.

Прищурившись, она подалась вперед и проговорила:

– Девочка, ты выглядишь так, словно вот-вот грянешься в обморок. А ну, пошли со мной.

Она провела меня на задний двор, где находился круглый, сложенный из камня колодец.

Взявшись за ворот, она принялась его крутить.

– Я-то думаю, воду отсюда пить можно. Ясно дело, колодец тоже залило, ну да ничего страшного. Я уже пару дней из него пью и, как видишь, жива-здорова.

Через несколько мгновений показалось мятое ведро, к которому был прикреплен цинковый ковш. Зачерпнув им из ведра, она поманила меня рукой к себе. Я уставилась на грязную воду, а потом закрыла глаза и стала пить. Само собой, к такому питью я не привыкла. Не сомневаюсь, что в прошлом этот колодец, совсем как и наш, питали кристально чистые подземные ключи.

Впрочем, несмотря на всю грязь, вкуснее воды я в жизни не пила. Я протянула женщине ковш. Она снова им зачерпнула и опять протянула мне. И этот ковш я осушила до дна. Вытерев рот рукой, я почувствовала, что мне стало гораздо легче.

– Большое вам спасибо, – поблагодарила я. – У меня несколько дней ни капли во рту не было.

– Надеюсь, ты не из хворых, – отмахнулась она.

Я замотала головой.

– Я вообще почти никогда за всю свою жизнь не болела. Мама говорит, что мы, Стамперы, крепкие, хоть гвозди из нас делай. Простите, мне так хотелось пить, что я совсем забыла о приличиях. Меня зовут Уоллис Энн Стампер.

– Рада с тобой познакомиться, – кивнула женщина. – Меня звать Эдной Стаут. Ты из этой семейки певунов?

– Да, мэм. Совершенно верно. Мы выступаем с папой, мамой и моей сестрой Лейси. Сеф еще слишком маленький, но, когда он подрастет, папа непременно научит его играть на банджо, или на чем-нибудь еще.

Стоило мне вспомнить о своей семье, как мой голос дрогнул, и я умолкла. Миссис Стаут отвернулась от меня и снова сплюнула в грязь жевательный табак. Утерев рот, она произнесла:

– Все обойдется, девочка. Вот погляди, сама увидишь. Наверняка они тебя ищут – в точности как и ты их. Интересное дело, кажись, я видела, как вы выступаете. В прошлом году. Славно, очень даже славно.

Мне нравилось с ней болтать, но нужно было идти дальше. Я вежливо улыбнулась, кивнула, после чего повернулась в том направлении, откуда пришла. На прощание я сказала:

– Большое вам спасибо. Я лучше пойду. Буду дальше искать своих. Больше мне все равно заняться нечем. Главное – не вешать нос.

– Вот, держи, – миссис Стаут протянула мне клюку. – У меня еще одна где-то есть. Так, погоди, не спеши. У меня еще остались крекеры. Лежат в жестяной коробке. Я ее крепко-накрепко закрыла, так что вода не могла попасть внутрь.

– Не хотелось бы вас обирать. Оно вам и самой пригодится.

– Не городи ерунду, девочка. Ничего ты меня не обираешь. Я-то как-нибудь худо-бедно справлюсь. У меня еще есть. Да и вода у меня имеется. Буду сидеть тут и ждать. Наверняка ко мне заявится кто-нибудь из родни. Поможет хозяйство мне подправить, и все станет лучше прежнего.

– Что ж, спасибо вам большое.

– Да перестань. Разве за такое благодарят?

Она протянула мне маленькую жестянку с крекерами, а потом отыскала в траве кувшин и наполнила его грязной водой из колодца. Мне очень захотелось ей что-нибудь дать взамен, однако, протянув мне кувшин, женщина отвернулась. Сунув жестянку себе за пазуху и убедившись, что хозяйка лачуги не собирается больше ко мне поворачиваться, я тронулась в путь. Немного спустившись по склону холма, я оглянулась. Женщина снова стояла над мертвой кошкой и, шевеля губами, гладила ее.