По воскресеньям Сандра обычно вставала позже Давида и обнаруживала его на кухне, где он приканчивал третий кофейник, шелестя газетой, в клубах пахнущего анисом дыма. Локоть на столе, сигарилла в кончиках пальцев, и пепел вот-вот упадет, настолько Давид погружен в чтение. Когда Сандра показывалась на пороге, как правило насупившись, он поднимал от стола кудрявую встрепанную голову и улыбался ей. Она старалась не обращать на него внимания, пока готовила завтрак, но Давид все смотрел и смотрел на нее со своей блаженной улыбочкой, и в конце концов Сандра уже не могла сдерживаться. Виной всему был сломанный резец, память о падении с велосипеда в семилетнем возрасте. А еще очки с диоптриями в оправе под черепаху, заклеенные скотчем: в них Давид был похож на пожилую английскую леди. А через несколько секунд он хватал ее, усаживал к себе на колени, запечатлевая на шее влажный поцелуй.

При этом воспоминании Сандра поставила бокал на столик перед диваном. Протянула руку, взяла мобильник, включила голосовую почту.

Электронный голос сообщил ей, как всегда, что имеется только одно сообщение, уже прослушанное. Отправленное пять месяцев назад.

«Привет, я тебе все время звоню, но попадаю на автоответчик… Я тороплюсь, поэтому сразу перечислю, чего мне не хватает… Твоих холодных ног, которыми ты в меня тычешься под одеялом, когда ложишься спать. Когда даешь мне пробовать продукты из холодильника, чтобы определить, испортились они или нет. Или когда будишь меня в три часа ночи, вопя благим матом, что у тебя судороги. И хочешь верь, хочешь нет – даже когда ты без спроса бреешь ноги моей бритвой… Вообще говоря, здесь, в Осло, собачий холод, и я жду не дождусь, когда можно будет вернуться. Люблю тебя, Джинджер».

Последнее сообщение Давида являло собой квинтэссенцию самой совершенной гармонии. Такую воплощают в себе бабочки, снежинки и некоторые из чечеточников.

Сандра выключила мобильник.

– Я тоже люблю тебя, Фред.

Всякий раз, когда она слушала это сообщение, у нее возникало совершенно определенное чувство. Тоска, боль, нежность, но также тревога. Последние слова таили в себе вопрос, и Сандра не знала, стоит ли искать на него ответ.

Здесь, в Осло, собачий холод, и я жду не дождусь, когда можно будет вернуться.

Она привыкла к тому, что Давид разъезжает. В этом его работа, его жизнь. Она всегда это знала. Как бы иногда ни хотелось удержать его при себе, она потом понимала, что просто обязана всегда его отпускать.

Это – единственный способ заставить его вернуться.

Ремесло фоторепортера заставляло его выезжать в самые горячие точки планеты. Кто знает, сколько раз он рисковал жизнью. Но Давид был создан таким, такова была его природа. Он должен был все увидеть собственными глазами, без фильтров, ко всему прикоснуться. Чтобы изобразить войну, ему нужно было ощутить запах пожара, узнать, что взрывы звучат по-разному, в зависимости от того, куда попадает снаряд. Он никогда не принимал предложений сделать эксклюзивный репортаж на первую полосу популярного издания, хотя такую возможность ему бы охотно предоставили. Сама мысль о том, что кто-то будет его контролировать, была для Давида невыносима. И Сандра научилась подавлять дурные предчувствия, скрывать страх в самых глубоких тайниках души. Старалась жить нормальной жизнью, делая вид, будто она замужем за рабочим или служащим.

Они с Давидом заключили некий неписаный договор. Он предполагал целый ряд весьма своеобразных ритуалов. Таким образом они сообщали друг другу нечто важное. Так, иногда случалось, что Давид оставался в Милане надолго, и их совместная жизнь начинала налаживаться. Но в какой-то вечер Сандра возвращалась домой и видела, что муж готовит свой знаменитый раковый суп, куда входит по меньшей мере пять видов зелени и к которому полагаются соленые крекеры. То было его фирменное блюдо. Но согласно установленным между ними правилам Давид таким образом сообщал ей, что на следующий день уезжает. Они ужинали как всегда, говорили о том о сем, он ее смешил, а после они любили друг друга. Утром она просыпалась в постели одна. Давид пропадал неделями, иногда месяцами. Потом в один прекрасный день дверь открывалась, и все становилось как прежде.

Давид никогда ей не докладывал, куда едет. Кроме того последнего раза.

Сандра осушила бокал одним глотком. Она всегда гнала от себя мысль, что с Давидом может случиться что-то плохое. Он рисковал. Если и суждено ему было погибнуть, то на войне или от руки преступника, из тех, чьи дела он расследовал. Глупо, но она никак не могла принять тот факт, что все произошло столь банальным образом.

Она уже почти задремала, погруженная в эти мысли, когда зазвонил мобильник. На дисплее возник незнакомый номер. Было почти одиннадцать часов.

– Я говорю с супругой Давида Леони?

Мужской голос со специфическим немецким акцентом.

– Да, это я. А вы кто?

– Шалбер, сотрудник Интерпола. Мы с вами коллеги.

Сандра выпрямилась, протерла глаза.

– Извините за поздний звонок, но я только сейчас узнал ваш номер.

– И не могли подождать до завтра?

С той стороны раздался веселый смех. Шалбер, кем бы он ни был, откровенно ребячился.

– Простите, это сильнее меня. Если какой-то вопрос не дает мне покоя, я должен его задать. Иначе не засну всю ночь. С вами такого не случалось?

Сандра не могла догадаться по его тону, имеет ли этот человек что-то против нее лично или он вообще нахал. Она решила отделаться поскорее:

– Чем могу помочь?

– Мы начали расследование гибели вашего мужа, и мне необходимо кое-что выяснить.

Сандра нахмурилась:

– Это был несчастный случай.

Наверное ожидая подобной реакции, Шалбер сохранял спокойствие.

– Я прочел рапорт, составленный полицией. Погодите минутку…

Сандра услышала шелест страниц, которые просматривал Шалбер.

– Здесь написано, что ваш муж упал с пятого этажа, но не умер при падении, а скончался несколько часов спустя по причине множественных переломов и внутреннего кровоизлияния… – Он прервал чтение. – Воображаю, как тяжело вам это слушать. Нелегко такое принять.

– Вы даже не представляете, до какой степени. – От этих слов веяло холодом, и Сандра сама себя ненавидела, когда произносила их.

– Согласно рапорту полиции синьор Леони находился в недостроенном здании потому, что оттуда открывался наилучший вид на объект, который он собирался сфотографировать.

– Да, верно.

– Вы видели это место?

– Нет, – разозлилась Сандра.

– Ну а я видел.

– И что вы этим хотите сказать?

Шалбер молчал на секунду дольше, чем полагалось бы.

– «Кэнон» вашего мужа разбился при падении. Жаль, мы никогда не увидим той фотографии, – заметил он с сарказмом.

– С каких пор Интерпол занимается несчастными случаями?

– В самом деле, это в порядке исключения. Но мое любопытство возбуждают не только обстоятельства гибели вашего мужа.

– А что еще?

– Кое-что осталось непроясненным. Мне известно, что вам был отправлен багаж синьора Леони.

– Две сумки. – Она начинала раздражаться, подозревая при том, что этого и добивался собеседник.

– Я испросил разрешения на обыск, но, кажется, опоздал.

– Зачем вам это? Какой интерес они могут для вас представлять?

Последовало короткое молчание.

– Я не женат, но пару раз был к этому близок.

– Меня это как-то касается?

– Не знаю, касается или нет, но когда ты доверяешь свою жизнь кому-то, я хочу сказать, кому-то особенному, вроде супруга… Ну, тогда перестаешь задаваться вопросами. К примеру, не спрашиваешь себя, что он или она делает всякую минуту, когда вы не вместе. Кто-то это называет доверием. Но правда в том, что иногда это не более чем страх… Боишься получить ответ.

– По-вашему, какого рода вопросами должна была бы я задаваться относительно Давида? – Но Сандра сама это прекрасно знала.

Шалбер заговорил серьезным тоном:

– У нас у всех есть секреты, агент Вега.

– Я не знала всех подробностей жизни Давида, мне было известно, какой он человек, и этого довольно.

– Да, но вы никогда не задумывались о том, что он вам не говорит всей правды?

Сандра разозлилась еще больше:

– Послушайте, вы напрасно пытаетесь заронить во мне сомнения.

– Да, в самом деле. Потому что эти сомнения в вас уже есть.

– Вы ничего не знаете обо мне, – возмутилась Сандра.

– Сумки, которые были отправлены вам пять месяцев назад, до сих пор лежат на складе квестуры. Почему вы так и не забрали их?

На губах Сандры появилась горькая улыбка.

– Надо ли объяснять, как мне будет больно снова получить эти вещи. Ведь когда это случится, я должна буду принять тот факт, что все в самом деле кончено, что Давид больше не вернется, и ничего с этим не поделаешь!

– Фигня все это, вам ли не знать.

От такой бестактности Сандра обомлела. На какое-то время потеряла дар речи. Когда наконец смогла как-то отреагировать, выпалила с яростью:

– Иди ты в жопу, Шалбер!

Сбросила звонок. Гнев переполнял ее. Схватила пустой бокал, первое, что подвернулось под руку, и швырнула в стену. Тот тип не имел права. Напрасно она позволила ему говорить, нужно было раньше прервать связь. Сандра встала, принялась в нервном возбуждении ходить по комнате. До сей поры она не хотела в этом признаваться, но Шалбер прав: ей было страшно. Этот звонок не застал ее врасплох, где-то в глубине души она ждала чего-то подобного.

Безумие, думала она. То был несчастный случай. Несчастный случай.

Потом понемногу успокоилась. Огляделась вокруг. Полки в углу с книгами Давида. Коробки анисовых сигарилл штабелями на письменном столе. Просроченный лосьон на полочке в ванной. Место на кухне, где утром по воскресеньям он читал газету.

Первый урок, который усвоила Сандра Вега, заключался в том, что дома никогда не лгут, – здесь, в Осло, собачий холод, и я жду не дождусь, когда можно будет вернуться. Но может быть, в ее дом все-таки прокралась ложь, потому что Давид погиб в Риме.