Картина 5

(ЛЮЧИЯ обращается к зрителям, тогда как Беккет и ДЖОЙС продолжают работать).

ЛЮЧИЯ. Когда я наблюдаю, как они работают вместе, два худых, близоруких ирландца, чуть безумных, полностью поглощенных сохранением белиберды для вечности, во мне закипает дикая ярость. Ох, если ты какой-нибудь мужчина хоть раз посмотрел на меня, как это двое смотрят на эту проклятую «Работу в работе». И при этом, какими бы близкими они ни казались, что-то мой отец держит при себе, а обожание Беккета иной раз сходит на нет.

БЕККЕТ (читает записанное). Кварк? молвят лиликэп, шимусы и шустрилы. Заходите. Словеса и зануды, хрипит она.

ДЖОЙС. Захрдите?

БЕККЕТ. Да. Шимусы и шустрилы. Заходите. Словеса и зануды, хрипит она.

ДЖОЙС. Я не говорил «заходите».

БЕККЕТ. Говорили. Я услышал, что вы сказали, и записал.

ДЖОЙС. Заходите? Нора, я говорил «заходите»?

НОРА (выходит из кухни). Что?

ДЖОЙС. Я говорил «заходите»?

НОРА. Только что сказал. Или ты не слушаешь себя?

ДЖОЙС. Нет, вчера, когда диктовал мистеру Беккету?

НОРА. Да откуда мне знать, что ты говорил вчера? Или ты думаешь, я обращаю внимание на то, что ты говоришь?

ДЖОЙС. Вчера, ближе к вечеру? К нам кто-нибудь приходил?

НОРА. Только посыльный со старыми сапогами от Эзры Паунда. Почему этот человек всегда присылает нам сапоги? Он идиот?

ДЖОЙС. Тогда понятно. Парнишка постучал в дверь, когда я диктовал, я сказал «заходите», а мистер Беккет со свойственной ему скрупулезностью, записал это слово.

БЕККЕТ. Моя ошибка. Извините. Я его вычеркну.

ДЖОЙС. Нет, все нормально, оставьте.

БЕККЕТ. Оставить?

ДЖОЙС. Да. Оно мне здесь даже нравится.

БЕККЕТ. Но вы не… Я хочу сказать…

ДЖОЙС. В чем дело? Вас что-то тревожит, мистер Беккет?

БЕККЕТ. Нет. Хотя – да, немного.

ДЖОЙС. Включение в текст такого простого слова, как «заходите»?

БЕККЕТ. Но, если… Я хочу сказать, это не мое дело, но…

ДЖОЙС. Выкладывайте, не томите.

БЕККЕТ. Если бы посыльный не постучал в дверь в тот самый конкретный момент, тогда вы не произнесли бы «Заходите», это слово не попало бы в вашу книгу.

ДЖОЙС. Если бы дикий медведь не задержался, чтобы посрать в лесу, он бы поужинал отцом Малдуном. Мистер Беккет, вы должны доверять взаимосвязи вроде бы случайных событий. Что теперь? Вы не согласны?

БЕККЕТ. Я думаю, искусство – это не взаимосвязь случайного.

ДЖОЙС. Может – да, может – нет, но, надеюсь, нельзя исключить, что иной раз взаимосвязь случайного может быть искусством.

БЕККЕТ. Но вы могли сказать что-то другое.

ДЖОЙС. А что еще я мог сказать посыльному? Уходи? Поцелуй меня? Закуси трусиками своей сестры?

БЕККЕТ. А если ты пришел человек, продающий раков? Вы бы вставили «Не нужны мне раки» в вашу «Работу в работе»?

ДЖОЙС. Нет. Я люблю раков. Раньше я брал их у одной женщины в Сэндимаунте. Лицом она напоминала репу, но раки были отменные. Речь о том, мистер Беккет, что искусство во многом такое, каким я его творю, по крайней мере, мое искусство. Ваше может быть, каким вы пожелаете. Если будет на то ваше желание, это может быть многостраничный трактат о вашем запоре.

БЕККЕТ. Так человек выбирает искусство или искусство выбирает человека?

ДЖОЙС. Искусство выбирает человека, если он, человек, хочет быть выбранным. Но выбора по этой части у человека нет. И человек не должен считать себя выбранным навсегда, а неправильный выбор – это катастрофа, абсолютная смерть, но в итоге, если человек выбран, без последствий не обойтись, и последствия выбирают человека, тогда как человек последствий не выбирает. Господи, да что я тут наговорил? Такое ощущение, что уподобился Гертруде Стайн.

НОРА. Ты только раз встречался с Гертрудой.

БЕККЕТ. Да, на один раз больше, чем следовало.

ЛЮЧИЯ. Кто-нибудь хочет фруктовый пирог?

ДЖОЙС. А вот и приятное взгляду произведение искусства.

БЕККЕТ. Фруктовый пирог?

ДЖОЙС. Нет, моя дочь.

ЛЮЧИЯ. Я – не произведение искусства, папа.

ДЖОЙС. Ты – просто чудо.

ЛЮЧИЯ. Я бы предпочла, если ты ничего не имеешь против, не быть чудом, папа.

ДЖОЙС. Почему, любовь моя?

ЛЮЧИЯ. Потому что к чудесному нельзя прикасаться. На него можно только смотреть и восторгаться.

ДЖОЙС. А ты не хочешь, чтобы тобой восторгались?

ЛЮЧИЯ. Я бы предпочла, чтобы ко мне прикасались.

(Она смотрит на БЕККЕТА. ДЖОЙС смотрит на БЕККЕТА. БЕККЕТ смотрит на свои руки. Пауза. Громкий стук в дверь).

ДЖОЙС. Заходите.

(БЕККЕТ записывает).

Картина 6

(ЛЮЧИЯ на диване).

ЛЮЧИЯ. День за днем он приходит к нам, и в те дни, когда моего отца нет дома или он занят с кем-то еще, мне вменяется в обязанность развлекать мистера Беккета в гостиной. А поскольку очень быстро стало понятно, что мистер Беккет инициативу не проявляет, я наконец-то решила сделать первый шаг. (БЕККЕТ подходит и садится на диван, но не рядом с ЛЮЧИЕЙ. Тикают часы). Вы боитесь меня, мистер Беккет?

БЕККЕТ. Боюсь вас? С чего мне вас бояться?

ЛЮЧИЯ. Вам вроде бы никогда не хочется остаться со мной наедине. Вы предпринимаете немалые усилия для того, чтобы в комнате, кроме нас, находился кто-то еще. Это нормальное отношение к такой симпатичной молодой женщине, как я?

БЕККЕТ. Я стремился не навязывать вам свое общество.

ЛЮЧИЯ. Но мне ваше общество по душе. С вами куда лучше, чем с этим старым занудой мистером Макгриви или с весьма странным, с причудами, Эзрой Паудом. Мистер Паунд не очень-то вас жалует, знаете ли. Он называет вас высоким, унылым ирландцем. Я уверена, что он медленно сходит с ума.

БЕККЕТ. А кто нет? Кроме того, я высокий, унылый ирландец. В этом наблюдении нет ничего безумного.

ЛЮЧИЯ. Может, он еще не безумен, но проводит подготовительную работу. Я это вижу. Разумеется, он – поэт, а поэты всегда чуточку не в себе, и, если честно, некоторые говорят, что я сама довольно странная. Вы из их числа?

БЕККЕТ. Разумеется, нет.

ЛЮЧИЯ. Да, я не скрываю, что из всех живших и живущих я выше всех ставлю Чарли Чаплина и Наполеона, но не думаю, что из-за это меня нужно полагать странной. Я разработала гипотезу, согласно которой Чарли Чаплин и Наполеон на самом деле одна личность, что Наполеон никогда не умирал и вернулся Чарли Чаплином. Вы думаете, такое возможно?

БЕККЕТ. Я думаю, это маловероятно. Но возможно все.

ЛЮЧИЯ. Так вы полагаете, что я странная?

БЕККЕТ. Я полагаю, что вы – молодая женщина, умеющая думать, но еще не раскрывшая для себя, как с пользой использовать это умение.

ЛЮЧИЯ. Как тонко вы это прочувствовали, мистер Беккет. Вы когда-нибудь влюблялись?

БЕККЕТ. Нет.

ЛЮЧИЯ. Никогда?

БЕККЕТ. Насколько я помню.

ЛЮЧИЯ. Я влюблялась. В музыканта, которого звали Эмиль. Он был нормальным парнем, но, похоже, ему больше хотелось переспать с дочерью знаменитого мистера Джойса, а не со мной лично. У вас не было таких фантазий?

БЕККЕТ. Насчет музыкантов?

ЛЮЧИЯ. Насчет того, чтобы переспать с дочерью знаменитого мистера Джойса.

БЕККЕТ. Думаю, джентльмен не фантазирует о половых отношениях с дочерью своего друга.

ЛЮЧИЯ. Высокопарно, знаете ли. Не знала я, что вы – джентльмен, мистер Беккет. Одеваетесь вы точно не как джентльмен. Знаете, что мне нужно?

БЕККЕТ. Чтобы вас оставили одну?

ЛЮЧИЯ. Нет, меня и так слишком часто оставляют одну. Нет, мистер Беккет, мне нужна толика половых отношений.

БЕККЕТ. Простите?

ЛЮЧИЯ. Совокупление. Мне нужно совокупление. Я просто жажду совокупления. А вы?

БЕККЕТ. Нет.

ЛЮЧИЯ. Это означает, что в настоящее время вы ни с кем не совокупляетесь.

БЕККЕТ. В данную минуту – нет.

ЛЮЧИЯ. Но в недавнее время совокуплялись?

БЕККЕТ. Лючия, джентльмен…

ЛЮЧИЯ. Не нужен мне джентльмен, мистер Беккет. Мне нужен мужчина, который сдернет с меня трусики как следует выдерет.

БЕККЕТ. Понимаю.

ЛЮЧИЯ. Так вы совокуплялись с кем-то из моих знакомых?

БЕККЕТ (смотрит на запястье левой руки). Ой, как поздно!

ЛЮЧИЯ. У вас нет часов.

БЕККЕТ. Вы правы, но я услышал крик петуха. (Встает).

ЛЮЧИЯ. Петухи не кукарекают в полдень.

БЕККЕТ. Этот прокукарекал.

ЛЮЧИЯ. Я ничего не слышала.

БЕККЕТ. Может, у вас что-то с ушами. В любом случае, я должен быть в другом месте. (Направляется к двери).

ЛЮЧИЯ (вскакивает и загораживает ему дорогу). И где вы должны быть?

БЕККЕТ. Не здесь.

ЛЮЧИЯ. Да ладно, просто скажите мне, которая из парижских окололитературных львиц раздвинула свои надушенные ноги, чтобы радушно принять унылого ирландца. Я надеюсь, в бордели вы не ходите.

БЕККЕТ. Лючия, а если ваш отец услышит, что мы тут говорим?

ЛЮЧИЯ. Он, вероятно, слышит. Стоит по другую сторону стены, приложив к уху фужер для шампанского. Обожает подслушивать чужие разговоры. И все идут в его книгу. Он, кстати, побывал во множестве борделей. Или вы не читали «Улисса»? Не думаю, что он бывает там сейчас, но определенно поглядывает на особенно симпатичных молодых поклонниц. Вы представляли меня обнаженной, так? Представляли? Почему не отвечаете?

БЕККЕТ. Я пытаюсь сообразить, как именно должен ответить джентльмен на такой вопрос. Я уверен, это коварный вопрос. Любой ответ так или иначе оскорбит даму, но я пришел к выводу, что подозрения ваши правильные. Я – не джентльмен, я – ирландец.

ЛЮЧИЯ. То есть ответ означает «да»?

БЕККЕТ. Ответ означает, что мне нужно выпить. Прошу меня извинить. (Протискивается мимо нее и исчезает за дверью).

ЛЮЧИЯ. Ну разве он не душка! Обожаю застенчивых мужчин. Во всяком случае, отчасти.

НОРА (входит). Это мистер Беккет пробежал мимо меня в коридоре?

ЛЮЧИЯ. Скорее да, чем нет.

НОРА. Никогда не видела его таким шустрым. Собственно, никогда не видела, чтобы он вообще двигался. А тут просто летел. Что ты ему сделала? Засунула селедку в штаны?

ЛЮЧИЯ. Я устала.

НОРА. Должна отметить, никогда он мне не нравился. Именно такие поздним вечером крадутся по парку, насвистывая оперные мелодии и с ножом за пазухой.

ЛЮЧИЯ. Я надеюсь, ты полюбишь его мама, потому что он – мое будущее.

НОРА. Не думаю я, что этот мужчина – чье-то будущее, Лючия. И очень сомневаюсь, что он – чье-то прошлое.

ЛЮЧИЯ. Ох, мама, он потрясающий. Второго такого в мире нет. Перспективы у него удивительные.