Цитаты из книги «Воденников в прозе. Лучшие эссе»

Смешно смотреть на приятеля, когда говоришь ему без сексуального подтекста, что он красив. Сначала он пугается, смущается, думает, что тебе нужны его деньги. Садится на кошелек, говорит, что дома его забыл. Но когда понимает, что никакого сексуального подтекста нет и деньги его дурацкие не нужны (ну, может, только чуть-чуть!), то раскрывается и расцветает.

Мальчику что принято говорить с пятилетнего возраста? Что он сильный и умный. Что он должен защищать девочек и слушаться маму. Что он сейчас получит по попе, если не уберет свои игрушки. Что вот он уже получил по попе и скоро получит еще.

В тяжелую летнюю пору, когда грозы часты, занавеска как умерла и дышать почти нечем, влюбленные, недавно ставшие любовниками, смотрят друг на друга и не могут никак наглядеться

Поговорим, как сильфида с сильфидой. А именно – о Пушкине.

Когда по интернету прокатилась волна сообщений о запрещении кружевного белья, все девушки очень перенервничали. И некоторые юноши.

Кто-нибудь когда-нибудь придет и оправдает нас. Каждый шаг – в поздней оценке. Но мы-то знаем: мы не герои, не трагические гарпии. Мы жалкие маленькие существа, которые хотят уснуть на зеленой ладони нашего Бога и никогда не увидеть истинную нашу суть.

Но нас интересует не это. Нас интересует то, что в этом стихотворении действительно есть смирение. Похожее на усталость, но от этого смирение не перестает быть смирением.

Недавно я жил семь дней в питерском «Англетере». В том самом, где кончил жизнь самоубийством певец Черного человека и хулиган, любивший женщину сорока с лишним лет. Он тоже разыгрывал вначале карту дурачка. Говорил «окая», голосом, «каким заговорило бы, должно быть, ожившее лампадное масло». Носил опереточные сапоги. Потом имидж поменял. Хулиганил, пил. Потом повесился.

Вибриссы – это такие длинные жесткие волосы у кошечек и собачек, которые помогают им ориентироваться в пространстве.)

Очевидный бог был милостив к моей любимой поэтессе (да, я люблю Ахмадулину больше Ахматовой, Цветаевой и Марии Петровых, есть в ней какое-то мужское доверие к миру, пробивающееся через все приписанное ей квазижеманство и манерность: в Ахмадулиной вообще сильна прививка обэриутов), и прощал ей многое.