Цитаты из книг автора «Дмитрий Воденников»

все, что по-русски, на порядок злее, безумнее, агрессивнее, чем на иврите, например».

Самый главный смысл, который родина извлекла, когда уже ушли рижане, эстонцы, грузины, украинцы и даже белорусы, – что ей на самом деле никто не нужен.

А в том, что Ахматова умела быть родиной, а мужчина Зощенко – нет. Попытался доказать.

на темы актуальные оказалось писать не так интересно, как самому находить сюжет, который потом начинает существовать рядом.

Мне очень нравится эта идея. Я за то, чтоб отказаться от надежды. Да-да. От-ка-зать-ся от на-деж-ды. (Скажу по слогам.) За то, чтоб отказаться от любви. Отказаться от молодости. Потому что это ощущение, что ты еще молодой, сбивает тебе оптику. Не дает стать мудрым. В этом смысле мне нравится безапелляционность моей жестокой собачки. Недавно ее стерилизовали (было подозрение, что что-то не так с ее женскими делами, боялись потенциальной

К слову сказать, страх старости – это вообще одна из основных мук человечества. На этом, как вы знаете, добрая половина русских сказок построена. Послал царь Иванушку за молодильными яблоками, велел другой царь – по наущению шамаханской царицы – поставить в государственном дворе три котла: один с ледяной водой, другой с кипятком, третий с молоком – да и сварился заживо. Не знаю, как там с царями, а для нас это проблема первостепенной важности. Дело в том, что мы перестали взрослеть. Даже в самых жестоких игрищах (типа войны и взаимной ненависти) мы ведем себя как дети. А уж во всем остальном и подавно. Стареть неприлично. Стареть постыдно. Стареть невыгодно. Вот что говорит нам окружающий нас мир. И это с его стороны глупо. Ведь старость – это вершина

прислушиваюсь), но куда ни тыркнешься – нет ни одной социальной, политической, геополитической группы, ни одного жизненного метода, который хотелось бы уважать. Ни одного человека. А вот любить – хотелось.

Я отлично все понимаю: что своеволие – это тупик, что своеволие – это не свобода… Но так уж сложилась сегодняшняя жизнь (а может, она вообще так сложена? как паршивая поленница?), что ни с одним человеком не хочется солидаризироваться. Ни с К. М., ни с N. N., ни с М. А.

Есть две вещи на этом свете, которые сейчас занимают меня больше всего. Это смерть (как к ней подготовиться внутренне). И ненависть. Которой сейчас вокруг так много, что кажется, будто горят где-то символические торфяники, как это было несколько лет назад в Москве, когда мы все сидели в сплошном дыму. Со смертью – все понятно. Ее, как известно, нет. Но не в том религиозном смысле, который, мне кажется, является уловкой и заблуждением. А в самом простом. Очевидном. Который шепчет тебе, что либо есть ты, и тогда она, смерть, отсутствует, либо победила она, но ты об этом уже никогда не узнаешь. Недавно я это увидел так ясно, как бывает только в полусне, на тонкой грани между провалом в беспамятство и еще отслеживающим себя сознанием. Я жил несколько дней в домике под Рязанью и вот однажды вечером ощутил это новое знание как мыслительную вспышку

Даже в самых жестоких игрищах (типа войны и взаимной ненависти) мы ведем себя как дети. А уж во всем остальном и подавно. Стареть неприлично. Стареть постыдно. Стареть невыгодно. Вот что говорит нам окружающий нас мир. И это с его стороны глупо. Ведь старость – это вершина жизни. Твой личный Эверест. Ты больше не молодишься, не ищешь любви, ты вдруг понимаешь, что есть на земле дела поважнее. И просто сидишь с палочкой у подъезда и обзываешь всех проститутками.