Подснежники для Тоси.

Сентябрьское утро было не по-осеннему ясное и солнечное.

Всё же хороша и отрадна жизнь на этой голубой планетке. Особенно, если можешь заработать на неё самое изощрённое, извращённое бумажно-металлическое человеческое изобретение – деньги, пусть скромные, но на пищу телесную для двух брутальных обжор в лице здорового человека и не менее здоровенной усатой головушки белого кота, достаточные. И необходимость этих чёртовых бумажек, без коих и ни туды, и ни сюды, вынуждены признавать все человеки, народы, сословия, партии, заокеанские и наши, местные «медведи», «единые» и «справедливые», «белые» и «красные», «голубые» и «зелёные», «толерантные» и «радужные».

Мысли Димана, далёкого от всего этого животного цветного калейдоскопа, были по-природному радужны и светлы, под стать утру, которое он встретил в одиночестве, сам с собой. Бывает, что надо побыть одному, сам на сам, так сказать. Это вовсе нетрудно, даже легко. Ведь когда сам себе надоешь, можно просто игнорировать этого самого себя, а то и вообще послать куда подальше, и не обидно будет нисколько. К тому же от себя далеко не уйдешь. И опять-таки, как мужчине-холостяку, в полном расцвете сил, не светиться, если день неспешно начинается с контрастного душа, блюдца с салатом оливье, без намёка на колбасу, с зеленью, бутерброда с той же зеленью, дольками помидорки, огурчика, полоски нежного сыра, душистого крепкого чая с лимончиком?

Вкусив все эти творения своих рук, Дима от души откинулся в кресле и непатриотично закурил сигарету от «дяди Сема». Счастливчик, столь же холостой, съев свою порцию русской сметаны и заморского мясного рагу, запрыгнув к другу на колени, стал смачно и деловито умываться.

– Что, братишка мой чернохвостый, каковы на сегодня наши планы? Ты не забыл, что у твоей любимой, доброй и хлебосольной Тоси сегодня день рождения? Только не спрашивай, сколько ей исполняется лет, ты ведь усатый мужик, джентльмен, а потому не будь бестактным и не вздумай просить добавку. К тому же подумай обо мне: девять с лишним кило белого счастья в сумке таскать не очень-то просто, так что имей совесть.

Время до обеда пролетело со световой скоростью. Дима успел лишь пару часов посидеть над своими сказками Оранжевого леса для детей, про пушистика-ёжику и её друга дракошу. Пропылесосил палас; нажатием кнопки попросил стиральную машинку приготовить постельное бельё к ночи; и, главное, помыл кота, уж больно от того пахло сырой землёй с кладбища. Язык для котов, конечно, что для турок баня-хаммам, но помывка гелем раз в неделю для Счастливчика – обязаловка, как баня для солдат-срочников. А потому несчастное Счастье принимало этот ритуал хоть и насуплено, но беспрекословно, безмолвно и, что скрывать, обречённо, при том что гель для котов закончился и заменён был мужским шампунем от перхоти.

К половине первого белый котище, перевязанный опять же белым бантом, уже сидел в сумке и угрюмо ждал своего человеческого брата.

Вызвав такси, Дима первым делом заехал в цветочный магазин и взял уже заранее заказанный горшочек с подснежниками. Затем, помня о маленькой мечте Тоси, зашёл в антикварную лавку, где недавно случайно наткнулся на эту мечту, и, не торгуясь со стареньким весёлым армянином барыгой-антикваром, купил её – маленький, но изумительно солнечный и сочный янтарный браслетик.

Квартира Азриленко приняла его радушно распахнутой дверью, ароматом домашних блюд и сиянием Тосиных глаз, которые ещё больше озарились при виде жёлтой мечты с лёгким ароматом горных нежных цветов. Белоснежный чернохвост с белым бантом, источающий амбре димановского мужского шампуня против перхоти, недовольный и оттого вдвойне независимый, вошёл сам по себе, без поздравлений и сразу же направился на кухню.

В еврейской квартире запахло большой несерьёзностью, Диманами и Счастливчиками. Единственное серьёзное создание в лице именинницы и юбилярши умело руководило сервировкой стола. Изя, в белом фартуке, с изяществом лучшего гарсона в мире (ещё бы, когда рядом на кухне руководит мастер-шеф, королева Тося!) заполнял стол таким обилием блюд, что их хватило бы и на самую бессовестную президентскую чету. Но это были Азриленко, и любили они больше всего на свете своего озорного сыночка Илюшку, несуетливого и надёжного добряка Димана, ну и, конечно, его белое обжористое Счастье, безжалостно «закованное» хозяином в белый бант. Правда, Тося не выдержала такое издевательство и освободила любимого котёнка от этих белых «оков», чему тот несказанно был рад и благодарен. Диму, Илью и кота к столу не подпустили до тех пор, пока тот не прогнулся под тяжестью ошалело пахнувших блюд. Изя, выполнив миссию домашнего официанта, в конце концов, сел на диван вместе с недопущенными к накрытию стола, чтобы так же, как они, усиленно глотать слюни и преданно ждать хозяйку торжества. Слюней было проглочено много, прежде, чем она, изящная и царственная, бережно неся свой восьмимесячный беременный живот, появилась с огромным тортом, уставленным тридцатью горящими свечами, в тушении которых не принимал участия только кот, так как именно он уже усердно поздравлял именинницу поеданием первой порции своего праздничного меню. Все остальные дружно встали и без американского, «мерлинмонроновского» предыханного акцента, но с чувством пропели:

– С днём рожденья тебя!

С днём рожденья тебя!

С днём рождения, Солнце наше!

Мы все любим тебя!

– Спасибо мои безалаберные, но чудные и обожаемые мужчины! Что бы я без вас делала? Без милых шалостей и фокусов моего Илюшки. Без бездонной любви и сократовской головы моего послушного, но своенравного Изи Львовича. Без непредсказуемости, несерьёзности, но надёжности бродяги-Димана, без преданности и обжорства его наглого белого Счастья. Ещё раз говорю, что безмерно люблю и обожаю всех вас! Мне с вами тепло, уютно и светло, тем более с подснежниками и этим лучезарным янтарным браслетиком! Про подарки своих мужчин пока умолчу, но потом покажу тебе, Дим. Спасибо, что вы есть у меня!

Если бы после ужина президентской семьи их пресс-аташе дал итоговый комментарий, то он мог звучать так: «Присутствующие по достоинству высоко оценили кулинарные и организаторские способности хозяйки, и наполненные чувством глубокого удовлетворения и восторга выразили свою признательность и искренние поздравления под продолжительные аплодисменты». Но за нашим столом царили отнюдь не засушливо помпезное настроение, а искренние смех, веселье, лёгкая незатейливая беседа и, безусловно, наиотменнейший аппетит. После такой неспешной трапезы мужчины, сытые, умиротворённые и ленивые, вышли на балкон перекурить. Осеннее солнце было мягким и приятным, естественно, оно тоже поздравляло своими светлыми, пушистыми лучами Тосю.

– Изя, ты что-нибудь рассказал своей единственной о кладбищенской разборке?

– Я что, по-твоему, спятил?! Во-первых, в её положении такие изуверские, кошмарные подробности, наверняка, спровоцируют преждевременные роды. Во-вторых, ты знаешь сам, я свою солнечную вообще никогда не гружу никакими проблемами, ей с нами и без того забот хватает. Ну и, в-третьих, если бы я поведал о том, что произошло ночью на кладбище, наша творческая похоронная карьера с сего момента была бы безвозвратно пресечена. Хотя понятно, что, лишившись надгробного бизнеса, мы с голоду не умрём…

– Да, мне хватает гонораров от питерского издательства за цикл сказок Оранжевого леса про ёжику, хоть и не в тумане, но зато с пушистиками; из Москвы от ещё одного издательства есть хорошие предложения. Спортивный клуб неплохо кормит. Кстати, я подкупил новые современные тренажёры, друзья-спортсмены проездом из Тибета подкинули несколько отличных боксёрских мешков за символическую цену, так что от желающих подкачаться, укрепить пресс и сбросить лишние килограммы, отбоя нет. А главное, хорошего инструктора нашёл, точнее, инструкторшу, – поддержал оптимизм друга Дима.

– Кто бы сомневался, что твоя новая инструкторша – силовая секси, – по-доброму сыронизировал Изя, зная о любви Димана к свободным женщинам и столь же свободным с ними отношениям.

Но тот неожиданно ответил серьёзно:

– Нет, братан, ничего личного. Девушка – настоящая профи своего дела, причём как по физподготовке, так и по психологической работе с клиентами. К тому же, действительно, стала лицом зала. Чем не реклама, чем не фишка?

– Так ты и сам вроде как неплохо привлекал немало дам, бизнес-вумен своей харизмой и фишкой, – съёрничал очкастый друг.

Шутка про «харизмы» и «фишки» не сбила Диму с несвойственной ему серьёзной тональности.

– Знаешь, мой друг, прожив чуть более возраста Христа, бродя полтора десятка лет пусть и не спешно, но как-то бесцельно по лабиринтам женских душ и тел, я не только ничего не нашёл, но всё более чувствую пустоту. Не хочу заниматься самобичеванием, но всё чаще задаюсь вопросом: а что я сам даю этим милым созданиям?

– Насколько я знаю, ты никогда никому ничего не обещаешь. Замужние дамы для тебя табу…

– Да не в этом дело. Я чувствую себя пассажиром, может, трамвая, может, звездолёта, но бессмысленно шатающимся по каким-то странным чужим пространствам и территориям… – Дима резко прервал свой умопомрачительный монолог о лабиринтах и трамваях и, взяв друга за плечо, тихо произнёс:

– Я встретил, нашёл её…

Изя не перебивал его, но снял очки. И Дмитрий рассказал ему о ночной встрече на мосту, о неземной зеленоглазой львице с пшеничными волосами, её попытке сигануть в ледянущую воду, о мрачном спутнике в чёрном пальто и шляпе, похожем на мясника, что безжалостно рубил головы и ноги на кладбище минувшей ночью, его зловещем «чтоб ты сдох» и брошенном странном безгласном термине «члвк».

– Я всё время думаю о ней. Её глаза, запах пшеничных волос, её голос и сейчас здесь, рядом…

– Но ты не знаешь, кто она, где она, где искать её. Ты даже не знаешь её имени.

– Незнакомка сказала, что будет ждать меня. И ещё, что я понравлюсь пантерам…

– Каким пантерам?

– Не знаю.

– А может, она работает в цирке дрессировщицей или раздатчицей мяса? Может, сестра братьев Запашных? Ты смотри, осторожней, понравишься хищницам, слопают. Впрочем, может, и не слопают, от тебя Счастливчиком за версту несёт, котяры котяр, небось, не едят, – прошутковал очкастый друган.

Дима вспомнил одну из последних фраз зеленоглазой, оставленную в ночи, про роль ангела-хранителя, которая предназначена не ему, а другу. Выходит, Изе?.. Но говорить об этом очкастому брату он не стал.

– Ты, кстати, куда меч дел?

– Как пришёл, под диван в зале сунул.

– За твоё вчерашнее поведение ночью на кладбище объявляю выговор со строгачом. В следующий раз, когда какой-нибудь придурок начнёт рубить мечами, секирами ноги, руки и головы, будь добр реагировать адекватнее, а это, значит, сматываемся. Не фиг разыгрывать из себя Шерлока Холмса, да и я на доктора Ватсона не похож.

– Прости, Изюха. Но ты же знаешь, меня иногда накрывает; когда какое-либо бычьё начинает тыкать пушками в лобешник, так и хочется посмотреть внутрь ствола – а чтой-то, ктой-то там прячется? Нет, конечно, потом страх приходит, но уже дома, под одеялом, но под ним, родимым, как в детстве, нестрашно, – Диман был сытый и комфортно пьяненький, потому и нёс после попытки серьёзных словосплетений лёгкий вздор.

– Ну-ка, мужчины, хватит дымить, быстро в зал. Смотри, как уединились. Мало вам кладбища, даже по ночам там памятники ворочаете. Ты, Дима, в последнее время на погосте бываешь чаще, чем в своём спортзале, без которого, как я помню, раньше и дня не мог прожить, с нуля лепил и обустраивал его…

– Я и сейчас дышу и живу спортивным потом и громыханием железа. Но сегодня у меня есть люди, которые следят за порядком в спорткомплексе. Тамерлан надёжен, как скала, рулит чётко и грамотно. Изя без труда решает все юридические и коммерческие моменты. Так что клуб в надёжных руках. А кладбище, так оно просто для души и покоя…

– Да уж, там, где покойники, покоя хватает. Ты бы лучше женился для души и для тела и детишек наделал для дела. Тогда и по кладбищам не было б времени шарахаться. Я вам когда-нибудь прикрою это надгробное хобби для души, вашу шарашкину контору! В зал бегом, властители душ и надгробий!

Ослушаться царицу Тосю, было смерти подобно.

Чего только не происходило в квартире Азриленко в этот праздничный удивительный вечер. Были номера под гитару Изи и димановский вокал с хрипотцой, были танцы с участием белого Счастья, были миниатюры из загробной жизни, показанные мужчинами, опять-таки котище был в главной роли; он к тому времени совсем отрубился и не реагировал ни на какие выкрутасы и издевательства над его сытым, осоловевшим телом. Литавры, фанфары, кастрюли, всё звучало во славу милой, щедрой, терпеливой Тоси. В конце концов, сели играть в семейные угадайки и лото. Измученный и ошалевший Счастливчик, игнорируя ноги Димана, величаво прошествовал в сторону Тоси и, сделав ей одолжение, милостиво запрыгнул на колени.