ГЛАВА 3
«Свобода, свобода – так много, так мало…»

Я был освобожден прямо в зале суда, дело закрыли, сняв с меня все обвинения. Юра, вопреки Мишаниным лжепророческим шуткам, языком не треплет. Во время заседания меня успокаивал его холодно-отстраненный и, как всегда, уверенный в себе вид: роговая оправа очков без диоптрий, надетых для образа; идеально сидящий костюм сизого цвета; модный узкий галстук. Воплощенный профессионализм. Лара сидела в первом ряду – ухоженная, в синем брючном костюме, который ей очень шел, она периодически перегибалась к месту адвоката и что-то шептала Юре на ухо, откидывая волосы таким знакомым мне жестом… В тюрьме я недоумевал и даже злился, почему она приходила на разрешенные свидания редко, но, только увидев ее, разволновался как мальчишка… Казалось, даже из клетки почувствовал знакомый аромат J’adore! Несмотря на спокойную позу, в которой Лара сидела на протяжении всего заседания, она прослезилась при оглашении решения суда – наверно, очень переживала. Когда я подошел, жена дала себя обнять, склонив голову мне на плечо, а я испытывал все ощущения с невероятной резкостью: запах духов Лары, гладкость ее длинных темных волос под рукой, шум голосов выходящих людей… Свобода!

– Ты весь прокурен, не прижимай меня так сильно, а то и я провоняю. Запах ужасный! Давай дома.

– Господи, Лара! Умничка! Если бы не ты, продолжал бы сидеть и дальше.

– Поздравляю вас обоих! Лариса действительно молодец, – подхватил незаметно подошедший Юра. – Все-таки решилась продать недвижимость, записанную на нее, и закрыла твои долги по налогам. Все четко сделала.

– Видишь? Цени меня! Ты никогда не замечаешь, какая я у тебя хорошая.

– Лара, тюрьма заставила меня прозреть.

– Егор, ты не изменился! – то ли досадливо, то ли шутливо оттолкнула она меня. – Идем?

– Я не шучу. Люблю тебя. Наговоримся еще, ты подожди в машине, я Юре скажу по делу пару слов.

– Ну какие дела у близких людей? Юра, поедем к нам, выпьем все вместе? – Лариса прямо сверкнула глазами на нас обоих, но друг, конечно, отказался, понимая меня: первый день «разрешения столь долгого поста».

Лариса многообещающе провела рукой по моей груди и ушла. Я бы, конечно, ни на минуту не задержался в душном коридоре суда, но Джаза надо было выручать. Сидя на порванной, еще совдеповской скамье, я немедля начал:

– Помнишь Ромку? Ну он меня еще на льдинах в школе спас? Дружили-то все?

– А-а-а-а, этого? Героя? – поморщился Юра.

– Ну да. Так он и правда молодец. Тусили всем классом, а мы с тобой к нему еще ходили пластинки слушать… Так вот он сейчас со мной в камере был.

И я коротко описал ситуацию с Ромкой, попросив сделать все, что было в силах адвоката.

– Выходит, дело срочное. Ну ладно, придется постараться, что ж поделать, – похоже, Юра растерялся, не знал, что ответить, но отказать мне не решился.

– Юр, помоги, мы же росли вместе. Деньги найду, производство ведь у меня скоро опять заработает. – Я и раньше был уверен в адвокатских талантах Юры, а теперь доверял ему на все сто: любые ресурсы подключит и задачу выполнит.

– Понятно. Наведу справки, завтра после обеда дам знать.

Спускаясь вниз, я столкнулся на узкой лестнице с отцом Василием – нашим тюремным священником. Его было трудно не заметить, и не только из-за рясы, – благодаря огненно-рыжему цвету волос и плотной комплекции. Они давали поводы зэкам над ним подтрунивать, сравнивая то с агитками-карикатурами на «попов», то с пушкинским «толоконным лбом». Но батюшке шутки даже помогали: обезоруживающая улыбка и самоотверженность хорошего слушателя были известны кающимся в СИЗО.

– Егор, вас освободили! Невиновен! Слава Богу!

– Да, отче, спаси Господи за молитвы. Рад невероятно!

Он забавно сдвинул рыжеватые брови и погрозил мне пальцем:

– Храм не забывай! Бога не забывай!

– Да ну что вы, я так привык к духовной литературе. К молитве. Не забуду.

Отец Василий посерьезнел:

– Я тут по благословению владыки уже пять лет. Раскаиваются почти все, когда одиноко в тюрьме, когда чувство несправедливости гложет. А выйдут – пропадают, забывают Бога.

– Я в храм хожу. Ритм духовной жизни сохраню, я уверен. И читать буду.

– Не пропадай, Егор. У тебя и бизнес, и дайвинг – закрутит в делах и в отдыхе… Буду молиться, чтобы твой ангел-хранитель оберегал. Чтобы человек рядом был направляющий. Супруга, может… Не пропадай!

Да, супругу меньше всего можно было принять за ангела-хранителя: Лару духовная жизнь пока не интересовала, она и венчаться не захотела. Ну… начнем что-то заново!

Я сел на пассажирское сидение спасенного общими усилиями в числе другого имущества родного «ауди» и наконец позволил себе расслабиться, закрыв глаза и на минуту притянув к плечу Ларису. В шорохе радиостанции проскользнули такие созвучные мне сейчас строчки: «Свобода, свобода – как много, как мало!.. Ты нам рассказала, какого мы рода…»

– Лара, давай заедем в дайвинг-центр на пять минут? Хочу посмотреть хоть на воду в бассейне, не могу без воды жить, – настроение еще больше поднялось в предвкушении встречи с дорогими сердцу делом и местом. Но больше всего я хотел увидеться со своими ребятами: молодыми учениками и коллегами.

– Господи, Егор! Тебе твой клуб этот дороже дома родного! Едем домой, никуда заезжать мы не будем, – Лариса, тронув машину с места, так настойчиво это произнесла, что я не стал сопротивляться.

Дома я выкинул всю одежду, которой пользовался в тюрьме. После получаса в душе, где пытался соскрести даже не грязь, а въевшийся в кожу отвратительный запах, я понял, что за вонь имела в виду Лара. И это было не только курево, а все запахи, вкусы и звуки тюрьмы. Долой рабство! Зато за два месяца на баланде я похудел на восемь килограммов – ни на какой физподготовке, ни на каком экстриме я не мог бы так подтянуться.

Чувствуя себя мужчиной мечты, зашел на кухню в полотенце вокруг бедер. На накрытом столе ярко горели свечи и ждала бутылочка любимого красного сухого вина, а Лара… в одном фартуке… Поесть мы сели только через час. Ничего вкуснее этого зеленого салата (непрерывная Ларина диета), жареной картошки с перепелами и кьянти я как будто в жизни не ел и не пил. От одного бокала меня сморило: я чертовски устал за этот невероятно длинный день…

ГЛАВА 4
«Значит, нету разлук Существует громадная встреча Значит, кто-то нас вдруг в темноте обнимает за плечи»

Звонок Юры застал меня в конторе на следующий день. Времени отдыхать дома не было, я с утра выдвинулся на свой завод. Дел за два месяца накопилось, а производство, наоборот, сократилось. Из-за ареста счетов невозможно было закупать комплектующие и, как следствие, продавать продукцию. Тем не менее оно было спасено благодаря одному моему однокурснику по университету, руководившему в свое время крупным газпромовским проектом. Лариса связалась с ним, и он принял участие в «антикризисном управлении», отправив в отпуск на время моего ареста персонал и заморозив производство. Конвейер еще стоял, но пыль накопиться не успела, упакованные светодиоды и все комплектующие на складе лежали наготове, «кадровичка» Таня уже бодро обзванивала рабочих. Оставалось много нерешенных проблем, в том числе поиск нового бухгалтера вместо нашей «звезды», которая отправила меня за решетку, так что Юру я пригласил пересечься вечером в кафе «Лучшие друзья». Два шага от кремля – сюда всегда удобно добираться. Не самое пафосное место в Туле, зато особенно любимое для круга моих друзей. Забравшись в дальний угол напротив декоративного камина, я снова отметил, как особенно вкусны стали привычные вещи: крупные фисташки и бокал пива.

– Итак, рассказываю, – Юра тоже пригубил холодного пива, ослабил неизменный узкий шелковый галстук и откинулся на стуле. Сделанный под необработанное дерево со структурой сучьев стул жалобно затрещал: так вальяжно на нем обычно разваливаются здешние лучшие друзья. – Романа, дружка нашего закадычного, обвиняют в продаже запрещенных препаратов в крупных размерах. Статья серьезная. Но, по существу, он просто аферист. Хотел заработать, пытаясь продать толченый мел под видом кокаина. Полиция проводила рейд, его забрали. В протоколе стали отмечать, что «неизвестный порошок» отправляют на экспертизу. Он на понтах и говорит, мол, ничего не найдете, это просто мел. «Ах, мел? Значит, будет не мел».

– Вот бестолочь!

– И не говори. Вот как он был в школе раздолбаем, так и остался! Дело пока у следствия, в суд еще не передали. Есть шанс договориться. Но с улицы такие вещи предлагать нельзя. Егор, а оно тебе надо вообще, спасать его? – резко сменил курс повествования Юрий.

– Надо, Юра, надо! Он мне тоже когда-то жизнь спас! Да и дело не в этом, просто он наш друг детства, и мы должны ему помочь. Ведь «мальчишеское братство неразменно», – я обвел рукой фотографии, висящие на стенах.

Кафе-то с историей: владеет им мой друг Алексей, и стены увешаны фотографиями из путешествий и «экстримов» всех знакомых Лёши, в том числе нашей компании. Вот мы на снегоходах пролетаем по горам в Хибинах Мурманской области; вот в Зёльдене в Австрии на горных лыжах катаемся; вот празднуем Новый год около майны^[30] в одних трусах, с ластами и праздничной мишурой. Моя любимая фотка: у входа в баню смеются десять человек, половина – явно нерусские. Это мы на Баренцевом море заехали на базу вместе с немцами (какая нелегкая их туда занесла?) и жили день вприглядку, а ночью из бани услышали, что они в своей – поют! На немецком! Тут нас разобрало, мы вчетвером подкрались к ним под окна и что есть сил заорали: «Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой!» Ух, как они выскочили, прикрываясь полотенчиками и в ужасе озираясь!

Фотка с Юрой тоже есть, хотя обычно мы гудели с Володей, Сашей и Вадиком – как четыре мушкетера – и с нашими семьями. Юрку я только однажды попытался вытащить в поход на снегоходах. Но в отеле он «почувствовал температуру» и остался «лечиться в сауне»; вернувшись в отель, мы нашли его, только не в бане, а в баре – с двумя девчонками и без единого признака простуды.

– Юр, времени не много, но я очень на тебя рассчитываю!

– Конечно, – он усмехнулся. – Любой каприз за ваши деньги… – прозвучало утвердительно, но я почувствовал в этом какое-то сожаление. Старая шутка про старые истории.

С Юрой мы пересекались или в офисе по делу (не дай Бог!), или в неплохих ресторанах на вечеринках. С детства он был примерным парнем – за исключением одной нашей общей с ним и с Ромкой «ледовой» истории; в школе – отличником, всегда спортивным и подтянутым. После снегоходов я решил не бросать Юрку, и через полгода позвал на дайвинг на Мальте. Там нужна была подстраховка, я впервые летел на Мальту и тамошних инструкторов как бадди не воспринимал. Вообще лететь планировали с Ларисой и еще парой знакомых; те внезапно отказались, мы с Ларой и Юрой отдыхали втроем. Ну как втроем – я нырял, они купались. Юра, имевший вроде сертификат по дайвингу с прошлого отпуска, «не смог себя заставить» пойти со мной к исторической статуе Христа под водой на сорока метрах. А ведь на Мальту только ради этого и поехали, зрелище трехметрового подводного Иисуса с воздетыми вверх руками уникально по своей красоте! Юра сказал, дескать, ему неприятно нырять к подводным объектам и вообще деньги он успел потратить на бронь в новый крутой фитнес-клуб. Я был не в обиде, но большой, именно настоящей дружбы у нас не сложилось. Однако в деловом плане Юра меня не подводил, не подвел и в тот самый, сложный момент с СИЗО.

Мы прощались, собираясь выходить из кафе, и у стойки, возле входа, вдруг столкнулись с моими «мушкетерами». Здоровяк Володя, в свои тридцать шесть с сединой на висках, – владелец сети автосервисов; спокойный Саша, мой одногодка – в мамином свитере и всегда с женой, менеджер банка; «старшина» – чернявый невысокий Вадик, работающий вахтовым методом ради возможности почаще ходить в походы. Твою не скажу, я ж забыл, что сегодня пятница!

– Наро-о-од! Это ж наш пропащий д’Артаньян! – взревел Володя, он же Портос. Остальные принялись жать мне руки и наперебой поздравлять с выходом на волю. Хотелось бы верить, что поздравления были искренними.

Мы вернулись в зал кафе, а оттуда – во внутренний дворик. Рассказ про СИЗО не занял много времени: я не хотел грузить ребят своими эмоциями и проблемами, которые уже были решены. Пятница – день нашего традиционного турнира по настольному теннису, но сегодня у меня не было сил как следует отыграться за упущенные недели. Стол стоит во дворе «Лучших друзей». Именно его наличие вместе с домашней обстановкой и фотографиями друзей привлекают сюда всех «своих». На фотках здесь – значительная часть местных любителей активного отдыха, и все ведут сюда друзей, как к себе домой…

Пока я общался с ребятами, Юра исчез. Он, конечно, в компанию так и не влился, но мог бы пообщаться хотя бы для приличия. Увидев, что я озираюсь, Володя сказал, что «Юрцу надо было бежать». Похоже, мой адвокат пообщался избирательно – только с самым «статусным». Ну что его ругать: мне помог, Джазу поможет – а так-то с ним не детей крестить.

Поиграв с ребятами несколько сетов и не блеснув умениями из-за усталости (и из-за «перерыва» на СИЗО, конечно), немного расстроенный, я отправился домой. Надо купить Ларе букет в честь встречи – вчера было не до этого, а сегодня «душа просила». Выйдя из кафе с ярко светящейся, когда-то сделанной мною на заводе вывеской «ЛУЧШИЕ ДРУЗЬЯ», на такси я доехал до цветочного рынка на улице Луначарского. Уже перед входом одного из павильонов заметил девушку в забавном ярком сарафане с широкой юбкой, как моя мама носила в семидесятых. Ждет кого-то у цветочного? Нет, у нее в руках оказался лист бумаги с напечатанной крупным шрифтом надписью: «На реабилитацию инвалидов. «Руки помощи»».

По инерции прошел мимо, зашел в магазин. Бестолково и непрофессионально, подумал я. Кто же просит милостыню в таких местах, где и народа-то немного, просила бы у торгового центра, что ли.

Я часто помогаю людям, но по делу; просто так на улице непонятно кому не подаю. Правда, в моей душе был праздник, захотелось сделать что-то необычное.

– Двадцать семь роз. И отдельно еще одну.

Красивый жест для моей красивой женщины, а как же! С букетом и одинокой розой я подошел к девушке в синем, как будто светящейся в свете фонарей. В последний момент почему-то застыдился цветов и опустил их вниз.

– Здравствуйте, можно вопрос? Если честно ответите, дам тысячу «на реабилитацию».

– Да, конечно. – Девушка подняла спокойные глаза неопределенного цвета, которые пытливо меня изучали. На лоб непослушно выбивалась прядь русых волос. А картинка красивая, даже романтичная, как в советском кино.

Я смутился, но хотел, напротив, спровоцировать на реализм. В голове сидела заранее сформулированная фраза:

– Почему вы здесь стоите, вам это оплачивают?

– И да и нет. Я работаю и волонтерствую в реабилитационном центре, а собираю здесь деньги по своей инициативе. Люблю цветы, вот и выбрала это место.

– То есть я деньги положу, а они вам на зарплату пойдут? Это нормально?

– Благотворительность – это и подопечные, и сотрудники, которые несут за них ответственность и работают так же, как все, – сорок часов в неделю. Получаем меньше, верно. Я еще репетиторствую, например. А волонтерство – это бесплатная помощь сотрудников, и я что могу, то делаю, – стою здесь. Если не верите, приезжайте завтра, – она назвала адрес на окраине, – отдайте деньги в бухгалтерию. Только вы не приедете.

Я был заинтересован спокойным четким ответом и одновременно задет точной оценкой ситуации.

– Это еще почему?

– У таких, как вы, нет времени на добрые дела. Вы спешите и всегда пробегаете мимо.

Это было сказано без всякого укора, но ударило под дых. Я издал невнятный возглас и почувствовал, что растерялся. Вот я стою здесь в хороших итальянских мокасинах, привезенных из Милана, через пару кварталов у собственного дома припаркован мой джип, в руках держу шикарный букет алых роз – и пытаюсь пристыдить человека явно беднее меня. Девушку в старомодном платье – может, она бабушкино донашивает. Но зато действительно серьезно занимается добрым делом, тратит свое время на больных людей. Может, еще и безвозмездно, хотя сильно сомневаюсь. И название центра такое… доброе: «Руки помощи». А я, между прочим, в храм во дворе так и не зашел.

– Да, вы правы, я всегда раньше спешил, пока меня в тюрьму не посадили, вчера только освободился, – откровенно выпалил я, сам не понимая причин своей искренности.

– Ну хватит издеваться! Вы не похожи на зэка.

– А по-вашему, я должен быть в наколках и с золотыми зубами?

Девушка в свою очередь несколько секунд удивленно смотрела прямо мне в лицо:

– Нет, вы… более интеллигентны. Но при этом как будто сноб: рассказываете жизни монолог, а ее саму не слушаете. Извините за метафору, – она сделала движение, чтобы отойти. Я неловко схватил ее за рукав и вручил цветок, уместно или нет, не знаю:

– Вот. Это вам.

Она взяла – и ее лицо как будто расцвело умилением, а я полез в карман:

– И еще вот, за честный ответ, держу слово. – Я, конечно же, покраснел, но достал все наличные, надеясь, что в потемках незнакомка все-таки не разглядит моего смущения: – Вот, возьмите. Я действительно не доеду завтра до бухгалтерии.

Девушка взяла деньги и поклонилась в пояс, чем еще больше меня поразила.

– Спаси Господи. Дай вам Бог здоровья.

* * *

Дома я запланированно вручил Ларе букет, меня опять ждали красивый ужин и многообещающий взгляд. Свобода, вкус еды, чувство ценности повседневных вещей не ушли, но теперь меня мучила одна мысль.

– Котик, у тебя все в порядке? – Лара обычно называла меня зайчиком, когда хотела сгладить некую вину, и котиком, когда хотела о чем-то попросить, но сейчас в ее голосе сквозило искреннее участие.

– Ты тоже считаешь, что я жизни рассказываю монолог, а ее саму не слушаю? – невольно вырвалось у меня.

– О, какие фразы. Тюрьма-то меняет людей, – усмехнулась жена.

– В смысле, при чем здесь тюрьма? Считаешь или нет, я просто спросил.

– «Тоже считаешь», да? Знаешь, интересны две вещи. Первая: я тебе все годы нашей совместной жизни пытаюсь донести эту мысль, просто другими словами, – что тут непонятно? Так и есть! Ты отказывался меня понимать и теперь спрашиваешь, так ли я думаю. А вторая: кто эта «тоже»? – она говорила совершенно серьезно.

– Лариса… – я поморщился. – Не начинай. Я сутки как вышел на волю, а ты меня ревнуешь? Случайная девушка, помог, а она в ответ выдала, что у меня нет времени на добрые дела.

– Да у тебя ни на что нет времени, Тихонов! Только на себя есть. Эгоист, тебе лишь бы деньги и время спустить на свои «экстримы». Я тебе это уже сто лет в обед говорю – как об стену горох. А какая-то случайная девка сказала – и ты вдруг услышал! Кстати, так и знала, что это не друг какой тебе сказал, а баба!